ладно, кого сюда только не заносило… Он носил цвета герцогского дома, и я поспешила отвернуться: вспомнит меня, чего доброго, объясняйся потом!Впрочем, гонцу — а это именно гонец, поняла я, присмотревшись, — было не до какой-то беглой служанки. Выглядел он — краше в гроб кладут, лицо явно обморожено, да и спать по-человечески ему, похоже, давно не доводилось!— Хозяин, есть кони на смену? — выговорил он, отдышавшись в тепле. На улице и впрямь приморозило: усы и даже ресницы гонца обындевели.— Нету, господин, всех разобрали еще до метели, по домам старались поспеть, — развел тот руками. Врал, как дышал, я-то знала. — Только если кто из постояльцев своих продаст или на ваших сменяет…— Да они еле ноги переставляют, — сообщил всем желающим конюшенный мальчишка, забежавший следом. — Загнанные, их если менять, так с приплатой!— Молчи, щенок! — рявкнул на него гонец и поднял было руку, но сорванец успел юркнуть под стол к дюжим возчикам, откуда и показал язык. — Не поскуплюсь, слышите?Он звякнул увесистым кошельком, и возчики засовещались.— Мы б продали, господин, так у нас кони не быстрые, — сказал один из них, — тяжеловозы. Сильные, и по глубокому снегу пройдут со всем грузом, да только шагом, никак не вскачь.— И у нас обозные такие же, — степенно кивнул купец, тот самый, тонкоголосый, погладив жидкую бородку. — Разве что мои упряжные, но и те не бегуны, выносливые да надежные, я за скоростью не гонюсь. И еще посмотреть нужно, на что меняю, а то как бы в дураках не остаться!— Вы уж обождите, господин, вот, погрейтесь с дороги, закусите, — хозяин подсунул гостю кружку с горячим вином и тарелку со снедью, как недавно Ирранкэ, — сейчас ваших лошадок обиходят. Отдохнут они, покормятся, глядишь, завтра на них же дальше и поедете. Оно, конечно, буря улеглась, да только путь не торный, дорогу-то замело… Обождите маленько, сперва обозы пройдут, у них и впрямь зверюги — куда там волам! Дом мой со всем подворьем свезут — не заметят!— Некогда мне ждать… — выдохнул гонец, опростав кружку единым махом. — Где там мой возница запропастился?— Так вы ж ему сами велели проследить, чтоб лошадьми занялся, будто тутошний конюх никогда таких заморенных не видал, — отозвался мальчишка из-под стола. — Знамо дело, вываживает.— Поди позови его сюда. А сам конюху пособи!Хитрый малец, ясное дело, не стал объяснять, что помощников у конюха и так хоть отбавляй, подхватил мелкую монетку, натянул шапку на уши да выскочил на улицу, только дверь хлопнула.— А что случилось-то, уважаемый? — осторожно спросил хозяин, пододвигая гонцу миску с горячим густым супом и наполняя кружку доверху. — Никак, война?О чем еще он мог подумать? Если по голодной зиме волки лютуют, с этим охотники справятся, ради такого герцог гонца не снарядит, а тот не станет лошадей загонять. Был бы неурожай, грози кому голод — об этом узнали бы еще по осени. Пожар разве что? Но погорельцев обычно разбирают по соседним деревням, кто-то в нижнем городе может устроиться, а кто и в лесу, в охотничьих зимовьях — народ ко всякому привычный. И опять же, ради такого герцог гонца не отправит… к кому, кстати?— Война? Война?.. С кем бы вдруг? — эхом пронеслось по залу, и многие начали коситься на Ирранкэ.С алиями наше герцогство никогда не воевало, но все равно их не жаловали, не люди ведь, поди пойми, чего от них ожидать!— Нет, не война, — ответил гонец, и я услышала вздох облегчения. И то: от такого добра не жди, налоги поднимут, отберут лишку для армии, а где ее взять, ту лишку? — Замок… Нет его больше.