Такого я еще никогда не слышала и не смогла сдержать удивления. – Вот так просто? А как же фото? И зачем жить под чужой личиной? Миша снисходительно пояснил: – Средняя Азия! Там деньги балом правят. Заплатили мы кому надо и сделали ксиву Гришке с его снимком. – Долг на мне висел, – сказал младший брат, – большой. Отдать не получалось. А если я в ДТП погиб, то все будет списано. Мы потом быстренько от баев уехали. В Москве устроились, теперь все хорошо, мы не бедствуем. – Просьба к тебе, – улыбнулся Миша. – Понимаешь, подарили брату землю неожиданно. Он стал интересоваться, кто там рядом живет, и выяснил, что сестра наша в соседках. Вот мы удивились! У Гриши участок в лесу неподалеку от развалин, про которые Воронина книгу свою написала. Ты же про повесть знаешь? Гришаня сейчас дом там строит. А я купил избу в Повалкове. Мы теперь рядом с тобой будем. У нас бизнес, экскурсии водим по местам, о которых мало кому известно. Федя-Гриша подхватил: – Отлично Подмосковье знаем, много народа к нам обращается. Нелли Ильинична прищурилась. – Чем дольше я их слушала, тем больше думала: ой, что-то тут не так. И вдруг Федя-Гриша говорит: – Просьба у нас к тебе. Вдруг кто-то станет про Михаила Носова или Григория Николаева спрашивать, скажи: «Давно их знаю, честные люди, воцерковленные, в храм ходят». Ты директор школы, к тебе могут за сведениями о нас обратиться. Не к Макару же людям идти, всем известно, что он пьяница. Это он про нашего главного в сельсовете высказался и не соврал. Антон Семенович щедро за воротник заливал. Запах шел от него! Да и на лицо посмотришь, сразу поймешь: уважает мужик бутылку. Брат мой не ошибся. Если кто посторонний что о жителях Повалкова выяснить захочет, ему посоветуют ко мне обратиться. Сплетен я не распространяю, честно говорю: этот драчун, тот врун, третий отличный парень, с ним можно дело иметь. Слушаю брата и молчу. Михаил подключился: – Гриша, он же Федька, женат, рядом с Повалковом теперь живет. Супруга ничего о его настоящем детстве не знает. Он ей биографию погибшего Николаева изложил. Я изумилась: – Вы же говорили: дом только строится. Они стали наперебой объяснять. Ну, да, еще не отделан полностью, но жить-то можно. Небось заметили на моем лице не самое веселое выражение, изменили просьбу: «Просто скажи, что ты о нас ничего плохого не слышала». Тут не поспоришь. Не слышала. Ушли они, наконец. Я не поленилась, позвонила Семеновой, она и бухгалтер, и пропиской тогда ведала. Поинтересовалась у нее: – Подскажи, в Повалкове есть Михаил Носов? Аля в ответ: – Да, не так давно поселился, дом купил. Тихий такой, с бородищей. Пожилой. Не пьет, не курит, у ворот на лавке не сидит. Где-то работает, часто уезжает рано утром. Машина у него есть. Я дальше спрашиваю: – Дом в лесу у развалин кто строит, знаешь? Семенова объяснила, что участок несколько раз из рук в руки переходил, потом его Федор Гусев подарил Григорию Николаеву. Тот дом построил, в лесу поселился с семьей, недавно жить там стали. Потапова замолчала, потом продолжила: – Братья явно что-то недоговаривали, но если с другой стороны на ситуацию посмотреть. Слышала я о них нечто плохое? Нет. Михаил выглядит старше своего возраста, похож на старика? Да. Но борода, усы и волосы седые до плеч – все это кого угодно сделает похожим на деда. Где вранье? То, что мне сказали: дом строится? Вон мои соседи тридцатый год строят. То крыльцо меняют, то двери, то крышу перекрывают. И всей семьей в избе живут. Федя-Гриша объяснил, что он гимназией владеет, мы с ним немного на эту тему поговорили, вот тут, думаю, он правду сказал. Есть мелкие детали, которые только директору школы