На столе сидели котята. Один уплетал печенье из вазы, чем несказанно удивил меня. Вот уж не предполагала, что кошки любят бисквиты. Второй лопал кашу из фарфоровой миски. Но как он это делал! Бенгал опускал лапу в миску, зачерпывал порцию овсянки, отправлял ее в пасть, потом повторял действие. Все проделывалось очень быстро, ловко, ни одной капли не упало на скатерть. Из кухни послышался звук шагов, Фома и Платон исчезли с такой скоростью, что я засомневалась: видела ли котят? Ясно теперь, кто лишил меня омлета и чая. А чай? Временные жильцы любят этот напиток? Хихикая, я вышла в коридор. – Нина, где моя каша? – раздался из столовой голос Феликса. – На столе, – ответила домработница. – Ее там нет, – констатировал профессор. – Только что ее поставила, минуту назад! – изумилась Нина. Я поспешила вверх по лестнице. До сих пор в нашем доме был только один член семьи, способный стянуть и слопать все, включая салфетки, – это собака Мафи. Но ей для того, чтобы залезть на стол, надо сначала запрыгнуть на стул. Когда мы поняли, как действует псинка, выработали правило, которое гласит: «Если ты поел, то, уходя отодвинь свое кресло к стене». И все! У Мафуни нет шансов продемонстрировать свои таланты обжоры-воришки. Но что делать с бенгалами, которые легко забираются на любую высоту? Глава тринадцатая – Ой, спасибо, – сказала женщина, которая совсем не походила на древнюю старушку. На лице у нее почти не было морщин, глаза не потускнели, на руках не появилась «гречка». Волосы, правда, поседели, но если представить, что они темные, то бабушке с трудом можно дать лет пятьдесят пять. – Так неудобно, что Яна вам про стиральную машину написала, – продолжала Елизавета Ивановна. – Ну да, прачка умерла, старая была совсем. Руками простыни-пододеяльники стирать тяжело, я очень вам благодарна за конвертик. Но я смущена. Уж извините девчонку, она хотела мне помочь. – Рада помочь, – ответила я. – Реутова сказала, что вы знаете что-то про Григория Викторовича? – Садитесь, садитесь, – засуетилась хозяйка, – попьем чайку, я вам расскажу кой-чего. Вот только не знаю, пригодится ли вам моя история. Яночка небось говорила, что меня ее мама, Леночка, пригрела. Сейчас, сейчас! Старушка резво ходила по комнате, накрывала на стол и одновременно говорила. Я включила в телефоне диктофон и положила его на стол. Моя однофамилица говорила без остановки и обстоятельно. Если отбросить ненужные сведения, вроде описания погоды и одежды, которую она давным-давно носила, то суть истории такова. У Елизаветы умер муж, и его мать выгнала не угодную ей невестку на улицу. В прямом смысле этого слова выпихнула за порог со словами: – Вали отсюда, обтрепка. Внуков мне не родила, кормить тебя не собираюсь, укатывай в свое Кукуево. И что оставалось делать Лизе? Она знала, что свекровь ее не любит, но муж всегда принимал сторону жены, останавливал мамашу, когда та пыталась напасть на невестку. А сейчас супруга нет, и злая баба решила отомстить Лизе. И ей это удалось. До встречи с Дмитрием Елизавета снимала койку в комнате. Она приехала в мегаполис издалека после того, как у нее сгорел дом. Работы в родной деревне не было, жениха там не сыскать. А Лизочке хотелось иметь семью, любимого мужа, детей, тихие вечера у телевизора. Вот она и прикатила в столицу, где ее никто не ждал. Чем могла заниматься в Москве девушка с семиклассным образованием, не имевшая никакой профессии? Лиза нанималась на стройку, мыла полы, вкалывала на овощебазах. Денег везде платили мало, порой обманывали, выгоняли, не дав ни копейки. Даже комната в