Я невольно прикрыла рот рукой, чтобы не ахнуть. Ири вытаращила глаза, а Ирранкэ насторожился.— Как так? — Хозяин чуть не выронил все, что держал в руках. — А… а как же его светлость?!— Его светлости с семейством несказанно повезло, — устало сказал гонец, — они отправились почтить память вдовствующей герцогини и задержались на обратном пути.Верно, подсчитала я, усопшего полагается поминать через шесть дней после кончины, а потом еще через шесть недель, полгода, год, а дальше уже раз в шесть лет — непременно, а остальное — на усмотрение родных и близких. На поминки нужно раздавать угощение и подарки нуждающимся, и если простой люд обычно обходится какими-нибудь пирожками и сластями, то герцог не может себе такого позволить. Значит, он со всем семейством выехал в поместье матери, а может, и в ближайших деревнях побывал, одаривая всех встречных, чтобы те вспоминали покойную добрым словом…Дверь снова хлопнула — это, пошатываясь, вошел совсем заледеневший возница, и хозяин не глядя сунул ему дымящуюся кружку и миску.— Его светлость с чадами и домочадцами сейчас в поместье покойной вдовствующей герцогини, — глухо проговорил гонец, явно стараясь не заснуть, — а первые дни ему пришлось переждать в деревне. Но в поместье почти нет припасов, а то, что было в кладовых замка, провалилось сквозь землю вместе со всею казной…— Ну все, теперь точно налоги подымут, — тяжело вздохнул один из обозных. — А как это замок провалился? Он же на пригорке стоял! Мы сколь раз ругались: дорога узкая, извилистая, попробуй удержи возы, если после дождя глина так и скользит!— Так и провалился, с пригорком вместе… — ответил гонец и жестом попросил больше ему не наливать. — Ничего не осталось.— Замок как корова языком слизала, часть людей хоть разбежаться успели, но жить им негде, — сказал чуточку оттаявший возница и стянул шапку. Блеснула лысина, и я признала старого Френа, я его с детства знала. Ох, лишь бы он меня не увидел! — Разбрелись по окрестным деревням, но кто столько нахлебников с малыми детьми прокормит? Скотину, птичники оставили… Что там, и стариков бросали, я слышал. Выскочили в чем были, повезло тем, кто успел хоть теплые вещи да припасы какие-никакие схватить. А сколько по дороге померзло, никто не знает… По весне, может, посчитают, если все под воду не уйдет…— Какую воду? — удивился еще один торговец, довольно молодой, худощавый, в щегольской меховой одежде. Он как-то пытался убедить меня заглянуть в его комнату на ночь, но не преуспел и утешился с крепкой молодой судомойкой. — Откуда она взялась?— Неведомо, — буркнул Френ. — Поговаривают, вода камень точила-точила, много лет напролет, уйму ходов под замком прорыла, ну и в потайные тоннели натекла. А сами знаете, что бывает, если горшок с водой на морозе оставить…— Лопнет! — выкрикнул тот самый мальчишка, успевший незаметно вернуться и снова устроившийся под столом у возчиков.— Вот и холм лопнул, как морозы настали. И внутрь себя провалился. — Френ опрокинул кружку, но оттуда ничего не вытекло, и он протянул ее хозяину. — А за ним все остальное рушиться начало…— Сравнил горшок и подземные воды! — воскликнул торговец, даже привстав от негодования. — Когда бы они еще промерзли: ведь в замковом колодце даже в самые холода вода в лед не обращается! И куда сам замок провалился? Такое бывает в западных краях, но и то вода должна вымыть огромную подземную полость, чтобы в нее могла хотя бы хижина поместиться!— Так ученые сказали, — обронил гонец. — А наше дело маленькое.