известны. Про Михаила из разговора я ничего не узнала. Чисто внешне они выглядели достойно, аккуратно одеты, на алкоголиков-наркоманов не похожи. Вроде все нормально. Нелли Ильинична приложила ладонь к груди. – А тут скребет. Вот прямо сердцем чую – что-то не так. И пошла я в храм. Он в пяти километрах от Повалкова находится. Нашла отца Дионисия, прекрасно батюшку знала, дети его у меня в школе учились, спросила: – Григорий Викторович Николаев вам случайно не знаком? Священник обрадовался: – Да, да! Недавно ходить к нам стал. Щедрый благотворитель, помогает храму материально, денег дал на реставрацию иконостаса. Прекрасный человек, жена при нем, дети. Вот про Михаила он ничего не слышал. Я и успокоилась. Год назад прибегает ко мне Елена Васильевна, она много лет дом снимает в Повалкове, милая, спокойная женщина. А тут вся красная в дом вошла и с порога: – Правда, что ваша мать написала книгу про развалины монастыря? Я насторожилась, ответила: – Да, Надежда Васильевна – писатель, но она давно умерла. Елена Васильевна глаза квадратными сделала. – Значит, вы местная? Нелли Ильинична смахнула рукой со скатерти невидимые крошки. – Не один год я знала Елену, но она мне посторонний человек, к чему ей рассказывать правду о моей жизни, о мамаше? Я просто кивнула. Дачница ладошки сложила: «Скажите, подземный монах правда существует?» Хозяйка выдернула из подставки салфетку. – Слушайте дальше. Самое интересное впереди. Глава тридцать пятая – Нелли Ильинична сообщила, что Федя и Григорий учились в одной школе-интернате для одаренных детей, – заговорил Кузя, когда мы вечером собрались в офисе. – До сих пор нужного нам Гусева мне найти не удалось. Но после разговора Даши с директрисой я стал просматривать дела выпускников школ-интернатов для талантливых детей. Таких заведений в те годы было мало. В одном я и нашел Федю, который учился с Николаевым в одном классе. Последний после получения аттестата поступил в педвуз, там же оказался и Гусев. Что я узнал о Григории? Он получил высшее образование. Потом мрак неизвестности. Дело-то давнее, большинство документов не оцифровано, я бессилен в таком случае. Николаев получил диплом, и дальше ничего! Никаких сведений больше найти не удалось. Информация о нем появляется в связи с женитьбой на Софье. На тот момент он учитель, потом завуч, директор школы, затем становится владельцем гимназии. Ну, это мы уже знаем. О Михаиле Носове ничего вообще не сообщу, кроме того, что он, повзрослев, покинул детский дом. Куда подевался Миша? Не спрашивайте. У Федора Гусева и у Носова одна мать – Воронина, отцы разные. Уехали ли братья в Среднюю Азию? Ответа нет. Эта территория огромна, на ней тогда располагалось несколько союзных республик, теперь это суверенные государства. – Софья Петровна не сообщила нам, что супруг из обеспеченной семьи, обучался в школе для талантливых детей. И про его отца-ювелира промолчала, – воскликнула я. – Жена просто повторила то, что ей рассказал Николаев, – предположил Дегтярев, – нам опять надо поговорить с Софьей… – А вот и я! – объявил Леня, входя в офис. – Ездил к одному человеку, который знает все про яды. Остатки свечи, что на кладбище стояла, содержат в себе вещество[7], которое при горении образует сильно пахнущий газ. Он связывается с гемоглобином, получается метгемоглобин. При его вдыхании у человека нарушается транспорт кислорода, вследствие этого блокируется тканевое дыхание, угнетается сознание, развивается токсичный отек легких, резко падает артериальное давление… Дальше продолжать? – Не надо, – мрачно сказал полковник. – Это еще не все, – воскликнул Леня, – свечу-убийцу, по мнению