Плански: Следователь Муни, пожалуйста, придерживайтесь линии допроса. Муни: Мне просто нужно, чтобы ты рассказал мне как можно подробнее, что помнишь. Хорошо? [Молчание] Том: Я сидел на лестнице. Мне казалось, что люди там дерутся. И я поглядывал на кухню, но никого не видел. Потом спустился с лестницы. Все затихло. Но я… И я… [Неразборчивые звуки] Плански: Все в порядке, Том. Так, у меня где-то есть салфетки… Ладно, думаю, нам придется… Муни: Что, Том? А потом ты – что? Том: Я не знаю. Моя мама… Муни: Что с твоей мамой? Плански: Я хочу попросить вас закончить этот допрос. Том явно расстроился. Муни: Хорошо, хорошо. Я понимаю. Вы правы. Но он… практически подошел к нужной информации. Том, ты видел, кто ранил твоего отца? Том: Он лежал на полу. Как будто спал. Но везде была кровь. Плански: Детектив Муни, я прошу вас… Муни: А твоя мама? Том: Держала его. Как будто он ребенок. Муни: Боже… Том, прости, Том. У вас больше нет салфеток? Плански: Так, все, этого достаточно. Офицер Муни, мы закончили. Муни: Простите… Ладно. Том… Все хорошо, Том… * * * СОПРОВОДИТЕЛЬНОЕ ПИСЬМО В ОФИС ОКРУЖНОГО ПРОКУРОРА СЛЕДОВАТЕЛЬ Р. МУНИ 29 АПРЕЛЯ По мнению следствия, либо свидетель, Томас Бишоп, боится описать то, что он видел в последние моменты жизни своего отца, либо, увидев что-то особенно страшное, он заблокировал воспоминания. В свете этого я настоятельно рекомендую обратиться к стороннему консультанту или психотерапевту для оценки состояния Тома. А возможно, и для работы с ним с целью обнаружения любых подавленных воспоминаний. Поскольку Том является единственным свидетелем убийства Дэвида Бишопа, его показания имеют решающее значение для обвинения. Ребекка Муни Глава 15 Когда мужчина схватил меня, я бессознательно поискала перцовый баллончик, но, конечно, у меня его не оказалось. Я давно не носила его с собой, со времен учебы в университете. Поэтому, с трудом вырвавшись из крепкого захвата, продолжила путь к своей машине. Дождь ослабел, но газон перед домом успел сильно вымокнуть, и пока я бежала, трава под моими кроссовками чавкала. Справа в конце улицы накатывали на берег океанские волны. Казалось, они стали еще больше и яростнее. Добежав до машины, я достала из кармана шорт ключи. Лишь открыв дверцу, рискнула оглянуться назад. Мужчина стоял под моросящим дождем. Он выглядел ненамного старше моего Шона, на вид, может быть, лет тридцать. Молодая женщина сжимала его руку, как будто удерживая. Черты их лиц мне толком не удалось разглядеть, но, по-моему, эту женщину я видела раньше. «Кэндис». Старик Бликер стоял прямо перед входной дверью. Я слышала его голос, но из-за шумного прибоя не смогла разобрать ни слова. Однако его речь привлекла внимание той парочки на газоне, и они направились к нему. По пути мужчина оглянулся на меня через плечо. Часть меня – благоразумная часть, воспитанная родителями в духе хороших манер: какая вилка к какому блюду и все такое, – хотела вернуться к крыльцу и загладить свою вину. Но очевидно же, что я чем-то расстроила Арнольда. Расстроила до такой степени, что он в сердцах выгнал меня. Поэтому, наверное, сейчас не лучшее время для извинений. Зачем я торчала здесь, в Сейвилле, на Лонг-Айленде, оставив мою семью на севере штата? Предполагалось, что уехала помочь полиции расследовать самоубийство молодой женщины, одной из моих пациенток… «Дело закончено. Пора ехать обратно». Я села за руль «Рейнджровера», завела двигатель и развернула машину. Проезжая в другую сторону, напоследок глянула на дом Бликера. Все трое еще стояли на крыльце; поворачивая синхронно головы, они провожали меня взглядами. В последний момент Кэндис отсалютовала мне вслед средним пальцем. * * * Проехав миль пятнадцать за десять минут, я немного успокоилась, мысли мои начали проясняться. Похоже, расспросы о Томе переплелись в голове Арнольда Бликера с какой-то другой историей, возможно, с заговором. И его также вполне можно понять, учитывая тяжесть затронутой темы, ведь его свояченицу отправили в тюрьму за убийство мужа, а ему пришлось растить ее сына, сглаживая конфликты мальчика с ныне покойной женой… В общем, Бликеру нужно было кого-то обвинить. Потом меня посетила другая мысль: «Кэндис занимается стиркой». Я не помнила, что у Бликеров была дочь, но, вероятно, это она. Может, тот мужчина – ее муж, и он просто пытался выступить в роли защитника. Тем не менее… Как же агрессивно он схватил меня… Я потерла руку, мельком глянув на нее. Возможно, даже появится синяк. Как, интересно, я объясню его Полу? Еще немного похандрив, я взяла телефон с пассажирского сиденья и вставила его в базу. В этом «Рейнджровере» можно было общаться по телефону, не держа его в руках, и вскоре из динамиков донеслись гудки. А после пятого гудка: – Привет, Эмми. – Привет, Фрэнк, – откликнулась я. – Не думала, что ты возьмешь трубку, поэтому собиралась отправить сообщение. – Если хочешь, можешь перезвонить, и я не отвечу. – Его скупой бесстрастный юмор напомнил мне об Арнольде Бликере: «Я что-нибудь выиграл?» Я рассмеялась; смех прозвучал несколько более нервно, чем мне хотелось. – Нет уж, придется теперь импровизировать на ходу, – возразила я. – Как твои дела? – Не могу пожаловаться, дел по горло. А у тебя? – То же самое. Хотя сейчас мы в отпуске. Решили пожить недельку в нашем озерном доме. – О, хорошо вам… Хотя такое впечатление, что ты за рулем… – А ты прирожденный следователь. – Попытка пошутить в итоге прозвучала саркастично. – Прости, – быстро добавила я, – как раз сейчас я оттуда смылась. Пришлось вернуться в офис. – Сочувствую. – Моя пациентка совершила самоубийство. – Однако… – Кошмар. И мне пришлось разговаривать об этом с полицией Уайт-Плейнс. – Да, понятно. Конечно. – Но послушай… У тебя-то самого все хорошо? Как поживают жена и дети? Эта шутка получилась лучше; Фрэнк никогда не был женат. – Отлично, лучше не бывает, – с ехидной усмешкой заметил он.