Часть 17 из 58 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Похоже, наша удача ушла в отпуск. Очень не вовремя. Как-то тоскливо тут без света. Пойти, что ли, взглянуть, кому там дома не сидится? – Александр двинулся дальше, отметив, что за ним никто не последовал. – И куда тебя, Сашка, к лешему несет? Уж местные-то наверняка знают, что впереди опасность. Хотя не торчать же здесь до утра?!»
Вскоре Еремеев разглядел длиннобородого невысокого старичка, сидевшего на большом камне у костра.
– Доброй ночи, дедушка.
– Для кого она действительно добрая, а для кого и последней стать может, – без каких бы то ни было эмоций произнес дедок.
«Намек явно недвусмысленный. Одно вселяет надежду: может стать, а может и нет…»
– Очень надеюсь, что сказанное не про моих людей. Они мне доверились, не хотелось бы огорчать.
Бородатый несколько секунд молча изучал парня. Потом так же равнодушно произнес:
– Может, речь и не о них, то от тебя зависит. Скажи, ты у моей подруги на болоте третьего дня был?
«Ну да, только вспомнил про лешего – и вот он, нарисовался. Не стоило так громко думать в темном лесу».
– Заходил ненадолго, – ответил Александр. – Случайно.
– Случайно ты от нее живым ушел. И это меня малость занимает.
– Он сама попросила уйти. Не мог же я отказать в просьбе даме?
«Надеюсь, он не ревнует? Мне только для полного счастья не хватало оказаться в любовном треугольнике с лешим и кикиморой. Даже сказать ему опасаюсь, насколько леди не в моем вкусе».
– Про лосиху небылицу сказывал? – спросил старичок.
– Было дело.
– Зачем на животину напраслину возвел?
«Он ищет повод для наезда или действительно не терпит, когда его подопечных оскорбляют?»
– На то она и небылица, что в ней ни слова правды нет. Тут ведь главное – собеседнику приятное сотворить, настроение поднять.
– Ну да, ну да, – задумчиво произнес дедок. – Она потом целый день обхохатывалась. Даже забыла за тобой омутника послать.
– Это еще кто такой?
– Шутник тамошний. В любой болотной тверди способен омут создать. Я сам пару раз попадался. Вроде идешь по хорошему насту – и бах, с головой в жиже. Потом долго из ямы выбираешься, а она еще подкрадется и подглядывает, похихикивая.
«Хм… У каждого свои шутки и приколы, но живому человеку их точно не выдержать».
– Какая она у вас, однако, потешница! – вымолвил он.
– Во-во, потешница и есть, а я все слова не мог подобрать нужного, только бранные и выскакивали. А она сразу обижается – тонкая натура. Приходится ей в карты проигрывать для поднятия настроения.
– С женщинами всегда непросто.
– То верно. – Старичок тяжело вздохнул. – Так ты, говоришь, огорчать своих людей не желаешь? Что ж, в том помочь можно. Но сперва ты мне настроение улучшить должен. Небылицу хочу про болото. Ведаешь?
Вспомнить удалось только одну, про лягушек, но Александр тут же принялся менять персонажей.
– Про русалок пойдет?
– Валяй.
– Встречаются две хвостатые, – начал Еремеев. – Одна говорит: «Вчера была на соседнем болоте. Там такой разврат, такой разврат, ужас!» – «Не может быть!» – восхищенно восклицает вторая. – «Точно тебе говорю! Сегодня опять пойду!»
– И где такое болото? – Старичок даже привстал – похоже, собирался немедля отправиться по нужному адресу.
– Так то ж небылица!
– Эх… – разочарованно вздохнул бородатый. – Это вроде грез? Чего хочется, а достичь неможно? – Он снова опустился на камень. – Сам небось ведаешь – русалки токмо с виду ладны, а как до дела дойдет… Рыба – она рыба и есть! – Старичок разочарованно махнул рукой. – Ладно, историей ты меня уважил, но этого маловато будет, чтобы позволять людям ночью по моим угодьям расхаживать. Сделаем так: по этой дороге я, так и быть, топать вам дозволяю. За то будешь моим должником значиться. Лады?
«Спрашивает, будто у меня есть выбор!» – мысленно возмутился Еремеев и ответил:
– Договорились.
– Вот и славно. – Дедок исчез вместе с костром и камнем, зато у людей, остававшихся за спиной Александра, снова загорелись факелы.
«Пообщались, называется. Чего он хотел? Сообщить, что я ему теперь должен? Что именно? Если он в лесу самый главный, то какого лешего… Так, спокойнее, а то еще подумает, будто я соскучился, и снова заявится», – размышлял Еремеев, возвращаясь к своим.