эксперта, сделал не любитель, а опытный профессионал. Сначала при горении начинает выделяться… Леня посмотрел на меня. – Если я буду называть разные вещества, все сообразят, о чем речь? – Из школьного курса химии я помню только слово «валентность», – призналась я, – но не знаю, что оно означает. – Я тоже не особо силен в этой науке, – подхватил Сеня. – Учитывая необразованность членов коллектива, говори короче, – велел полковник. Я едва удержалась от смеха. Дегтярев ни за что не признается, что сам ничего не смыслит в химии. – Значит, растолковываю, – начал Леня, – свечи могут состоять из воска, сала, стеарина, парафина или какого-то другого материала с подходящими свойствами: легкоплавкость, горючесть, твердость. Сейчас чаще всего используют смесь парафина со стеарином плюс разные добавки, ароматизаторы. Внутри фитиль. Это если коротко. Остатки свечи с кладбища заставляют думать, что внешне свечка выглядела обычно, зато внутри она напоминала… э… есть такие пирожные: слой шоколадного суфле, затем белого, потом мармелада. Вот и в нашем случае так. Морис Петрович… – Ты ездил к Шувалову? – изумился Дегтярев. – Ну да, – кивнул Леня, – он лучший в этой области. – Верно, но Морис никого не консультирует, – удивился полковник, – даже я не пытаюсь просить его о помощи. Он всем отвечает: «Я занят». Леня потупился. – Мне он не отказал. – С ума сойти, – не мог успокоиться Александр Михайлович, – если тебе помог Шувалов, то все, что он сказал, – истина. Продолжай. – В остатках свечи Морис нашел следы яда, о котором я уже говорил, – продолжал Леня, – им были пропитаны фитиль и внутренняя часть свечи. Она имеет желтовато-красный цвет, а внешняя часть покрыта сиреневым декоративным слоем. – Такие на сайте в магазине Екатерины продают, – кивнул Кузя, – что внутри, я не знаю, а снаружи они сиреневого цвета. – Надеюсь, что эта Катя все же не такими торгует, – парировал Леонид, – в огарке – следы разных веществ. Когда человек поджигает фитиль, активируется первое. Понюхаешь дым, который образовался при горении, и уснешь. Это химическое соединение известно очень давно, когда-то с его помощью успокаивали больных или младенцев. Зажигали свечу, и вскоре человек начинал мирно похрапывать. В девятнадцатом веке такие в аптеках продавались. С развитием фармакологии необходимость в них отпала. Когда «сонная» часть заканчивается, а фитиль продолжает гореть, в дело вступает второе вещество, именно оно вызывает смерть. Что надо сжечь, чтобы человек быстро ушел на тот свет, люди тоже знают давно. Но этот яд не стал популярным по простой причине: растение, которое при содействии с огнем выделяло дым, отравлявший все живое, найти нетрудно, но дым имеет мерзкий запах. Жертва мигом зальет «вонючку» водой и не скончается. Закашляется, но останется в живых. Шувалов попросил: «Если найдете того, кто соорудил свечу, то я хочу задать ему несколько вопросов. Интересно, что служило ароматизатором? Я не понял, как он или она убрали характерный запах жженой пластмассы, который идет от дыма!» – Горящая пластмасса, – подпрыгнула я, – Яна говорила, что Зина любила разные неприятные запахи. Чем они противнее, тем ей было приятнее. В детстве девочка жгла расчески, вонь стояла ужасная, а ей это нравилось. – Может, и не было тогда ароматизатора? – протянул Леня. – Я сказал Морису, что с помощью свечи сначала отравился один, а потом второй человек. Шувалов задумался. – С первым понятно, он нанюхался усыпляющего дыма, задремал и не ощутил не очень приятный запашок. Но второй покойной не досталось сонной части. Она сгорела в первом случае. Что за радость вдыхать вонь? Почему сразу не погасили свечу?