– Не знаю. Я ее видел всего пару секунд. Она ими командовала. Нет, я когда-нибудь ее найду! Она за все заплатит! – А мне показалось, будто ты сказал, что она не позволила тебя убить. – Да, но она забрала мой диск! Она воровка и предательница! Что-то мне это все напоминало… Тут меня вдруг посетила одна мысль. – А откуда они вообще узнали, что у тебя есть это зеркало? Ты им его показал? – Нет, конечно. Ты что, меня за дурака держишь? – Это к делу не относится. Ты точно уверен, что не доставал его, когда лез в карман за мелочью? – Уверен. Газетчик просто знал это, и все. Как будто он сам – джинн или бес. – Любопытно… Все это до боли напоминало свору, которая набросилась на меня в ту ночь, когда я украл Амулет Самарканда. Той девчонке с ее приятелями тоже не нужно было видеть Амулет, чтобы знать, что он у меня. А потом они отыскали меня под моими чарами Маскировки. Полезные способности… и ими, судя по всему, привыкли пользоваться. Если этот молодняк и вправду принадлежит к Сопротивлению, похоже, движение против волшебников куда разветвленнее – и куда серьезнее, чем я предполагал. Да, на Лондон надвигаются перемены… Я не стал делиться этими мыслями с мальчишкой. В конце концов, он мой враг. И я вовсе не рвался предостерегать волшебников. – Может, ты пожелаешь на время отвлечься от своих злоключений и выслушать мой доклад? – поинтересовался я. Мальчишка заворчал. – Ты нашел Хедлхэм-Холл? – Нашел. И если ты пожелаешь, я смогу доставить тебя туда. Вдоль Темзы на юг идет железнодорожная ветка, в ту сторону. Но сперва я тебе расскажу, какую линию обороны возвел Лавлейс вокруг дома своей подружки. Весьма внушительную, надо признать. С воздуха окрестности патрулируются фол нотами, а на земле – в произвольных местах – время от времени материализуются сущности посерьезнее. Над самим поместьем установлено минимум два защитных купола. Они также меняют расположение. Я не смог пробраться внутрь. А с мертвым грузом на буксире – с тобой, скажем, – это будет еще труднее. Мальчишка на подначку не повелся. Слишком устал. – И тем не менее, – продолжал я, – я чувствую, что они что-то прячут в поместье. Защиту возвели заблаговременно, за два дня до начала конференции – а это требует колоссального расхода сил. А значит, назревает грандиозная пакость. – Долго ли туда добираться? – Если ехать утренним поездом, то можно успеть к вечеру. Там довольно долго нужно идти пешком. Но нам придется выходить прямо сейчас. – Хорошо. И он начал подниматься на ноги; во все стороны полетели брызги. В ботинках у него зачавкало. – Ты уверен, что нам непременно нужно действовать в соответствии с этим планом? – поинтересовался я, – Я могу вместо этого отвести тебя в доки. На кораблях часто нужны юнги. Жизнь тяжелая, но увлекательная. Представь себе – дышать соленым воздухом… Мальчишка не ответил. Он уже вышел. Я вздохнул, погасил огонь и последовал за ним. Выбранный мною маршрут пролегал по пустырю, протянувшемуся узкой полосой на юго-восток, между фабриками и пакгаузами, вдоль притока Темзы. Речушка была воробью по колено, но она вилась по своей миниатюрной пойме, образуя настоящий лабиринт – холмы, болота и озерца, – и весь остаток ночи ушел у нас на то, чтобы преодолеть этот отрезок пути. Обувь наша увязала в грязи, осока резала руки и ноги, над головами со звоном вились насекомые. А мальчишка скулил, почти не переставая. После того как он напоролся на Сопротивление, он пребывал в прескверном расположении духа. – Мне хуже, чем тебе! – не выдержав, огрызнулся я, когда он особенно разнылся. – Я мог бы перелететь это все за пять минут, а вместо этого составляю тебе компанию. Ползать в грязи – это твоя привилегия по праву рождения, человек, а вовсе не моя. – Я не вижу, куда ступаю, – сказал он, – Сделай какой-нибудь свет. Ты же можешь! – Могу – особенно если тебе не терпится привлечь внимание какого-нибудь джинна, ведущего ночной образ жизни. За улицами следят вовсю – ты сам имел случай в этом убедиться. И не забывай, что Лавлейс тоже может до сих пор продолжать искать нас. Я выбрал этот путь именно потому, что он такой темный и паршивый. Не похоже было, чтобы это объяснение его утешило. Впрочем, ныть он стал поменьше[85]. Мы, спотыкаясь, шли вперед. А я, пустив в ход свою безукоризненную логику, обдумывал ситуацию. С того момента, как мальчишка впервые вызвал меня, прошло шесть дней. Шесть дней я чувствую себя все хуже и хуже. А конца пока что не видать. Этот мальчишка. Какое место он займет в моем списке самых паршивых людей всех времен и народов? Нет, он не худший из хозяев, которых мне приходилось терпеть[86], но он представляет собою весьма специфическую проблему. Все здравомыслящие волшебники, знающие толк в разумной жестокости, понимают, когда следует драться, а когда – бежать. Они сравнительно редко рискуют собою (и своими слугами). А вот мальчишка не имел о благоразумии ни малейшего представления. Он раздавлен несчастьем, которое сам же на себя по глупости и навлек, а теперь стремится вцепиться в противника, словно раненая змея. Каковы бы ни были его изначальные счеты с Лавлейсом, прежнюю осторожность и благоразумие сменило отчаяние, питаемое горем. Он шел навстречу своей смерти. И скатертью дорога! Да вот только он и меня с собой норовил утянуть. Я не знал, что с этим поделать. Я был прикован к своему хозяину. И мне оставалось лишь одно: сделать все, что в моих силах, чтобы он выжил. К рассвету мы дошли по этой пустоши от северной части Лондона почти до самой Темзы. Здесь речушка ненадолго расширялась, а потом, пройдя через несколько водосливов, впадала в Темзу. Пора было выбираться на дорогу. Мы взобрались по крутому берегу к ограде из металлической сетки (я прожег в ней аккуратный проход), перебрались через нее и вышли на мощенную булыжником улицу. Слева от нас находился центр города, справа – район Тауэра, впереди – Темза. Комендантский час благополучно миновал, но вокруг пока что было пустынно. – Итак, – сказал я, останавливаясь, – станция уже близко. Но прежде чем идти туда, нам нужно решить одну проблему. – Какую? – Добиться, чтобы ты не выглядел – и не пах, – как свинопас, – пояснил я. После похода по пустоши мальчишку покрыл новый слой художественно наляпанной грязи. Хоть оправляй его в рамочку и вешай на стену. Мальчишка нахмурился. – Да. Сперва почисти меня. Должен быть какой-то способ… – А то! Возможно, мне не следовало хватать его и окунать в реку. Темза ненамного чище того болота, через которое мы прошли. Однако же самое худшее она смыла. Я простирнул его и отпустил. Мальчишка выскочил, отплевываясь и откашливаясь, и издал невнятный булькающий звук. Но я сумел истолковать это бульканье. – Что, опять? Да ты просто деспот. Я прополоснул мальчишку еще разок, и он стал как новенький. Тогда я оттащил его в тень бетонной набережной и, аккуратно используя Пламя, просушил ему одежду. Пахнуть от него стало терпимее, а вот настроение отчего-то не улучшилось. Ну и ладно. Нельзя же получить все и сразу. Покончив с этим делом, мы двинулись в путь и добрались до железнодорожной станции как раз вовремя, чтобы успеть на первый поезд, идущий на юг. Я украл в кассе два билета и, пока работники станции прочесывали платформы в поисках краснолицей женщины-пастора с представительными манерами, преспокойно занял свое место – как раз в тот момент, когда поезд отошел от платформы. Натаниэль уселся в другой вагон – я бы сказал, чересчур демонстративно. Похоже, он все еще злился на меня за импровизированную ванну. Первые полчаса пути были самыми мирными и спокойными за все время с момента моего первого вызова. Поскрипывая во всех сочленениях, словно больной артритом, поезд неспешно ковылял через бесконечные предместья Лондона, удручающего вида каменные джунгли, более всего напоминающие морену, оставленную гигантским ледником. Мы ехали мимо заброшенных фабрик и неухоженных