Вздрогнула от пробежавшего по телу обжигающей волной пламени и почувствовала, как погружаюсь в океан прошлого. Тёмные воды которого сомкнулись надо мной… …Богато обставленная комната. От позолоты, растекающейся по мебели красного дерева, цветочными узорами распускающейся на шёлке обоев, слепит глаза. Но я не замечаю всей этой роскоши, слишком для того мала. Сижу на высоком стуле и играю на клавесине. Вернее, бренчу, шлёпая по клавишам крошечными ладошками, сочетая несочетаемые звуки. Тётушка морщится. Кажется, моими стараниями у графини ле Круа начинает болеть голова. — Ксандра, перестань немедленно! — раздражённо вскрикивает она. — Скорее подойди сюда. Ты ведь привезла с собой ту куклу, которую я тебе дарила? — С мадмуазель Лорели я не расстаюсь никогда. Даже Маржери нельзя с ней играть. — Подойди сюда, — повторяет её сиятельство и манит меня, улыбаясь. Я спрыгиваю со стула, бегу, топоча ногами по тёплому паркету, по которому прыгают солнечные зайчики. Спешу к любимой тётушке, доверчиво показываю ей куклу, что прежде, пока я играла на клавесине, смирно лежала у меня на коленях. — Вот она. Анабель ле Круа опускается передо мной на корточки, шурша парчой юбки, на которой цветут розы из драгоценных камней. Нос щекочет терпкий запах парфюма, меня так и подмывает чихнуть. Рыжие кудри, обрамляющие бледное от белил лицо графини, блестят в полуденных лучах яркого летнего солнца. Как и её зелёные-презелёные глаза. — А давай поступим так. Ты мне её сейчас отдашь, на время, а пока поиграешься с другой куклой. — Тётушка поворачивает голову, я слежу за её взглядом и вижу невероятной красоты фарфоровую игрушку. Волосы у неё, как у графини, и такие же колдовские глаза. И платье сверкает и переливается от обилия рассыпанных по лифу и шёлковому подолу камней. Ну прямо как у мадам ле Круа. — Какая красивая, — восторженно шепчу я, машинально разжимая пальцы, отпуская Лорели. — Посиди пока здесь. Я скоро вернусь. Только не играй на клавесине! — Графиня поднимается с колен, и я жадно вдыхаю непротравленный духами воздух. Бегу к окну, на подоконнике которого, широко расставив ноги, сидит самая прекрасная в мире кукла. Восторженно взвизгиваю, тянусь своими ручками к фарфоровой красавице, каких прежде никогда не видела, и слышу за спиной мягкий, вкрадчивый голос тётушки: — Ксандра, ты ведь не против, что я заберу её на время? — Неа. — Согласна? — зачем-то уточняет мадам ле Круа. — Ага, — рассеянно отвечаю я, с трепетом проводя пальчиками по складкам юбки сказочной принцессы. — Поиграй пока. И снова шуршание платья, за которым шлейфом тянется густой аромат духов. Слышу скрип отворяющейся двери. Оборачиваюсь на звук и вижу в проёме приоткрытых створок жутковатую, сгорбленную старуху, своими крючковатыми пальцами хватающую мою любимую куклу. Зажмуриваюсь испуганно, а открыв глаза, понимаю, что в комнате я одна. Вокруг никого. Пустота. И внутри меня тоже разрастаются холод и пустота. Тьма. Я больше не чувствую в себе огня. Домой мы отправились тем же путём, каким попали в древнее святилище Вальхейма: через зачарованное зеркало, что стояло в келье одного из его служителей — молчаливого седовласого господина, с которым Моран уже давно водил дружбу. Взаимовыгодную. Его светлости предоставлялся доступ к подземелью Альнеи, в то время как пожилой маг обогащался за счёт маркиза и наверняка радовался каждому его визиту. Но что-то мне подсказывало, что сегодняшнее посещение древней обители стало последним. Стражу больше незачем было туда возвращаться. Некого искать. — Ног под собой не чувствую. — Оказавшись в мужниной спальне, я с наслаждением скинула туфли, зарываясь ступнями в густой, приятно