– Ага, как же. Ты что, меня за дурака держишь? – Думай, что хочешь. Я велю тебе… Я просто ушам своим не поверил – он пытался поручить мне еще что-то! Я расхохотался ему в лицо, нахально подбоченился и перебил его: – А у тебя ничего не слипнется? – Я велю тебе… – Облезешь и неровно обрастешь! У мальчишки чуть пена изо рта не повалила, так он взбеленился[34]. Он топнул, словно ребенок, который только учится ходить, а потом, как я и надеялся, позабыв обо всем, ринулся в лобовую атаку. Это снова было Направленное Ущемление, любимое оружие задир. Мальчишка выпалил заклинание, и я почувствовал, как стягиваются оковы[35]. – Натаниэль, – прошептал я одними губами и добавил подходящее контрзаклинание. Оковы немедленно разжали хватку и принялись расширяться, словно круги на воде. Они вышли за пределы круга, и мальчишка сквозь свои линзы увидел, что оковы движутся в его сторону. Он коротко вякнул, на миг запаниковал, но потом все-таки вспомнил слова отмены. Мальчишка выпалил их, и оковы исчезли. Я стряхнул с рукава куртки вымышленную пылинку. – Ну ты даешь, – заметил я. – Чуть сам себе голову не оторвал. Если бы мальчишка притормозил, он бы понял, что произошло, – но для этого он был слишком зол. Вероятно, он решил, что допустил какую-то ошибку, что-то напутал в заклинании. Тяжело дыша, он принялся припоминать свой набор грязных трюков. Затем хлопнул в ладоши и снова заговорил. Признаться, я не ожидал столь мощного заклинания, как Подхлестывающий Обод. Из пяти вершин пентакля, в котором я находился, с шипением и треском ударили вверх светящиеся колонны электрических разрядов. Казалось, будто пять молний застыли на миг. А в следующий миг из каждой колонны вылетел горизонтальный луч. И все пять врезались в меня, словно копья. Мое тело прошили электрические разряды. Я с криком рухнул на пол и забился в корчах. Но мне все-таки удалось выдавить сквозь стиснутые зубы: «Натаниэль!» – и добавить контрзаклинание. Результат последовал мгновенно. Разряды прекратились, и я без сил растянулся на полу. Молнии ударили в разные стороны. Мальчишка упал ничком, и вовремя: в тот самый миг, как он хлопнулся об пол, его развевающуюся сзади куртку прошил электрический разряд, достаточно мощный, чтобы прикончить его на месте. Остальные молнии полетели в сторону кровати и стола: одна угодила в вазу с цветами и расколола ее надвое, прочие попали в стены, усеяв их выжженными пятнышками в форме звездочек. Восхитительное зрелище. Куртка задралась и накрыла мальчишку с головой. Он медленно приподнялся и выглянул из-под полы своего одеяния. Я с самым дружелюбным видом показал ему большой палец и улыбнулся. – Продолжай в том же духе. Если ты будешь упорно трудиться и перестанешь делать дурацкие ошибки, когда-нибудь ты станешь настоящим волшебником. Мальчишка ничего на это не ответил. Он медленно, с трудом поднялся на ноги. По счастливой для него случайности он рухнул строго вниз и по-прежнему находился под защитой своего круга. Но это мало меня беспокоило. Я ждал его следующей ошибки. Но к нему уже вернулась способность шевелить мозгами. Где-то с минуту он стоял неподвижно и размышлял. – Ты бы лучше отпустил меня, да побыстрее, – услужливо подсказал я. – А то ведь старик Андервуд припрется посмотреть, что тут за шум. – Не припрется. Мы слишком высоко. – Всего-то двумя этажами выше. – А он глухой на одно ухо. Ни черта не слышит. – А его жена… – Заткнись. Я думаю. Ты оба раза что-то такое сделал… Что ж это было-то… – Он щелкнул пальцами, – Ну конечно! Мое имя! Ты воспользовался им, чтоб отразить мои заклинания. Чтоб тебе пусто было! Я выразительно приподнял брови и принялся изучать свои ногти. – Может, так, а может, и нет. Мое дело – знать, а твое – догадываться. Мальчишка снова топнул ногой. – Хватит! Не смей так со мной разговаривать! – Так – это как? – Так, как ты сейчас говоришь! Ты говоришь, как будто ты мальчишка! – С кем поведешься, от того и наберешься. Я от души веселился. Мне таки удалось раздразнить его. Он здорово взбеленился из-за потери имени. Парень встал в позу, приготовившись снова броситься в атаку. Я принял подобную же позу, только оборонительную – как у борца