забетонированных площадок. За ними тянулись узкие улочки, застроенные однообразными типовыми домишками, кое-где из труб вился дымок. Однажды я увидел в небе, на фоне светлого облака, заслонившего солнце, целый отряд джиннов. Они двигались на запад. Даже отсюда видно было, как сверкают на солнце их нагрудники. В поезд почти никто не подсаживался и почти никто с него не сходил. Я расслабился. Джинны не спят, но я погрузился в некое подобие дремоты: унесся мыслью в прошедшие столетия, созерцая счастливейшие моменты жизни – ошибки волшебников, мою месть… Из этих грез меня вывел мальчишка, плюхнувшийся на противоположное сиденье. – Давай составим какой-нибудь план, – угрюмо произнес он. – Как нам пройти через выставленную защиту? – С этими произвольно перемещающимися куполами и часовыми, расставленными в определенных местах, никакого безопасного способа просто не существует. Нам нужно что-нибудь наподобие троянского коня. Мальчишка непонимающе воззрился на меня. – Ну, что-нибудь такое, что выглядело бы совершенно безобидно, что они пропустили бы через ворота. А внутри будем прятаться мы. Слушай, а чему вообще учат нынешних волшебников?[87] – Значит, нам нужно в чем-нибудь спрятаться, – буркнул мальчишка. – И какие идеи? – Никаких. Мальчишка насупился и задумался. Я просто-таки слышал, как его мозги скрипят от усилий. – Гости прибудут завтра, – пробормотал он. – Их придется впускать, значит, через ворота будет постоянно въезжать всякий транспорт. Возможно, нам удастся подсесть к кому-нибудь в машину – попросить, чтобы нас подвезли. – Возможно, – отозвался я. – Но все волшебники будут по самые уши закутаны в Щиты и обсажены бесами, раздувшимися от усердия. Нам трудновато будет проскользнуть мимо них незамеченными. – Ну, а как насчет слуг? – спросил мальчишка. – Они же должны как-то попадать внутрь? Надо отдать ему должное – мысль была неплоха. – Большинство из них к этому моменту уже будут находиться внутри, – сказал я. – Но ты прав – некоторые еще могут прибывать. И еду тоже должны подвозить. А может, еще приедут артисты – ну там музыканты или жонглеры… Мальчишка презрительно взглянул на меня. – Жонглеры? – Слушай, кто из нас лучше знает волшебников, ты или я? Жонглеры есть всегда[88]. Ладно, главное, что в поместье должны будут входить какие-то люди со стороны, не волшебники. Значит, если мы заблаговременно займем выгодную позицию на подступах, возможно, нам удастся с кем-нибудь за компанию пробраться внутрь. Во всяком случае попробовать стоит. Ну а пока что… пока что спи. Нам еще предстоит проделать долгий путь пешком. Судя по виду мальчишки, веки у него были налиты свинцом. В кои-то веки он не стал со мной спорить. Мне встречались ледники, двигавшиеся быстрее этого поезда, – так что мальчишка вполне успел выспаться. Но в конце концов мы все же доехали до ближайшей к Хедлхэм-Холлу станции. Я разбудил своего хозяина, и мы выскочили из вагона на платформу. Перрон был недалек от того, чтобы вернуться в лоно природы. Сквозь бетон в изобилии пробивалась разнообразная трава, а стены и крышу ветхого зала ожидания обвили предприимчивые лозы. На ржавых фонарных столбах гнездились птицы. Кассы здесь не было – равно как и прочих признаков присутствия человека. Поезд заковылял дальше с таким видом, будто собирался помереть под первым же забором. Поблизости от путей обнаружились белые ворота, за ними начиналась грунтовая дорога. По обе стороны дороги раскинулись поля. Я приободрился. Приятно все-таки вырваться из зловредной хватки города и очутиться среди полей и лесов[89]. – Мы пойдем по дороге, – сказал я. – До поместья самое меньшее девять миль, так что покамест нам особенно нечего опасаться. Я… В чем дело? Мальчишка побледнел, и вид у него сделался какой-то неуверенный. – Ни в чем. Просто… Я не привык… не привык к такому простору. Здесь не видно ни одного дома. – Ну и прекрасно. Нет домов – значит, нет людей. А значит, и волшебников нет.