– Сэр, простите, пожалуйста… – Натаниэль понемногу оправился от потрясения и кротко произнес: – Я просто шел в библиотеку, чтобы еще кое-что проверить перед сегодняшним ритуалом. Простите, что я был так несдержан. Его смирение произвело требуемый эффект. Андервуд дышал по-прежнему тяжело, но лицо его разгладилось. – Ну что ж, думаю, раз намерения твои были благи, мне не стоит сильно тебя винить. На самом деле я поднимался к тебе, чтобы сказать, что сегодня днем я, к сожалению, занят. Случилось нечто серьезное, и я должен… – Андервуд умолк. Брови его сошлись к переносице. – Чем это пахнет? – Сэр? – Этот запах… Пахнет от тебя, мальчик. Он придвинулся поближе и громко принюхался. – Я… прошу прощения, сэр, я сегодня утром забыл вымыться. Миссис Андервуд уже сделала мне замечание. – Я говорю не о твоем запахе, мальчик, хотя он и неприятен. Нет, это скорее похоже… похоже на розмарин… Да! И лавр… и сусло святого Иоанна… Глаза волшебника внезапно расширились и сверкнули в полумраке лестничной клетки. – От тебя пахнет основными благовониями вызова демона! – Нет, сэр… – Не смей мне возражать, мальчик! Как это… – В глазах Андервуда мелькнуло подозрение. – Джон Мэндрейк, я желаю видеть твою комнату! Иди вперед. – Сэр, там такой беспорядок… мне так неловко… Наставник выпрямился во весь рост; глаза его метали молнии, опаленная борода топорщилась. Он никогда еще не казался Натаниэлю таким высоким – хотя, возможно, тут еще сыграло свою роль то, что Андервуд стоял на ступеньку выше. Натаниэль невольно съежился. Наставник воздел указующий перст. – Марш наверх! Натаниэль беспомощно повиновался. Он молча поднялся к себе, слыша за спиной тяжелые шаги учителя. Когда мальчик отворил дверь комнаты, в лицо ему пахнуло безошибочно узнаваемым запахом благовоний и восковых свеч. Натаниэль хмуро отступил в сторону, а его наставник, согнувшись – потолки здесь были низкие, – вошел в мансарду. Несколько мгновений Андервуд созерцал открывшуюся его взору картину. Картина говорила сама за себя: перевернутый горшок и вытекшая из него разноцветная лужица благовоний; несколько десятков тлеющих свечей, расставленных на столе и вдоль стен; на кровати две открытые книги по магии, изъятые с личных полок Андервуда. Единственное, чего не было видно, это магических кругов. Их скрывал ковер. Натаниэль уж было понадеялся, что это поможет ему вывернуться. Он кашлянул. – Сэр, разрешите, я объясню… Но наставник не обратил на него ни малейшего внимания. Он шагнул вперед и пинком откинул край ковра. Тот отлетел, открывая часть круга и несколько внешних рун. Андервуд наклонился и отшвырнул ковер в сторону; теперь стал виден весь рисунок целиком. Несколько мгновений волшебник изучал надписи, потом мрачно повернулся к ученику. – Ну и? Натаниэль сглотнул. Он знал, что его теперь не спасут никакие объяснения, но решил все-таки попытаться. – Сэр, я просто тренировался рисовать пентакли, – дрожащим голосом начал он. – Просто чтобы посмотреть, что получится. Конечно же, на самом деле я никого не вызывал, сэр. Я бы не посмел… Он запнулся и умолк. Наставник же одной рукой ткнул в центр большего круга – после первого явления Бартимеуса там осталось выжженное пятно. Другой рукой Андервуд указал на многочисленные следы огня на стенах: их оставил взорвавшийся Подхлестывающий Обод. Натаниэль понурился и пробормотал нечто невнятное. На миг ему показалось, что мистер Андервуд вот-вот позабудет о манерах. Лицо волшебника исказилось от гнева; он порывисто шагнул к ученику и уже занес руку для удара. Натаниэль отшатнулся, но удара не последовало. Андервуд опустил руку. – Нет, – тяжело дыша, произнес наставник, – Нет. Мне нужно подумать, что с тобой делать. Ты многократно ослушался меня и при этом рисковал собственной жизнью и жизнью всех, кто находился в этом доме. Ты занимался магией превыше твоего разумения – я вижу здесь «Компендиум Фауста» и «Уста Птолемея»! Ты вызвал или пытался вызвать джинна как минимум четырнадцатого уровня и пытался связать его