— Но говорят, ничего там не замерзло, — добавил Френ опустошив вторую кружку. — Кто жив остался и видел, как замок рушился, наперебой твердят — фонтан на его месте бил, огромный, до самого неба, замерзал на холоде, а лед раскалывался и вниз сыпался… Вот этими глыбами все и снесло, потом ниже поползло, как в горах бывает, и уж скольких задавило да засыпало, представить страх берет… До весны их и не найдешь, какое там!— Туда даже не подойти, — сказал гонец и потер покрасневшие глаза. — Все во льду, только кое-где крыши виднеются. И какой-то охотник с дерева сумел рассмотреть — на месте замка огромный провал, тоже заледеневший. По весне, как это все оттает, весь холм оползет…Я взглянула на Ирранкэ. У него было очень усталое и очень холодное лицо.— А куда ж вы так коней гоните? — спросил хозяин, переварив новости.— Так к соседям, — ответил Френ. — Помощи просить. Потому как его светлость теперь, считай, голый и босый, спасибо, что живой!— Замолчи! — приказал гонец, но тут же покачал головой: — А хотя что молчать? Что верно, то верно. Люди… что люди? Они привычные — до весны дотянут, этот год урожайным был… там видно будет. Кто в другие края подастся, кто заново строиться начнет, не все же с пустыми руками из домов повыскакивали! А вот его светлость с прочими…— Ага, им голую кость и сухарь плесневелый в зубы не сунешь! — дерзко сказал мальчишка, но на этот раз на него не рассердились.— Именно что. Кое-кто к родне отправится, а его светлость — к тестю с тещей, больше некуда. Но приютить дочь с детьми и мужем они всяко приютят, а вот согласятся ли деньгами помочь…— Да плюнут они, — буркнул еще один возчик. — Не их земли, не их люди, какое им дело, кто там от холода и голода подохнет? Хороших мастеровых да мужиков помоложе, может, приберут, самим работники пригодятся, а семьи с малыми детишками на что? Обуза одна!— Наше дело маленькое, — повторил гонец. — Велено доложить как можно скорее, вот и… Что там наши лошади?— Идут — спотыкаются, стоят — качаются, — ответил мальчишка. — До лесочка ваши санки протащат и помрут, дураку ясно!— Что, неужто ни у кого не найдется хотя бы одной лошади? — Тот обвел взглядом собравшихся. — Мне приказано платить любую цену…— Сказано же, тяжеловозы у нас, как раз к весне дотрюхаешь к соседям, — был ответ.— А верховые?— Далеко ль ты, мил человек, верхом по такому снегу уедешь? — жалостливо спросил толстый купец. — Найдут тебя по весне, и то если волки косточки не растащат.Он огляделся в поисках поддержки, а Ирранкэ вдруг сказал негромко:— Вижу, уважаемый, дело у тебя и впрямь срочное, а я вот никуда не тороплюсь. Думается мне, твоя пара если и не быстрее моей, то всяко не хуже, в герцогских конюшнях даже разъездные кони должны быть неплохи.— Хорошая пара, господин, ручаюсь! — выпалил Френ, чуть не подавившись. — Им бы только отдохнуть маленько, птицами помчатся!— Что ж, я взгляну на них, а вы на моих, — кивнул Ирранкэ гонцу. — Если сойдемся в цене… Можете и мои сани взять. Я, повторяю, никуда не спешу, а деньги мне понадобятся, когда я выберусь из этого захолустья!— Это было бы честью для меня, ваше великолепие, — осторожно ответил тот, мгновенно протрезвев. Да уж, попробуй, откажи алию!— Тогда идем, — сказал Ирранкэ и поднялся из-за стола, а Ири подхватилась было следом, но я успела поймать ее за руку и указала наверх, мол, хоть шали принеси! Мне тоже было интересно, но выскакивать на мороз в одном платье я вовсе не желала.Когда она прибежала с нашей одеждой, все уже вышли наружу, и хорошо, можно было наблюдать, стоя на крыльце.На дневном свету кони Ирранкэ выглядели и вовсе сказочно, да только я не рискнула бы подойти к ним: свирепые жеребцы грызли удила и рыли снег копытами.