сумо. Птолемей был точно такого же роста, как этот мальчишка, той же комплекции, с такими же темными волосами[36], так что получилось симметрично и выразительно. Мальчишка сделал над собой усилие и взял себя в руки. Невооруженным глазом было видно, что он сейчас лихорадочно воскрешает в памяти свои уроки, пытаясь вспомнить что-нибудь подходящее случаю. Он уже понял, что обстрел карающими заклинаниями не годится: я просто оберну их против него же. – Я найду другой способ, – мрачно пробормотал он. – Я тебе покажу! – Ой-ой-ой, я уже весь дрожу! – язвительно отозвался я. Мальчишка погрузился в размышления. Под глазами у него залегли темные круги. С каждым новым заклинанием он все сильнее изматывал себя. Меня это устраивало как нельзя лучше. Бывали случаи, когда волшебники падали замертво от одного лишь перенапряжения. Бедолаги. Такая уж у них жизнь, полная стрессов и перегрузок. Мальчишка задумался надолго. Я демонстративно зевнул и скоренько сообразил себе наручные часы, чтобы можно было устало на них посмотреть. – Почему бы тебе не обратиться за советом к боссу? – предложил я. – Он бы тебе помог. – Кто, мой наставник? Да ты издеваешься! – Да не этот старый дурень. Тот, кто натравил тебя на Лавлейса. Мальчишка нахмурился. – Никто меня не натравливал. И никакого босса у меня нет. Теперь пришел мой черед опешить. – Я все делал сам, – заявил он. Я присвистнул. – Ты хочешь сказать, что вызвал меня в одиночку, собственными усилиями? Неплохо… для такого пацана. – Я постарался подбавить льстивых ноток, но так, чтобы не переборщить. – Ладно, позволь, я сделаю тебе небольшой подарок. То есть дам совет. Сейчас тебе лучше всего будет отпустить меня. Тебе необходим отдых. Ты в зеркало давно смотрел? В смысле – в обычное, без беса. У тебя уже морщины появились. В твоем-то возрасте! А дальше что, седина? Что ж ты будешь делать, когда встретишь своего первого суккуба?[37] Небось постараешься от нее отделаться! Я слишком много болтал и сам это знал, но не мог ничего с этим поделать. Мне было не по себе. Мальчишка смотрел на меня и что-то прикидывал, и мне не нравилось выражение его лица. – А кроме того, – добавил я, – когда я уйду, никто не будет знать, что Амулет Самарканда у тебя. Ты сможешь втайне пользоваться им. Это же бесценная вещь! Похоже, все только и мечтают, как бы его заполучить. Я тебе этого еще не рассказывал, но когда я шатался по городу, ко мне привязалась какая-то девчонка – хотела отнять Амулет. Мальчишка нахмурился. – И чего она сделала? – Пыталась меня обыскать. Я не стал упоминать, что она почти преуспела в этом начинании. Мальчишка пожал плечами. – Меня интересует не Амулет, а Саймон Лавлейс. Он унизил меня, и за это я намерен его уничтожить. – Слишком сильно ненавидеть – вредно, – рискнул заметить я. – Почему? – Э-э… – Я открою тебе одну тайну, демон, – сказал он. – При помощи своей магии я увидел, как Амулет Самарканда попал к Саймону Лавлейсу[38]. Несколько месяцев назад посреди ночи к Лавлейсу явился некий человек – смуглый, чернобородый, закутанный в плащ. Он и принес Амулет. А взамен получил деньги. Это была тайная встреча. Я презрительно фыркнул. – И чего тут удивительного? Таковы обычаи волшебников. Уж тебе бы следовало это знать. Они просто обожают всякую таинственность, даже если без нее спокойно можно обойтись. – Тут была не просто таинственность. Это было видно по их глазам. Они творили что-то незаконное, что-то… У этого человека плащ был в крови. – Подумаешь! Убийство давно стало частью игры. Ты на себя посмотри: тебе всего шесть, а ты уже одержим мечтой о мести. – Двенадцать! – Невелика разница. Нет, в этой истории ничего необычного нету. А тип в окровавленном плаще, возможно, работает на какую-нибудь известную контору. Если дашь себе труд покопаться в телефонном справочнике фирм, наверняка его там отыщешь. – Я хочу выяснить, кто он такой. – Хм… С черной бородой и в плаще? Эти приметы позволяют сузить круг подозреваемых до каких-нибудь пятидесяти пяти процентов волшебников Лондона. Для этого всего лишь нужно исключить всех женщин. – Хватит болтать! Кажется, у мальчишки лопнуло терпение. – А в чем дело? По-моему, мы славно беседуем.