Чего я так хозяина испугалась? Узнала его. Он тот, кто возле трупа в лесу стоял! Хоть и прошло немало лет, да он не сильно изменился, стройным остался, улыбка такая же. Наверное, я Николаеву дурой показалась. Молчу, глазами хлопаю. Хозяин в гараж ушел. Я на крыльце стою в ужасе. Хорошо, что Зина и Софья Петровна минут через десять появились, столбняк меня отпустил. Никому я о той встрече в лесу никогда не говорила, вы первая. Подарили мне денег на стиральную машину, поэтому я разоткровенничалась. Григорий Викторович умер, теперь нестрашно сообщить про то происшествие, но я все равно о нем помалкивать по-прежнему буду. Глава пятнадцатая – Яна мне написала, что Михаил Андреевич организует экскурсии. Куда он людей водит? – полюбопытствовала я. Елизавета подперла кулаком подбородок. – А это другая история. Старая очень, еще до того моего похода в лес за малиной случилась. Один раз ко мне пара постучалась, москвичи. Спросили, можно ли переночевать, дескать, они припозднились, уже стемнело. Завтра в шесть утра в путь отправятся, заплатят за постой. Я не сразу ответила. Стою, думаю. Вроде приличные с виду, муж с бородой, вежливый, жена в длинном платье, в платочке. Но время какое на дворе? Самое бандитское! Не Советский Союз, когда мы всех пускали, не боялись. Наверное, на моем лице все мысли отразились. Парень сказал: – Мы в мужской монастырь собрались, в Николо-Пешношский, знаете его? Я ответила: – Конечно, ездила туда, красота там – аж дух захватывает. Мужчина продолжил: – Паломники мы, хотим у чудотворной иконы помолиться, у мощей Блаженного монаха Ионы ребеночка попросить. Десять лет в браке, здоровы, а детей нет. Я успокоилась, отвела их в летнюю кухню, дала одеяла, подушки. Утром они в шесть вскочили, все мне вернули, деньги совали, да я отказалась, попросила их: – Помолитесь за здравие Елизаветы в монастыре. Больше мне ничего не надо. И тут женщина мужу говорит: – Ой! Бежим! Опоздаем! Он рукой махнул: – Давай хоть чаю попьем! Не поезд это, не по расписанию ходит. Нам до бензоколонки рукой подать. Елизавета, вы Носова знаете? Он тут живет? В Повалкове? Или в соседнем селе? Вот уж чего я не ожидала, так этого вопроса, удивилась: – Носова? Он кивнул, а я любопытства не сдержала: – И зачем он вам? Мужик ответил: – На экскурсию с ним договорились, отведет нас к… И тут жена ему: – Замолчи! Да так резко приказала, как генерал солдату. Супруг сразу язык проглотил, а она скумекала, что нехорошо себя повела, и улыбнулась: – Уж извините нас. Мало того, что бесплатно у вас переночевали, так еще про дорогу спрашиваем. Носов с нами в обитель едет, он с настоятелем дружит. Мы за вас помолимся, записочку подадим. И ушли. Я дверь закрыла и задумалась. Носов дружит с игуменом? Да он в храм никогда не ходит, даже куличи на Пасху святить не носит. Растерялась я совсем. Вышла во двор, а паломники машину свою, «Жигули» старенькие, на дороге оставили, припарковали ее впритык к моему забору. Я к калитке подошла, у меня тогда штакетник был, ничего сквозь него не видно, а слышно хорошо. Хотела к ним выйти, и тут женщина говорит: – Кто тебя за язык дергал? Что Верка велела? – Никому имен не называть, – мрачно ответил муж. – А ты! – возмутилась жена. – Зачем упомянул Михаила? Вдруг не сработает? – Вечно я виноват, – вскипел супруг, – что нам Вера приказала, а? Выехать рано утром, ждать на бензоколонке. Но ты заныла: «Не хочу в четыре подниматься, давай поедем с вечера, попросимся на ночлег, если не пустят, в машине поспим». При чем тут я, если ты встать рано не можешь? И зачем набрехала с три короба: игумен, монастырь! Сдурела, да? Едем на заправку. Там с Михаилом встретимся! Потом мотор заурчал. Я через пару минут на улицу вышла. Никого. Утро раннее, солнечное. А через некоторое время Носов на своей развалюхе мимо проехал. Елизавета оперлась локтями о стол. – Понимаешь? Обманули они меня. Ни в какой монастырь не собирались. У меня остановились, потому что им велели Михаила утром на колонке ждать, а тетка не захотела в рань подниматься. Я пожала плечами. – Странная история. – Вот-вот, – согласилась рассказчица, – таинственная, непонятная. Я всю голову сломала, обдумывала: ну зачем этой парочке Носов? Какая такая экскурсия? Смотреть в Повалкове нечего. У нас в селе живет Ленка, ей за шестьдесят. Родители учителями работали в школе, они девочку пристроили в медвуз. Тарасова там даже диплом получила, устроилась в детскую поликлинику, проработала год, потом ушла. Начала в Китай челноком кататься, барахло сумками таскала, на рынке народу задорого дешевку втюхивала. Потом в магазине работала, пенсию получила. И вдруг! Начал к ней народ с больными детьми ездить со всей округи, даже из Москвы. Иногда по три-четыре семьи в день. Ленка дом новый поставила, приоделась, шубу купила, машину сыну. Откуда деньги? Тарасова по всему Интернету объявления разбросала: врач с многолетним стажем, педиатр, гомеопат, реабилитолог, массажист и еще куча всяких специальностей. Елизавета всплеснула руками. – Все она лечит. И понос, и золотуху, и сердце, и желудок, и отношения родителей с детьми налаживает. Вот только на баяне не