— Застоялись, — хладнокровно сказал он. — На ваших уже взглянул. Скверно выглядят, я за них и полцены не дам.— Вот все, что у меня есть, — пробормотал гонец, глядя на серую в яблоках пару как зачарованный. Ими и впрямь можно было залюбоваться, так серебрились конские спины, развевались гривы… Казалось, с них летит невесомый искристый снег.— Не так уж много. — Ирранкэ взвесил на ладони кошелек. — Даже если присчитать твоих доходяг… Ладно. Если герцог выживет, я выставлю ему счет. Ты ведь подпишешь грамоту? Кто тут еще умеет писать и читать? Свидетели нужны.— Мы, — сказал толстый купец, глянув на худощавого. — То есть умеем.— Подпишем, — сглотнул тот.— Вот и славно, — кивнул Ирранкэ. — Идем, составим расписку. Время не ждет, верно я понимаю?И четверти часа не прошло, как гонец с Френом на облучке исчезли в искрящейся снежной дали: жеребцы Ирранкэ взяли с места в карьер, знай, вожжи держи да правь, если удержишь…— Ты нарочно это сделал? — негромко спросила я, когда он поднялся в нашу комнатку. — В смысле, коней продал?— Конечно, — ответил он и рухнул поперек кровати, потянувшись всем телом. — Слишком приметные.— А с гонцом что будет? И с Френом?— Ничего не будет. — Он вдруг посерьезнел и рывком сел. — Я своих коней не отдал просто так, без условия, их не украли, я их честно продал, значит, они будут служить новому владельцу, а как долго… не знаю. До места точно довезут. В самом худшем случае — потеряют прыть.— А сам дальше как?— Видно будет… Вот только не могу взаперти сидеть, с ума от этого схожу! Пойти дров наколоть, что ли?— Если алий за такое возьмется, все решат, будто он рехнулся! Или что им мерещится, — весело ответила Ири. — Лучше коней проведать, тут хоть понятно: без них куда деваться? Но я уже сбегала посмотреть — они ничего себе, только усталые очень. Пару денечков отдохнут, а потом и снова побегут.— И я так решил, — улыбнулся Ирранкэ, не открывая глаз.— А с замком-то что приключилось? — тихо спросила Ири и поежилась, представила, должно быть, как рушился наш родной дом.— Неужто не понятно? — так же тихо ответил Ирранкэ. — Фея добралась до места. Зимой это не так-то просто сделать, даже под землей, бывает, ручьи и реки промерзают, но она сумела пробиться…— Столько людей погибло из-за этой вот игрушки! — Я невольно сжала в руке ключ.— Да. И вы бы погибли: я ведь сказал, у подданных Зимней королевы странное чувство юмора, — без тени улыбки сказал он. — Я купил волшебных коней, способных без устали нести меня хоть на край света. Вот только расплатился я собственной жизнью.Я вздрогнула.— Вот почему ты…— Постарел, — закончил Ирранкэ. — Не страшно, еще полвека я уж точно протяну, мы живучие. Вот только я уже далеко не так вынослив, как прежде, и даже если кони могли мчаться днем и ночью, я этой скачки уже не выдерживал.— Ты сказал, что даже алии не могут не спать неделями, — вспомнила Ири.— Именно. Я вынужден был остановиться хотя бы на одну ночь, пусть даже в чистом поле, но тут подвернулся этот постоялый двор. — Он встряхнул головой. — А теперь стало ясно: если бы вы остались в замке, я все равно бы не успел…— Так может, королевский конюший вовсе не пошутил над тобой с этими конями, а помог? — серьезно спросила Ири. — Что было проку спешить в замок, если тебе вовсе не туда было нужно?Ирранкэ взглянул на нее… и замер.— Ты права, — сказал он после паузы. — Королева Зимы… выполняет желания буквально, не важно, саму ее просить о милости или ее подданных. Я сказал, что должен спасти Марион и драгоценность, которую она хранит, и стало по-моему. Вы ушли из замка и поселились на этом постоялом дворе, а я встретил вас здесь… И это не простое совпадение, не бывает такого!