покалывающий кожу ворс ковра. И, пока Моран зажигал свечи, белевшие в ажурных канделябрах, я освобождала свою копну от серебряных шпилек, кои сегодня утром в меня щедро понатыкала Мадлен. Ни с чем не сравнимое удовольствие: распустить волосы, ослабить корсаж. Узнать правду. Которую Анабель ле Круа надеялась унести с собой в могилу. И таки унесла. Наверняка покойная графиня и предположить не могла, что спустя столько лет обман не просто раскроется, сила вернётся к своей законной хозяйке. Ко мне. Стоя у окна, за которым плескалась пронзительно-синяя, вся в блеске бриллиантов-звёзд ночь, я меланхолично размышляла о прошлом, о коварстве родной тёти, ради пустышки-дочери, а может, в стремлении избежать позора, решившейся на богопротивный поступок. Расчёсывая пальцами волосы, тёмной пелериной укрывшие мне плечи, вглядывалась в своё размытое отражение. Как будто видела себя впервые в жизни. — Получается, подаренная графиней кукла постепенно вытягивала из меня магию, словно губка впитывая её в себя. Они обманом заставили меня отказаться от дара и подарили его Серен. Всю свою сознательную жизнь я считала себя ничтожеством. — Ничтожеством была не ты, а она. — Моран бесшумно приблизился ко мне, мягко привлёк к себе. Было безумно приятно вот так стоять, укрывшись в его руках, ощущая твёрдость горячей мужской груди, к которой меня прижимали, и тяжесть ладоней у себя на талии. Несколько месяцев назад, в ночь нашего знакомства, я трепетала в его объятиях, дрожала осиновым листом, мечтая, чтобы поскорее отстранился и вместе с тем желая и дальше чувствовать его присутствие. Его близость. От которой сейчас, как тогда, приятно кружилась голова и сердце в груди начинало учащённо биться. Усталость, опустошение, вызванное сногсшибательным открытием, смешались с будоражащим чувством волнения, пьянящим предвкушением. От него покалывало кончики пальцев и томительно-сладко тянуло низ живота. Так происходило всякий раз, стоило мне оказаться в его объятиях. В тусклой глади окна теперь отражались он и я. Две такие разные половинки, несмотря на все невзгоды и испытания, что выпали на нашу долю, сумевшие найти дорогу друг к другу и стать единым целым. Моран продолжал смотреть мне в глаза, отражавшиеся в этом импровизированном зеркале, как будто пытался загипнотизировать, хоть в том не было необходимости. Я и так была им одурманена, зачарована. Добровольно пленила себя любовью, с того самого момента, когда впервые его увидела. Потонула в блеске тёмных, колдовских глаз. Ведомая шёпотом любимых губ, сейчас ласкавших какую-то невероятно чувствительную точку у меня за ушком, готова была бежать за ним хоть на край света. И знала, что ради меня и для меня он сделает то же самое. Нарочито медленно и в кои-то веки аккуратно, желая растянуть эти мгновения сладострастной прелюдии, и, чтобы обострилось чувство предвкушения, а у меня ещё больше задрожали коленки, его светлость расшнуровывал мне корсаж. Тихим, севшим от желания голосом нашёптывал на ухо, что я его вся. Без остатка. Так было и так будет всегда. Зашуршали юбки, одна за другой скользнувшие на пол. Моран прижал меня к себе крепче, теснее, заставляя жмуриться от наслаждения. Кажется, ещё немного и замурлычу в его руках, как самая настоящая, приласканная хозяином кошка. Вместе с поцелуями, невесомыми бусинами распустившейся жемчужной нити рассыпавшимися по плечу, по коже разбежались и мурашки. Хлынули вниз, вдоль позвоночника, по напряжённой груди, оседая внизу живота, под пальцами маркиза, неторопливо ласкавшими меня. — Ты будешь гореть сегодня для меня. Со мной. Александрин… — выдохнул моё имя, страстно, хрипло, обжигая своим дыханием. Своим