играет, кукарачу не пляшет. Народ у нас глупый, у многих в голове мысли такие: от доктора в бесплатной поликлинике ничего путного не жди, лучшие врачи давно только за деньги работают. Но если пойдешь лечиться платно, тебя разденут догола, назначат тьму ненужных обследований, чтобы побольше с тебя содрать. И лекарства – химия, отрава! Надо травками здоровье поправлять. Собеседница постучала кулаком по столу. – Тупые люди! Я тут с одной мамашей разговорилась. Мальчик у нее десяти лет, не ходит, не говорит, не соображает. Отец его вор, пьяница, от водки не просыхал, жену бил. Слава богу, его посадили. Теперь мамаша бегает по бабкам, знахарям, ребенка лечит. Где ум у бабы? Родить от алкоголика?! Она каким местом думала? Или вообще мыслей в голове не было? От пьянчуги, даже «зашитого», нормального ребенка не жди. А еще она рассказала, что ей предлагали мальчика лечить бесплатно. Врач объяснил: – Таким, как все, ваш ребенок не станет. Но есть большие шансы, что он будет ходить, заговорит. Расписание ей показал: уколы, таблетки, занятия с логопедом, лечебная физкультура. Задаром все. И что? Идиотка к Ленке приперлась. Почему? У той иконы в комнате висят, свечку она зажигает, на стене диплом врача, деньги берет! А бесплатно, значит, плохо. И тетка, которая шмотьем всю жизнь торговала, доктором от силы год работала, вот она спецЫалистЬ! Точно поможет! Что с такими дурами делать? Елизавета выдохнула и продолжила: – В особенности мне слова про иконы понравились. Ты в храм ходишь? – Нет, – ответила я, – далека от церкви. – Ну, это твое дело, – махнула рукой Елизавета, – но раз на службе не стоишь, то не знаешь, что верующие на две группы делятся. Одни в Великий пост думают, что бы сожрать. Колбасу нельзя, молочное тоже, и давай высчитывать, в каком продукте яйца есть. «Ой, грешно в пост печенку слопать! Ой, вот я какая воцерковленная вся. На богородичные праздники голубой платочек повязывала, на Пасху в красную кофту наряжалась. Всем замечания делала: не так одеты, неправильно крестятся». Дети такой мешают, бегают, понимаешь, а она молится. Выйдет она после литургии на улицу, толкнет ее прохожий случайно, тетка его матом покроет. А другие знают, что грех – это не сыра кусок съесть, а ближнего осудить, сплетничать, врать, дома скандалы закатывать. Если такую толкнут, она ничего плохого не скажет, подумает: «Спешит человек куда-то, не заметил меня. Ангела-хранителя ему на день!» И собой не гордится, стоит тихо на службе, и детки ей не мешают. Нет у нее голубенького платочка на Благовещенье, есть любовь к людям и понимание: я самая грешная, нечем мне гордиться. Елизавета сложила руки на груди. – Вот те богомольцы, что по бабкам бегают, они из первой группы воцерковленных. А вторые к врачам идут, про святого Луку Крымского, святого Пантелеймона вспоминают, те докторами были. Что-то я ни одного святого знахаря-колдуна не знаю. Уж прости меня за лекцию, накипело! Смотреть неприятно, как к Ленке больных деток тащат! На что угодно спорю, Носов тоже что-то эдакое затеял, но он умнее Тарасовой, незаметно действует! В деревне про его делишки никто не ведает. Глава шестнадцатая – Если Елизавета сказала правду, – протянул Семен, – то Григорий Викторович и Михаил Андреевич много лет назад кого-то закопали в лесу у каких-то развалин! – Причем преступление они совершили вблизи того места, где Николаев потом построил дом, – подчеркнул Кузя, – лес, о котором говорила Васильева, огромный. Но руины здания есть только неподалеку от особняка нашей клиентки. Вот вам карта тех лет, а рядом – современная. – Приличный кусок леса вырубили, – вздохнул Собачкин. – Дом Николаевых расположен там, где красная точка, рядом с ним крестик, он и на старом плане есть. – Кладбище, наверное, – предположила я. – Нет, – возразил Кузя, – там, по неточным сведениям, когда-то стоял монастырь. Вроде бы монахи деревья посадили, чтобы спрятаться от врагов. Сейчас от монастыря развалины остались. Бабушка о них в разговоре с тобой и упомянула. Больше в том лесу никаких строений нет. – У меня создалось впечатление, что Елизавета недолюбливает Носова. Кузя, можешь поискать все, что есть на Михаила Андреевича? – попросила я. – И на Григория, – добавил Дегтярев. – Крест на старой карте в синем круге. Это что значит? – Водоем, – пояснил Кузя, – скорее всего пруд, на новом плане его нет. Высох! Ага! Интересно! – Что? – дуэтом спросили полковник и Семен. – Участок, на котором возвел свой особняк Николаев, раньше имел нескольких хозяев, – отрапортовал Кузьмин, – первый владелец – Егор Темин. Он подарил участок земли Ивану Васильевичу Лукову. Тот продал его Федору Гусеву, последний оформил дарственную на имя Григория Викторовича Николаева. Больше надел из рук в руки не переходил. И все эти купли-подарки осуществлялись давно. Строиться в лесу решил только Григорий, но не сразу после того, как завладел земелькой, а через некоторое время. – Я слышала фамилию Луков от Феликса, – обрадовалась я, – Маневин с Иваном Васильевичем в одном Ученом совете сидит. – Почему Николаев приобрел участок в глухом месте? – стал размышлять вслух полковник. – У него маленькие дети…