коммуналке для Лизы была роскошью, она ютилась на продавленной софе в одном помещении с четырьмя такими же бедолагами. Несмотря на невеселую жизнь, Васильева твердо верила, что где-то за поворотом ее ждет удача, она непременно найдет хорошего мужа, родит детей. Соседки часто менялись, они начинали пить, потом исчезали, появлялись новые, которые вели себя так же: сначала рыдали по вечерам, сетовали на судьбу, злились на весь мир, хватались за бутылку и невесть куда пропадали. Лиза же ждала, когда к ней придет счастье, алкоголем не увлекалась, гнева на весь свет не испытывала. Она просто работала и думала, что все в конце концов будет хорошо! И дождалась удачи. Елизавете предложили место дворника, предоставили служебное жилье, десятиметровую комнату в коммуналке. Она чуть не умерла от счастья. Ее собственная спальня! Без соседей! Следующей удачей была зарплата, которую выдавали без задержки и сколько обещали. Потом добавились чаевые от жильцов, им понравилась тихая, всегда улыбчивая Лиза. И пошло-поехало. Елизавета откапывала зимой машины из сугробов, гуляла с собаками, бегала в магазин и на рынок, приводила детей из школы, грела им обед, следила за малышами, которые гуляли во дворе, мыла подъезды, делала уборку в квартирах… У нее появились деньги. Лиза приоделась, покупала себе к чаю любимый зефир и постоянно благодарила Бога, который услышал ее молитвы и дал ей прекрасную работу. Потом за Лизой стал ухаживать не самый молодой Дима, сыграли свадьбу, она перебралась к мужу, который жил в Подмосковье. Несколько лет прошли счастливо, и вдруг Дмитрий умер. Почти сразу после похорон свекровь выгнала невестку из своей квартиры, любезно бросив ей в спину пакет, в который кинула пару старых вещей Лизы. Что получше она оставила себе. Хорошо хоть, что злыдня не обшарила карманы курточки, которую ногой выбросила в огород. В ней в кармашке Лиза хранила свои сбережения. Не стоит перечислять все последующие ее мытарства. В конце концов она добралась до Повалкова, увидев на столбе объявление: «Ищу человека, чтобы отмыть дом после ремонта. Жить будете на месте». Васильева поспешила в деревню, но опоздала. Уборщицу уже наняли, переночевать даже в сарае, где хранились дрова, ей не позволили. Она вышла на улицу. Стоял ноябрь, лил дождь, холод пробрался под тонкое пальтишко, Лиза промокла, продрогла, не знала, куда ехать. В полном отчаянии она постучала в какую-то избу и, увидев хозяйку, разрыдалась. Добрый Боженька когда-то помог Васильевой стать дворником и опять явил свою милость. Елизавету пригрела Елена Реутова, оставила ее жить в своем доме, поручила ухаживать за дочкой Яной и за Зиной, ребенком своей подруги Клавы. Вот так никому не нужная женщина получила то, о чем мечтала и зачем приехала в Москву из захолустья: свой угол, детей, тихие вечера у телевизора, кошку на коленях, собаку у ног, запас еды в погребе. Вот только мужа не было. Но теперь Елизавета совершенно не хотела идти в загс. К супругу, как правило, прилагается свекровь. Спасибо! Больше Лизочке такого счастья не надо. – Нет никого на свете, кто живет лучше меня, – воскликнула Васильева, подлила мне еще чаю и продолжила рассказ. Когда наступал сезон малины, Елизавета брала корзины и шла на охоту за ягодами. Девочек, Яну и Зину, она с собой не брала. Малышки были совсем крохотными, их в коляске катить приходилось. Лес неподалеку от Повалкова был огромный, густой. Чтобы не заблудиться, Лиза научилась пользоваться компасом. Как-то раз она забрела в совсем уж незнакомый район и обрадовалась. Кусты малины там стояли, как