— Блин, она вечно шарится где-то… — У секретарши? — Софья Николаевна?! — Блин, да беги уже, а то подохнет тут — потом скажут, что мы довели! — Очень смешно, дебил! Сердце колотилось где-то у виска, и от громких голосов будто надвое раскалывалась голова. С усилием выпрямившись, Соня подняла голову и посмотрела на всполошившийся класс. — Сели на место и заткнулись! Сейчас же! — сама от себя не ожидая, рявкнула она. Ребята застыли. Соня готова была поклясться, что услышала, как участился пульс и у них. Она испуганно закрыла лицо ладонью. Что? Что там на нем? Оно страшное? Она превратилась в монстра на глазах учеников? Пустота в животе снова разверзлась. Рука мелко задрожала, и Соня быстро опустила ее и сжала в кулак. Она хотела есть. Она очень сильно хотела есть. Сглотнув быстро наполнившую рот слюну, она оглядела притихших учеников и позволила себе совершенно вольную мысль: всегда бы так. — Я вернусь через несколько минут, — сказала она и медленно с прямой спиной пошла на выход, игнорируя треск в голове и ноющую боль в пустом желудке. — Пишите самостоятельную. До столовой она добралась так быстро, что непременно бы этому поразилась, если бы задумалась. Выглянувшая на нетерпеливый стук Маша удивленно вздернула брови. — Софья Николаевна? Что такое? — Пообещала в классе, что те двое ребят, кто напишет мне самостоятельную на отлично, получат по сосиске в тесте, — соврала она. — Окажешь услугу? Я занесу деньги на перемене. Маша фыркнула, но согласилась. — Только не увлекайся, — посоветовала она, протягивая ей завернутые в салфетку две ароматные сосиски. — Баловать этих оболтусов не стоит, а то без награды вообще перестанут что-либо делать. Соня кивнула, с излишней нетерпеливостью сжимая пальцы на салфетке с едой. — Конечно. Утолить свой голод она отправилась на лестницу. Во время уроков вероятность встретить там кого-то была очень низкой. Заодно, осознав только что произошедшее, Соня немного всплакнула от гнева и бессилия. Сосиски в тесте были бесподобными. Они тяжелым и долгожданным грузом опустились вниз по пищеводу к желудку. Но что если пустоте внутри требовалась не такая еда? Хотя какие уж тут размышления о всяких “что если”… Ясно же все было, как день за окном. Соня вернулась в класс позже обещанного, молча собрала листки и сухо попрощалась с учениками. Те ничего не спросили, вслух это не обсуждали — наговорились, должно быть, пока она отсутствовала — и вообще косились на нее с неопределенными выражениями лиц, когда покидали кабинет. — Это мы на вас так дурно повлияли? — спросил задержавшийся Миша Воронин. — Вам гнев не идет совсем. Соня устало моргнула и посмотрела на него. — Это я зубы отрастила, Воронин. Спасибо за совет. Он почему-то решил, что она шутит, поэтому, удовлетворившись ее ответом, расслабленно и с улыбкой бросил: — Не кусайтесь только, Софья Николаевна. — Как скажешь. Пока класс еще был пустым, она рассчитывала на то, что сможет немного успокоиться и упорядочить хаос в голове, но это было ни к чему. Там царила полная тишина — неожиданная и пугающая. — Take, took, taken (брать). Teach, taught, taught (обучать). Tear, tore, torn (разрывать)… Соня, не задумываясь, бормотала себе под нос неправильные глаголы и неотрывно и, по ее ощущениям, очень долго смотрела на коричневый линолеум с темными полосами от обуви, а затем, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, провела языком по зубам и с ужасом почувствовала, как рот наполняется кровью от пореза. Глава двенадцатая, в которой чай восстанавливает силы После длинной и полной нерадостных размышлений прогулки Соня не смогла пойти домой, где баба Валя непременно обвинила бы ее в беременности снова. Поэтому едва добежав до двухэтажки Тимура Андреевича, она проскочила мимо него на пороге и бросилась на поиски туалета. — Дверь слева, — подсказал тот и через минуту весело заметил откуда-то из-за спины: — А говорила, что не придешь больше. У Сони не было никаких сил испытывать смущение от его присутствия. Больше всего она была озабочена тем, чтобы успеть вовремя склониться к унитазу. На его пожелтевших от старости стенках вместе с содержимым желудка потекли кровавые разводы. К глазам подкатили слезы отчаяния. Соня дергалась в мучительных попытках опустошить организм, но то, что ее отравляло, покинуть тело не могло. Она даже не поняла в какой момент на ее плечи легла тряпка — очень широкая, так как ее хватило на то, чтобы обернуться вокруг тела несколько раз и защитить одежду от рвоты. — Почему меня всегда тошнит? — выдавила Соня, вытирая рот тряпкой и приваливаясь к стене. Ноги уже совсем не держали. Тимур Андреевич стоял в дверном проеме и смотрел на нее с раздражающим сочувствием, будто его вины в том, что происходило, совсем не было. Впрочем, черт его знал, может, он ее и правда не осознавал. Двести с лишним лет старику — сердце у него наверняка очерствело уже раз десять. — Потому что ты меняешься, я же говорил. А еще ты не принимаешь кровь. Значит, она все-таки была права… — Как я должна принять что-то настолько отвратительное? Тимур Андреевич постучал пальцем по виску. — Головой принять. А кровь вкусная. С совершенно неприличным звуком Соню вывернуло опять. Тимур Андреевич усмехнулся. — Чаечку налить? — Не хочу. — А я налью. Эдак ты все, что в теле есть, выблюешь. Он пропал из виду, но после того, как загремел чашками неподалеку, продолжил говорить как ни в чем не бывало, даже не повышая голоса — Соня почему-то и без того прекрасно его слышала. — Судя по тому, что блевать тебе есть чем, ты хорошо ешь. Продолжай. Любая пища понадобится, чтобы наращивать силу. Хотя кровь, конечно, помогла бы больше. — Не буду я ее пить! — прохрипела Соня. Поморщившись, она прокашлялась. Болезненное ощущение в горле лишь усилилось. — Чай тогда попей иди. Надеюсь, ты любишь сладкий. — Не люблю. — Да без разницы. Я уже положил. Иди пей и восстанавливай силы. Соня хотела упрямиться и дальше, но промочить саднящее горло действительно не помешало бы, поэтому кое-как она поднялась и доползла туда, откуда шел голос — на тесную и не менее грязную кухню. Видно было, что пользовались ей крайне редко. Шкафчики были приоткрыты и полупусты, столы — заставлены пыльной утварью и выстроенными в ряд пустыми банками. В одной из них была мутноватая вода с плавающими в ней мухами. Пол был липким, и обувь, которую Соня, даже если бы не ворвалась по острой нужде, ни за что не стала бы снимать, приклеивалась к нему на каждом шагу. Ее передернуло, но, к счастью, отвращение не побудило ее вернуться обратно в туалет.