пентаклем Адельбранда – деяние, на которое не решился бы даже я. И то, что ты, без сомнения, потерпел неудачу, нисколько не умаляет твоих прегрешений. Глупый мальчишка! Неужто до тебя не доходит, что подобное существо может сделать с тобой, если ты допустишь хоть малейшую ошибку? Неужто все мои уроки так и пропали втуне? Мне еще год назад следовало бы понять, что тебе нельзя доверять – после той гнусной выходки, направленной против моих гостей, что чуть не погубила мою карьеру. Нужно было избавиться от тебя еще тогда, пока ты был безымянным. Никто не осудил бы меня! Но теперь, когда у тебя есть имя и тебя внесут в следующее издание Альманаха, от тебя уже не так просто отделаться. Начнутся вопросы, придется оформлять разнообразные документы, мое суждение снова поставят под сомнение. Нет, мне нужно сперва подумать, что с тобой делать – хотя у меня просто руки чешутся сию же секунду вызвать Оскорбителя и оставить тебя на его попечение. Он сделал паузу, чтобы набрать воздуху в грудь. Натаниэль тяжело опустился на край кровати; силы покинули его. – Поверь мне на слово, – сказал наставник, – я не спущу своему ученику столь дерзкого неповиновения. Скажи спасибо, что мне нужно срочно ехать в министерство, а то я разобрался бы с тобою прямо сейчас. Но поскольку мне некогда, ты будешь сидеть здесь, под замком, пока я не вернусь. Но сперва, – с этими словами он шагнул к платяному шкафу и распахнул дверцы, – я прослежу, чтобы у тебя в запасе не осталось никаких припрятанных сюрпризов. На протяжении следующих десяти минут Натаниэлю оставалось лишь сидеть и тупо смотреть, как его наставник обыскивает комнату. Андервуд обшарил платяной шкаф и комод, вышвырнул на пол весь скудный гардероб Натаниэля. При этом были обнаружены несколько пакетиков с благовониями, небольшой запас цветных мелков и записи, сделанные Натаниэлем во время своих внеурочных занятий. Лишь гадательное зеркало, спрятанное под черепицей, осталось лежать в своем тайнике. Мистер Андервуд собрал благовония, книги, мелки и записи. – По возвращении из министерства я прочту, что ты тут накарябал, – сказал он, – и выясню в подробностях, что именно ты натворил, прежде чем наказать тебя. А пока что сиди здесь и думай о своих проступках и загубленной карьере. Не добавив больше ни слова, волшебник вышел из мансарды и запер за собой дверь. Сердце Натаниэля обратилось в камень и кануло на самое дно темного, глубокого колодца. Он недвижно сидел на кровати и слушал, как дождь барабанит по стеклянному оконцу в крыше и как далеко внизу его разъяренный наставник носится из комнаты в комнату, хлопая дверьми. Через некоторое время грохот парадной двери возвестил, что мистер Андервуд покинул дом. Невесть сколько времени спустя щелчок поворачивающегося ключа вывел Натаниэля из горестного ступора. Сердце его бешено забилось – от страха. Не может быть, чтобы наставник так быстро вернулся!.. Но это была миссис Андервуд. Она вошла, неся на подносе тарелку с томатным супом. Жена волшебника поставила поднос на стол и внимательно посмотрела на Натаниэля. Натаниэль, не выдержав, отвел глаза. – Ну что, ты собою доволен? – не повышая голоса, спросила миссис Андервуд, – Судя по тому, что рассказал Артур, ты повел себя очень, очень нехорошо. Взрыв гнева мистера Андервуда просто вверг Натаниэля в оцепенение, а вот немногословное, тихое порицание миссис Андервуд пронзило его до глубины души. Его покинули последние остатки самообладания. Натаниэль поднял взгляд, чувствуя, как на глазах выступают слезы. – Ах, Нат… Джон! – Никогда прежде в ее голосе не звучало такого укора и досады. – Ну почему ты не мог потерпеть? Мисс Лютьенс часто говорила, что нетерпение – твой главный недостаток, и она была права! Ты попытался пуститься вскачь, прежде чем научился ходить, и теперь я не знаю, простит ли тебя твой наставник хоть когда-нибудь. – Он никогда меня не простит. Он уже это сказал, – едва слышно произнес Натаниэль, с трудом сдерживая слезы. – Он очень сердит на тебя, Джон, и