взглядом, который по-прежнему не отводил. Я всхлипнула от очередной изощрённо-неспешной ласки, выгнулась в его руках, готовая гореть вместе с ним, стать средоточием его пламени, и услышала шёпот-признание: — Ты — моё желание. Мой огонь… Резко развернув к себе, Моран завладел моими губами, порывисто, жадно, заточая в плен своих ладоней моё лицо. Проникая в меня, сливаясь со мной в упоительном, дурманящем поцелуе. От такого не только сердце сбивается с ритма, но и мир замирает вокруг. Исчезает, растворяясь в мареве желания, которое нам обоим никогда не удастся утолить. Ему всегда будет меня мало, а мне его. — Начинаю подозревать, что у тебя имеется ещё один скрытый дар, — улыбнувшись, легко подхватил меня на руки маркиз и понёс к кровати, не сводя потемневшего, наполненного страстью взгляда с припухших от поцелуев губ, которые я продолжала игриво покусывать. Намеренно дразня мужа, распаляя его ещё больше. — Превращение меня в зависимого от тебя. — Ничего не имею против такой зависимости. — Пальцы запутались в короткостриженых, чёрных как смоль волосах мага. Потянулась к Стражу и теперь уже прикусывала губу ему. В поцелуе, в котором нежность смешалась с голодом, жаждой, что магнитом притягивала нас друг к другу. Наградой мне стал тихий рык, полыхнувшее в диком, алчущем взгляде возбуждение. Которое он больше не пытался сдерживать. Меня опрокинули на кровать. Почувствовав, как обнажённая кожа соприкоснулась с шёлком простыней, я зажмурилась от удовольствия. В контрасте с прохладой ткани, в отблесках пламени отливавшей то золотом, то серебром, обжигающе горячими казались прикосновения любимых губ и рук. Я потянулась к нему, привлекая к себе своего мужчину. Обвивая ногами его бёдра, желая разделить с ним его желание, его страсть, волнами накатывающие на него, на нас. Подалась навстречу губам, жадно припавшим к сладко ноющему полушарию. Прогнулась покорно, подвластная горячим, властно удерживавшим меня за бёдра рукам. Всхлипнула от дразнящей ласки языка, не перестававшего теребить тугую горошину соска. Другую его светлость принялся неторопливо перекатывать между пальцами, посылая по всему моему телу разряды удовольствия. Яркого, острого, невозможного. — Войди в меня, — прошептала, раскрываясь. — Скорее… Хочу тебя, — требовала, умоляла. Желала. Только его. Сейчас так же сильно, как в нашу первую брачную ночь. И все ночи после неё. — Как будет угодно моей маркизе, — низкий, хриплый шёпот с едва уловимой смешинкой. Запястья оказались в плену сильных пальцев. Нежно вжимая мои руки в некогда пышно взбитые подушки, Моран накрыл меня собой. Обездвиживая, подчиняя. Закусив губу, я взволнованно задержала дыхание, наслаждаясь долгожданным ощущением наполненности, единения. Каждым его проникновением. Поначалу такими томительно медленными, от которых кругом идёт голова, а с губ срывается бессвязный шёпот, стоны, всхлипы удовольствия. Взгляд, затуманенный всё нарастающим наслаждением, что дарили мне движения его тела, отражался в чёрных горящих глазах Стража. Моё же тело, словно музыкальный инструмент, подхватывало его ритм, создавая единую мелодию упоения. Моран пронзал меня, постепенно ускоряясь. С каждой минутой двигался резче, быстрее, тяжело дыша, жмурясь и порыкивая от удовольствия. Пока от очередного неистового толчка, слившегося с жадным поцелуем, у меня не перехватило дыхание, а следом волной накатило всесокрушающее наслаждение. По телу Стража прошла судорога. Краем сознания, медленно уплывающего в никуда, я ощущала, как он, приникнув влажным лбом к моему лбу, горячими толчками изливается в меня, блаженно прикрыв глаза. Вместе со мной исчезает из этого мира. Глава 29