солдаты на параде. Похоже, никто из деревенских туда не забирался, ягоды висели гроздьями, крупные, спелые, без червяков. Лиза запомнила координаты малинника, набрала корзины и решила посмотреть, что там впереди. Она двинулась на юг и услышала голоса, беседовали мужчины, они не сомневались, что никого поблизости нет, поэтому говорили громко. – Да он умер, – произнес бас. – … – выругался тенор, – и что теперь делать? – Похоронить его, – предложил бас. – Людей привезти надо, – заныл собеседник. – Миша, он же не восстанет из пепла, – хмыкнул второй. – Ну, е-мое! Он неделю жаловался: мол, в груди колет. Я ему не поверил. И вон что! Может, и правда сердце заболело? – Пить ему меньше надо было, наркотой не баловаться, – разозлился его приятель. Лиза осторожно опустила пушистую ветку и увидела тех, кто вел разговор. Одного человека она узнала – это был Михаил Андреевич Носов, он жил на самом краю Повалкова. Мужик не из коренных селян, несколько лет назад поселился в деревне на отшибе, ничем не выделялся, разве что борода у него была лопатой, усы густые, волосы длинные. Одет как все, в местном магазине делает скромные покупки. Но люди почему-то шепчутся, что у него денег сундуки, хотя не стоит верить деревенским сплетням. Второго человека Лиза не знала, он выглядел лет на сорок, у него не было ни бороды, ни усов. У его ног была вырыта яма в земле, аккуратная, прямоугольная. Михаил подошел к ней, сунул внутрь руку, и через секунду на месте ямы появилась трава. Елизавета сообразила, в чем дело. Она находится у развалин какого-то здания, бог весть почему построенного непонятно когда в лесу. Наверное, во дворе дома был погреб. Михаил просто его закрыл. И вот оно, самое жуткое, на земле лежал труп! Глава четырнадцатая Елизавета схватилась ладонями за щеки. – Понимаете, как я испугалась? – Даже представить себе не могу ваш ужас, – призналась я, – одна в лесу, рядом, похоже, бандиты. – Я чуть не умерла, – выдохнула Елизавета, – а они продолжали говорить. Михаил повторил: – Что делать? Люди скоро на бензоколонку припрут. Второй ответил: – Хорошо, что он сейчас помер, а не когда ты уже клиентов привез. Денег нам лишаться нельзя, ты дурака, который от кокса отказаться не мог, заменишь. – Почему я? – возмутился Михаил. – По внешнему виду подходишь. Бородища, седые волосы, просто древний дед. Тебе поверят, а мне – нет, – объяснил другой. – Работаем теперь вдвоем, ты и я. Лавэ делим пополам, а не на троих. Нам же лучше! Елизавета Ивановна передернулась. – Вот тут до меня доперло. Носов и второй мужик – киллеры. В те годы и по телевизору постоянно говорили, и в газетах писали о людях, которые за деньги убивали. Мне понятно стало, откуда у Михаила деньги на новую крышу, да не из шифера, а черепичную. И забор он поставил! Как кремлевская стена. Высота – до неба, ворота железные, поверху шла колючая проволока. Осталось только ток пустить. Народ в Повалкове любопытный, идет с остановками из магазина, всегда на чужие участки взгляд запускает. Изгороди хлипкие, у одного сетка рабица, у другого штакетник, третий с помойки спинки от железных кроватей припер и в землю вкопал. Все дворы, как на ладони. Налюбуются сплетники на чужое и давай обсуждать, что у кого где растет, какое белье на веревке сушится. А у Михаила кирпичное заграждение, тут без шансов глазами в его владениях пошарить. Если человек так усердно все свое прячет, значит, есть у него тайна. Сижу в кустах, вся вспотела. Не дышу! Почему не убежала? Так ветки затрещат, убийцы услышат, на звук кинутся, и кирдык Лизе. Я в камень