поделом. – Он сказал, что моя… моя карьера загублена. – Не удивлюсь, если именно этого ты и заслужил. – Миссис Андервуд!.. – Но, быть может, если ты честно и откровенно расскажешь обо всем, что натворил, есть еще вероятность, что он по возвращении прислушается к тебе. Очень маленькая вероятность. – Не прислушается. Он слишком зол. Миссис Андервуд присела рядом с Натаниэлем и обняла его за плечи. – Неужто ты думаешь, будто ты – первый ученик, до времени замахнувшийся на слишком сложную задачу? Зачастую по этому признаку узнают самых талантливых. Артур в бешенстве, но, скажу тебе по секрету, твои успехи произвели на него сильное впечатление. Думаю, тебе стоит во всем сознаться и безоговорочно отдаться на его милость. Ему это понравится. Натаниэль шмыгнул носом. – Вы вправду так думаете, миссис Андервуд? Как и всегда, ощущение уюта, исходящее от миссис Андервуд, и ее спокойный здравый смысл проникли за его линию обороны и уняли задетую гордость. Возможно, она права. Возможно, ему действительно стоит рассказать всю правду… – Я тоже постараюсь успокоить Артура, – продолжала тем временем жена волшебника. – Хотя, видит небо, ты этого не заслужил. Посмотри, на что похожа твоя комната! – Я все уберу, миссис Андервуд. Прямо сейчас и уберу. У Натаниэля немного отлегло от сердца. Возможно, он вправду расскажет наставнику все свои подозрения насчет Лавлейса и Амулета Самарканда. Так будет болезненнее, но проще. – Съешь сперва суп, – Миссис Андервуд встала. – И подумай хорошенько, что ты скажешь своему наставнику, когда он вернется. – А почему мистер Андервуд поехал в министерство? Сегодня же воскресенье, – спросил Натаниэль, собирая одежду и запихивая ее обратно в шкаф. – Из-за чрезвычайного происшествия, милый. Прямо посреди Лондона поймали какого-то негодника-джинна. У Натаниэля по спине поползли мурашки. – Джинна? – Да. Не знаю точно, в чем там дело, но он, кажется, притворялся одним из бесов мистера Лавлейса. Он вломился в магазин мистера Пинна и учинил там форменный погром. Но туда послали африта, и джинна вскоре поймали. Сейчас его допрашивают. Твой наставник думает, что действия этого джинна как-то связаны с кражами артефактов, которые так его беспокоят, – а может, еще и с Сопротивлением. Потому он хочет присутствовать при допросе. Но тебе сейчас следует беспокоиться не об этом, Джон. Тебе надо решить, что ты скажешь наставнику. И вымой пол начисто! – Да, миссис Андервуд. – Молодец. Хороший мальчик. Я зайду за подносом попозже. Едва лишь дверь за ней затворилась, как Натаниэль ринулся к окну в крыше, рывком распахнул его и сунул руку под мокрую холодную черепицу. Извлекши оттуда бронзовый диск, Натаниэль поспешно захлопнул окно, спасаясь от хлещущих струй дождя. Диск был холодным; Натаниэлю пришлось провозиться с ним несколько минут, прежде чем в диске неохотно возникла физиономия беса. – Вот это да! – сказал бес, – Ну надо же! А я уж думал, что ты про меня забыл. Ну так как, ты еще не надумал отпустить меня? – Нет. – Натаниэль был не в том настроении, чтобы вести подобные перепалки. – Бартимеус. Найди его. Я желаю видеть, где он и чем он занят. Немедленно. Или я зарою диск в землю. – Ты что, не с той ноги встал? Неужто нельзя попросить по-хорошему? Ладно, я поищу, но должен сказать, что бывали у меня задания и попроще – даже от тебя… Бормоча и гримасничая, младенческое лицо исчезло – лишь для того, чтобы появиться снова, смутно, как будто издалека. – Ты сказал – Бартимеус? Бартимеус Урукский? – Да! Их что, так много? – Ты не поверишь, мистер Гневливец. Ладно, не кипятись. На это может потребоваться некоторое время. Диск потемнел. Натаниэль швырнул его на кровать, потом передумал и спрятал под матрас, подальше от чужих глаз. Маясь от беспокойства, он принялся убирать комнату и тер пол до тех пор, пока с него не исчезли последние следы пентаклей, и даже сальные пятна от свечей уже не так бросались в глаза. Натаниэль аккуратно сложил одежду и вернул все на свои места. Потом съел суп. Суп успел остыть.