— А драгоценность — это я или ключ? — с интересом спросила Ири, и ее отец негромко засмеялся.— Должно быть, именно ты, звездочка! Уж наверно, если бы пришлось выбирать между тобой и ключом, Марион не стала бы колебаться.— Не стала бы, — подтвердила я, положив руку на плечо дочери. — Ири — единственная моя драгоценность. А ключ этот… да подавились бы им и алии, и феи, и… кто угодно!..— Ну зачем ты так, мам? — укоризненно произнесла Ири. — Если уж надо мир спасать, то куда денешься? А то так вот получит фея ключ — и мы все-все умрем, и тогда какой толк в том, что ты одну меня защищала?— Вот мне только не хватало мир спасать, — с досадой сказала я. — Я что, сказочная воительница или волшебница?— В самом деле, для таких опасных предприятий есть мужчины, — добавил Ирранкэ без тени улыбки. — Правда, и они не всегда справляются.— Тогда придется немножечко помочь, — пожала плечами Ири и забралась на кровать рядом с ним. — А ты будешь дальше рассказывать? Или показывать?— Конечно, — кивнул он. — Не страшно вчера было?— Ни капельки!Судя по выражению лица Ири, она была в полном восторге: как же, и зеркало-то у нас необыкновенное, и отец ее оказался мало того что алием, так еще и почти волшебником, вдобавок знатным! Если я верно запомнила, Ирранкэ был внуком князя, пусть и не наследником…Вот ведь судьба: и бабушку мою свела с мужчиной голубых кровей, и маму, и меня… Я легко могла бы поверить в какое-нибудь родовое проклятие, если бы мама была бабушкиной дочерью, а не снохой. Хотя, может, дело вовсе не в женщинах, а в самой герцогской крови? Да что толку гадать!Ирранкэ тем временем встал и проверил замок. Что никто не подслушивает, он и так мог определить, я не сомневалась — исключительной остроты слух Ири достался именно от него, и она тут же заметила бы шпиона, — но он все равно по нескольку раз проверял, надежно ли заперта дверь. Думаю, будь его воля, он и засов бы заложил, но увы — чего не было, того не было, только крючок, но такой хлипкий, что его и я сорвать могла, если бы навалилась плечом как следует.— Ну что ж… — сказал он. — Пока внизу придумывают байки одна другой страшнее, я покажу вам место, где прожил много лет. Сколько — не скажу наверняка, время там идет как-то странно, то быстро, то медленно…— Прямо как в нашем зеркале, — вставила Ири и любовно погладила его оправу: она держала бабушкино наследство на коленях и полировала стекло ветошью.— Да, оно и впрямь необычное, — серьезно ответил Ирранкэ, — не удивлюсь, если в нашем замке я видел зеркала, вышедшие из-под руки того же мастера! Оправа — та определенно людской работы, а такое стекло, я уже говорил, изготавливали давным-давно, и секрет этот считается утерянным.— Ну так что ж, мало ли кому в руки могла попасть такая вещь, — сказала я, — и кто именно подарил его дочке герцога? Подношение дорогое, быть может, даритель так завоевывал ее расположение, а то и наводил мосты к самому герцогу по какой-то деловой надобности… Теперь-то уж какая разница?— Ты права. — Ирранкэ взял зеркало у дочери и умостил его на табурете, как вчера. В комнате царил полумрак: свечей мы не зажигали, слишком рано. Не вышиванием же мы собирались заниматься и не книжки читать, а пока на ровном месте не спотыкаешься, можно и обойтись. — Итак, фея впустила меня в свою обитель…— А как ее звали? — тут же спросила Ири.— Я величал ее Владычицей вод, она не возражала. А настоящего имени она не назвала.