– Ну как? – не выдержал Радим.
– Он сказал, что нам дозволено идти по этой дороге.
– Я же говорил – наш командир с любой нежитью договориться сумеет.
Напряженная тишина моментально развеялась. Приготовившиеся к худшему люди облегченно загомонили и тронулись в путь.
«Безграничная вера в начальника – вещь, конечно, неплохая, но всему есть предел. Эдак он решит, что мне любая проблема по плечу, и сам ничего делать не станет. Надо будет втолковать: на начальника надейся, а сам не плошай».
– Радим, скажи, что значит быть должником у лешего? – Александр решил воспитательную беседу отложить на потом, а сейчас прояснить вопрос, терзавший после беседы с дедком.
– А какой долг он на тебя повесил?
– Просто объявил своим должником.
– Открытый долг? – задумчиво произнес парень. – Плохо. В любой час может появиться и заставит отдать.
– А вдруг у меня с собой денег не окажется?
– Думаешь, ему деньги нужны? Нет, потребует что-нибудь сделать эдакое… и лучше ему не перечить.
– Даже если прикажет повеситься? – грустно улыбнулся Александр.
– Зачем ему это? Убить тебя он и сам может. Есть кое-какие вещи, нежити недоступные.
До утра больше никто не тревожил. Уставшие люди шагали в полной тишине, нарушаемой только поскрипыванием колес да тяжелым топотом лошадей.
С первыми лучами проснулись птицы, и идти стало веселей.
Еремеев немного расслабился и припомнил свой разговор с узником. Его просьбу он запомнил хорошо, но поразило другое. Сначала выяснилось, что так и не представившийся пленник ждал человека по имени Никита, но, прощаясь, сказал: «Христом-Богом прошу, выполни мою просьбу, Еремеев-сан…»
«Я бы еще понял, если бы он назвал меня Еремеевым сыном. Хотя откуда ему знать имя отца Никиты, если даже я его не знаю? Но это его «сан»… Вообще показалось, что он хотел сказать Сан Саныч. Друзья в том мире меня так и звали. Это даже не колдовство, а мистика какая-то!»
Александр заметил, как вперед по дорожке убежала Лада. Хотел было остановить, но не стал кричать, опасаясь разбудить спящих в повозке детей. Опять же, вдруг она по нужде отлучилась?
«По-хорошему я бы сам должен был позаботиться о разведке. Все-таки идем по неизвестной местности. Мало ли кто здесь может шляться? Может, Буян позаботился? Повезло мне с ним, опытный воин. Да и Карпов не промах, умеет с людьми ладить. Выходит, у нас разделение? Ветеран занимается делами военными, кузнец – гражданскими, на Радиме финансы. А я? Раздаю команды? Неплохо устроился! Если учесть, что Никите всего семнадцать, то прекрасный карьерный рост получается: купец, специалист по разборкам с нежитью…»
Где-то через час-полтора вернулась Лада. Выглядела она встревоженной.
– Евсей, привал! – отдал приказ кузнецу Еремеев. – Буян, Радим, за мной!
Они направились к запыхавшейся разведчице.
– Там татары, восемь всадников. Полон за собой тащат – десять парней и три телеги добра.
– Что делать будем, соратники? – спросил Александр, заранее зная ответ.
– Татарам укорот, нашим свободу! – выпалил Радим, не задумываясь.
– Их всего восемь? – недоверчиво переспросил ветеран, сдвинув брови к переносице. – Басурмане по нашим краям меньшим числом, чем с полсотни, не промышляют.
– Могли в деревне остаться, – задумчиво произнес Еремеев. – Лада, сколько им еще сюда топать?
– Минут десять.
– Укорот так укорот, но зарубите себе на носу: ни один враг уйти не должен и наших уберечь надо. Буян, твои предложения?
Заметив впереди две груженые телеги, всадники поспешили к легкой добыче. Как и предполагал Буян, с пленниками оставили всего двоих. Ветеран разрядил парочку арбалетов, и это послужило сигналом к стрельбе тем, кто притаился по обеим сторонам дороги.
Практически все пули и стрелы нашли свои цели, но одному степняку все-таки удалось выскочить невредимым из дымовой завесы, возникшей после выстрелов. Он понесся прямо на Александра, шедшего перед телегой.
Когда лошадь буквально выныривает из плотного облака и мчится на тебя, трудно сохранить хладнокровие и точно прицелиться в стремительно приближающуюся мишень. Александр видел большие глаза скакуна, перекошенный в злобе рот всадника, его занесенную саблю. Казалось, Еремеев застыл в ступоре и не может сдвинуться с места…