— Чего скукожилась, как жаба? — спросил Тимур Андреевич. — Здесь очень грязно, — брезгливо сказала Соня, замечая засохшие круглые пятнышки на поверхности клеенки на столе. — У меня нет времени убираться. Она с недоумением посмотрела на старика. Это у него-то времени не было? У бессмертного вампира? — Для тебя я расстарался и помыл чашку, — сказал Тимур Андреевич. — В следующий раз будешь мыть сама. — Следующего раза не будет. Я больше не приду. Он согласно мотнул головой, решив не спорить. Себе он чай не налил, поэтому, расслабленно развалившись на табуретке и уперевшись спиной в подоконник, правой рукой подносил ко рту графин с водой, а левую держал в кармане старой спортивной кофты. Соня с тревогой уставилась на спрятанную руку — ту самую, из которой он поил ее кровью — и задалась вопросом, который не смогла пока озвучить: зажила ли она? Или теперь он лишился такой силы? Фарфоровая чашка — явно из какого-то старенького симпатичного сервиза — с липким звуком оторвалась от клеенки, и Соня начала придирчиво ее рассматривать. По верхнему краю шла тонкая трещина, а кроме этого, никаких других особенностей она не обнаружила. Чай был очень крепкий, почти черный, поэтому дна видно не было. Соня немного покачала чашку из стороны в сторону, пытаясь оценить чистоту изнутри хотя бы по краям. — Да пей уже! — сказал Тимур Андреевич. — С мылом помыл! — А там точно чай? — уточнила Соня. — Чем хотел потравить, тем уже потравил. Она вмиг помрачнела. Действительно. Бояться-то уже нечего было. Осторожно присев на краешек табуретки, она сделала глоток безобразно сладкого чая и едва не выплюнула его обратно в чашку. — Пей-пей, — начал подгонять ее Тимур Андреевич. — Тебе сахар нужен! — Вы туда весь, что был, положили? — Что на донышке оставалось — все вывалил. Благо чашка была небольшой — Соня прикончила чай в несколько больших глотков. — Вкусно? — Мерзость. Тимур Андреевич спрятал улыбку за краешком графина, к которому снова приложился. — Ну и зачем пришла? — спросил он. — Надеюсь, чтобы убить меня? Соня неприязненно поджала губы. — Нет. Мимо проходила. На языке теперь осел ужасный сладко-горький привкус, от которого не получалось избавиться. Фу. — И чего? Прям ни одного вопроса не появилось? Нормально в школе-то работается? — Замечательно. — Никого еще не покусала? — И не планирую. Соня сжала края пустой чашки, и та издала жалобный треск. Трещинка поползла дальше, к середине, а от ободка отвалился маленький кусок. Она испуганно поставила чашку на стол, и ее виноватый взгляд лихорадочно заметался по кухне. Тимур Андреевич почему-то не разозлился и всего лишь усмехнулся, отставляя графин в сторону. — Голодать будешь? — Не буду. У нас в столовой делают очень вкусные пирожки. — Правда? — оживился он. — Принеси мне в следующий раз. — Не будет никакого следующего раза! — вспылила Соня и встала так резко, что табуретка пошатнулась и с грохотом упала на пол, а одна из ножек покосилась вовнутрь. — Ну давай, сломай мне тут все, — беззлобно проворчал Тимур Андреевич. — Я не нарочно! — Осторожнее будь. В твоих руках очень много силы. — Неправда, — возразила Соня. В студенческие годы она много плавала и регулярно ходила зимой на каток, но после окончания института и тем более с началом работы стало совсем не до оздоравливающего спортивного досуга, поэтому она даже сильным плечевым поясом теперь не могла похвастаться. Тимур Андреевич фыркнул. — Правда. Захочешь — и человека пополам сложишь. Можешь попробовать, кстати, на мне. Возражать не буду. Опять он за свое… Соня подняла табуретку и попятилась назад. — Я пошла. — Уже? Может, еще чашечку чая? — предложил Тимур Андреевич. — Полегче станет. Она замерла в коридоре напротив газеты 1897 года, которая торчала из-под зеркала. Но ее заинтересовали вовсе не объявления о каких-то продажах книжном магазине. Полегче станет? От чая? Она вернулась обратно в кухню, чтобы полоснуть Тимура Андреевича яростным взглядом. — Руку покажите, — процедила она сквозь зубы. — Немедленно! Он невозмутимо вытащил левую из кармана и вытянул ее вперед. Не успев удивиться, Соня вдруг вспомнила, что он теперь должен делать все, что она ему прикажет. Какая кошмарная власть! На его ладони блестела кровь от свежей раны, прямо поверх едва зажившей позавчерашней. Теперь Соня могла отчетливо уловить знакомый привкус в налипшей во рту сладости. И как только сразу не поняла! Ее замутило, и она прижала ладонь ко рту, но порыва снова бежать к унитазу и избавляться от содержимого желудка не возникло. И только от этого осознания стало еще более гадко, чем от того, что она опять пила его кровь. — Тебе же помогаю, — пожал плечами Тимур Андреевич, беспечно разглядывая ужасную рану на своей руке. — А то так и будешь мучиться, пока какого-нибудь ученика не покусаешь, если, не дай Бог, разозлит тебя. А ученики что сейчас, что сотню лет назад — одни и те же. Даже самого спокойного учителя из себя смогут вывести, если захотят. А вампира так вообще лучше не тревожить лишний раз. Соня же смотрела на его руку с жуткой смесью отвращения и любопытства. По крайней мере, вгрызться в нее ей не хотелось — уже хорошо. Если рана не заживала, значит больше не было у Тимура Андреевича никаких способностей, а в таком гадюшнике этот старик легко мог помереть от заражения крови. Может, он того и добивался, если не удосужился как следует ее обработать? Такого Соня допустить не могла. И это говорило в ней вовсе не доброе сердце. Он должен был жить дальше, а не получить то, чего так отчаянно хотел. Промыв его рану водкой, найденной в углу за холодильником, Соня молча перевязывала его руку единственной более-менее чистой тряпкой — огрызком простыни, которую он накидывал ей на плечи. Тимур Андреевич тоже продолжать беседу не торопился. Просто недовольно хмурился и пялился в пол. Тишина быстро стала в тягость, потому что разум Сони разрывался от вопросов. — Я не испытываю желания выпить вашу кровь, — сказала она. — Очень жаль. А ведь у меня в ней столько всего понамешано — компота разнообразнее ты не выпьешь никогда. Он не умел нормально разговаривать, поняла наконец Соня. Он был как баба Валя, который перевалило за семьдесят, только еще хуже. Она просто придиралась к каждой мелочи, а он еще и кривлялся и издевался, уходя от темы. Вот что значил огромный возраст. — Разве я не должна хотеть кровь? — терпеливо пояснила она. — Чуять ее как-то? — А ты не чуешь? — Не… нет, — неуверенно произнесла Соня. Тимур Андреевич поднял руку повыше, и она сразу догадалась, что он предлагает ей сделать. Чуть-чуть наклонившись, она принюхалась. — Спиртом воняет. — А еще? — Как будто бы солеными огурцами… Тимур Андреевич приподнял густые черные брови и скосил глаза куда-то вверх, что-то припоминая.