— Ну конечно, через настоящее имя человека заколдовать можно! — хлопнула Ири себя по лбу. — У знатных людей никогда его не говорят просто так!— А ты свое назвал, кстати, — заметила я.— Так это ведь не родовое имя, — улыбнулся Ирранкэ, — а общеупотребимое. Прозвище, если хотите. У вас ведь тоже детей часто зовут Рыжиком или Ягодкой, особенно в глуши… Что вы смеетесь? Собственными ушами слышал, как здоровенного лесоруба старая матушка так окликала!— Да я просто вспомнила, что у бабушкиной соседки младший сын — Одуванчик, — пояснила Ири. — Потому что у него волосы совсем светлые и легкие, прямо как пух! Но имя у него другое, точно, он говорил… А меня мама звездочкой называет, и другие часто тоже…— Ну вот, у нас то же самое. И ты права, у ваших господ есть настоящие имена, только вы их никогда не слышали… Довольно об этом. — Он посерьезнел. — Ну что? Начнем?Я кивнула и села рядом, Ири придвинулась поближе — глаза ее горели от любопытства.— Ничего не бойтесь, — напомнил Ирранкэ перед тем, как мы окунулись в зеркальный омут. — Это всего лишь мои воспоминания…Глава 15Мы вновь очутились на берегу озера, только сейчас здесь, похоже, царило лето: стрекотали кузнечики, висели над водой стрекозы, то и дело срываясь за добычей. Невиданные яркие бабочки, с мужскую ладонь размером, если не больше, порхали над душистым разнотравьем, и порой не понять было: цветок это оторвался от стебля и взмыл ввысь или же громадная пурпурная бабочка взлетела со скромной ромашки…— Здесь так красиво, — негромко произнес Ирранкэ, — и спокойно. Но почему настолько пустынно? В лесу мирно пасутся олени, птицы живут свободно и привольно, на лугу я замечал диких лошадей… И ни единого человека, только ты да я!— А разве мы люди? — спросила фея.Веретено ее по-прежнему вращалось без остановки, а кудель, казалось, не иссякала. Откуда она бралась? Может, подумала я, вспомнив слова Ири, здесь фея все тянет и тянет тонкую нить, а там, в водном отражении, та снова превращается в непряденую шерсть? И сколько это может длиться?— Зачем ты придираешься к словам? Если я скажу «ни единого двуногого», ты засмеешься и укажешь на птиц? А если добавлю «лишенного перьев» — прикажешь своим невидимым слугам доставить ощипанного гуся?— Ты слишком настойчив, — ответила она, помолчав. — Ты провел здесь совсем мало времени, но уже утомляешь меня своими вопросами.— Думаю, ты просто разучилась разговаривать с… если я скажу «себе подобными», это не слишком тебя оскорбит? Мы ведь оба не люди, не так ли? — усмехнулся Ирранкэ.— А еще ты дерзок.— Вовсе нет. Просто я предпочитаю называть вещи своими именами. К чему тратить время на пустые разговоры, если можно провести его как-то иначе?— О чем ты? — Фея подняла голову, но так и не взглянула на собеседника, она смотрела только на его отражение.— О том, что мне хотелось бы взглянуть, что за земли скрываются вон за теми холмами, — Ирранкэ указал вдаль, — да не в этом озере, в отражении, которого нельзя коснуться, а своими глазами. И вместо того, чтобы часами напролет оттачивать на мне искусство красноречия, ты могла бы составить мне компанию. Если у тебя есть невидимые слуги, неужто они не смогут доставить нас туда? Или привести коней?— За теми холмами ничего нет, — был ответ.— Как так?— Очень просто. Существует только то, что ты видишь. — Она повела рукой с веретеном. — Эта долина. Лес и луга, озеро и водопад. Мой дворец, самоцветные пещеры и подземные реки. За пределами этой долины нет ничего.Воцарилась тишина, которую нарушали лишь птичий щебет, плеск воды да жужжание пчел, трудившихся на