превратилась, надеялась, что сейчас они несчастного закопают, уйдут, тогда и я улечу. Михаил велел: – Давай, копай прямо тут. – Лучше за развалинами, – возразил его приятель, – пошли, место отыщем. Они утопали, и я сбежала! Ног под собой не чуяла, так неслась. Вся искорябалась, пару раз падала. Елизавета поежилась. – Слава богу, добралась до дома, никого не встретила. Первое время любого шороха пугалась. А ну как Михаил выяснил, что я знаю, чем он с приятелем занимается, придет и убьет меня, Елену, Яну. Избу подожжет, на пожар нашу смерть свалит. Кому нищета деревенская нужна? Ни денег у нас нет, ни родни чиновной. Закопают останки и забудут! Но Михаил со мной, если мы где встречались, вежливо здоровался. Он вообще был воспитанный, приветливый, не хам. Кабы я не видела его около трупа, никогда бы не подумала о нем плохо. Сейчас уже понимаю, Господь меня спас, удалось мне убежать, выскочила из костра, хвост не опалив. Елизавета Ивановна взяла зефирку. – За ягодами в лес после того дня я не ходила, на малину у меня аллергия открылась. До того случая я могла зараз банку варенья съесть пол-литровую. Теперь только гляну на ягоду, что на свежую, что на джем, чесаться начинаю, кашлять, из глаз слезы льются. Как тебе мое приключение? – Жуть, – коротко ответила я. – Это еще не окончание, – воскликнула Елизавета, – спасибо Елене, и приютила меня, и семью мне дала, и девчонок: Яну с Зиной. Они внучки мои любимые. И работу Леночка организовала для меня. Пристроила в клинику, где сама служила, пошушукалась там с кем надо, подарок одному человеку отнесла. Вот меня и взяли в медцентр, график работы так составили, что сутки я там, сутки Лена, еще двадцать четыре часа Полина на дежурстве, когда она отпашет, опять я заступала. Хорошо мы жили, деньги завелись, Яну, Зину одевали красиво. Леночка шила замечательно. Такие платья мастерила и мне, и себе, и девочкам! Хозяйка опустила голову. – Господь мне счастье, как горчицу из тюбика, выдавливал. Порциями. Чтобы не привыкала, не загордилась, понимала: ни горе, ни радость вечно не длятся. Нету Лены и Клавы с нами, забрал их светлые душеньки Боженька, я уверена: в раю они! А у нас с Яной и Зиной денег поменьше стало. Зинуля потом за Колю вышла, хороший он человек. Если забор покосился, в доме что забарахлило – Николашу зовем, он никогда не отказывает, денег с нас не берет. Потом Зина стала приработок искать. Я против была, говорила: «Нам много не надо. Еда есть, одежда в шкафу». Но Зинуле хотелось одеться красиво, духи она любила вонючие-превонючие! Вот и нанялась к Николаевым. О работе договаривалась с Софьей Петровной, та никогда ее допоздна не задерживала. На часы глянет и говорит: «Спасибо, Зина, идите домой». Еще Софья частенько прислуге подарки делала. Она врач, Григорий Викторович гимназией владел, им постоянно больные и родители учеников что-нибудь притаскивали. Как-то раз Зинуля мне позвонила: – Бабуля, возьми тележку, приезжай ко мне на работу. Софье Петровне подарили много рассады. А у Николаевых участок в лесу, почва глинистая, солнца мало, и для перцев нужен парник. Нам Соня все отдает. Мне в руках не унести. Я поспешила к внучке, за полчаса добралась, в домофон позвонила, меня впустили. Стою у двери особняка, внутрь не суюсь. Створка открывается, выходит мужчина средних лет в костюме, с портфелем. Увидел меня, заулыбался. – Добрый день. Вы, наверное, Елизавета? Уж спасите нас от огородных работ. Я дара речи лишилась. А он улыбается. – Давайте познакомимся. Григорий Викторович Николаев. У меня язык будто замерз, еле-еле пробормотала: – Лиза.