– Почему? Он с трудом разомкнул намертво стиснутые зубы. – А вдруг они заметят? – Ты точно отказываешься не из гордости? Не потому, что брезгуешь принять помощь от мерзкого демона?[92] Ты поосторожнее с этим заморозком – так можно и отморозить себе кой-чего. Мне доводилось видать такое. – От-тстань! – Ну, твое дело. И я вернулся на дерево. Некоторое время спустя небо на востоке начало светлеть. Мальчишка чихнул разок – но все остальное время упрямо хранил молчание, замкнувшись на своей добровольно избранной тяжкой доле. С наступлением рассвета облик летучей мыши стал выглядеть недостаточно убедительным. Я спрятался в кустах и превратился в мышь-полевку. Мальчишка сидел все на том же месте; он напрочь окоченел, и у него потекло из носа. Я примостился на соседней веточке. – Не нужен ли тебе носовой платок, о мой господин? – поинтересовался я. Мальчишка с трудом поднял руку и вытер нос рукавом. Потом шмыгнул носом. – Что-нибудь уже произошло? – Ты недостаточно хорошо вытер левую ноздрю. – На дороге! – Нет. Еще слишком рано. Если у тебя осталось что-нибудь из еды, поешь сейчас. К тому моменту, как появится первая машина, нам надо быть наготове. Как выяснилось, нам вовсе не обязательно было спешить. Все четыре дороги были пусты. Мальчишка доел остатки еды, потом уселся под куст, прямо на мокрую траву, и принялся следить за одной из дорог. Похоже, он все-таки простыл: его била дрожь, и он никак не мог ее унять. Я пробежался вокруг, присматриваясь, нет ли где какого подвоха, потом вернулся к мальчишке. – Не забывай, – сказал я, – остановившийся автомобиль не должен исчезать из виду дольше чем на несколько секунд, иначе кто-нибудь из часовых может заподозрить неладное. Нам нужно проникнуть в машину сразу же, как только она окажется на перекрестке. Тебе придется двигаться быстро. – Я буду готов. – Я имею в виду – по-настоящему быстро. – Я же сказал, что буду готов. – Ладно, ладно. Но мне приходилось видать улиток, которые тебя опередили бы. А теперь ты еще и заболел – из-за того, что ночью отказался от моей помощи. – Я не заболел. – Извини, но как-то не верится. Слишком уж ты громко стучишь зубами. – Со мной все в порядке. Оставь меня в покое. – Эта твоя простуда может нас здорово подвести, когда мы проберемся в дом. Лавлейс может выследить нас по следу из соп… Тихо! Слышишь? – Что? – Машина! Приближается. Отлично! Она затормозит прямо здесь. Жди моего приказа. Я поспешно пробрался сквозь высокую траву на другую сторону рощицы и пристроился на грязном крутом склоне над дорогой, за большим камнем. Шум мотора становился все громче. Я оглядел небо: наблюдателей не было видно, а деревья закрывали машину от поместья. Я изготовился к прыжку… И поспешно спрятался обратно. Нет, не катит. Сверкающий черный лимузин. Автомобиль волшебника. Не стоит и пытаться – слишком уж рискованно. Машина пролетела мимо – только галька брызнула из-под колес да в воздухе повисло облако пыли, только взвизгнули тормоза да сверкнул капот. Я успел краем глаза заметить пассажира: какой-то незнакомый мужчина, одутловатый, губастый, с прилизанными черными волосами. Ни беса, ни какого иного охранника я не заметил, но это еще ничего не значило. Нет уж, устраивать засаду на волшебников я не собираюсь. Я вернулся к мальчишке. Тот застыл, скорчившись под кустом. – Не то, – сказал я, – Волшебник. – Я не слепой! – неприязненно фыркнул он. – Я его знаю. Это Лайм, один из дружков Лавлейса. Уж не знаю, зачем он ввязался в заговор – он не особенно силен. Я однажды напустил на него несколько мелких демонов – он потом распух, словно воздушный шарик. – Что, вправду? – Надо признать, это произвело на меня впечатление. – И что же было дальше? Мальчишка пожал плечами. – Они меня отлупили. А это кто едет? Из-за поворота показался велосипед. На нем восседал приземистый полный мужчина; он вертел ногами, словно вертолет пропеллером. Над передним колесом велосипеда была прикреплена здоровенная корзинка, накрытая плотной белой тканью. – Мясник, – сказал я. Мальчишка снова пожал плечами. – Может быть. Ну что, берем его? – Ты сможешь надеть его одежду? – Нет. – Тогда пускай едет. Будут и другие варианты. Раскрасневшийся, взмокший велосипедист доехал до перекрестка, притормозил на мгновение, вытер пот со лба и двинулся в сторону поместья. Мы смотрели ему вслед. Точнее, мальчишка неотрывно смотрел вслед корзине. – Надо было его взять, – тоскливо протянул он, – Очень есть хочется. Прошло некоторое время, и мясник-велосипедист поехал обратно. Он крутил педали и насвистывал. Корзинка его опустела, а вот бумажник, несомненно, потяжелел. Мясника сопровождал один из часовых, двигавшийся огромными неравномерными скачками вдоль живой изгороди; в солнечном свете тело и изорванное одеяние часового казались полупрозрачными. Мясник уехал прочь. Мальчишка с трудом подавил позыв чихнуть. Часовой исчез. Я взобрался на верхушку колючего куста и огляделся. Небо было ясное. Зимнее солнце пригревало не по сезону жарко. Дороги были пусты. За следующий час перекресток миновали еще две машины. Первая – фургон торговца цветами. Его вела неряшливого вида женщина с сигаретой в зубах. Я уже готов был ринуться на нее – и тут заметил боковым зрением троих часовых в обличье дроздов, лениво проплывавших над рощицей. Они бы точно все засекли. Я спрятался и пропустил женщину. Дрозды улетели. Но следующий проезжий тоже нам не подошел. Это опять была машина волшебника – дорогой автомобиль с открытым верхом, да и ехал он со стороны поместья. Лицо водителя было почти полностью скрыто шляпой и защитными очками. Я успел разглядеть лишь рыжеватую бородку, короткую и аккуратно подстриженную, – и он уже унесся прочь. – Кто это был? – поинтересовался я. – Еще один соучастник? – Первый раз вижу. Возможно, это тот самый, который приехал вчера вечером. – Кто бы он ни был, он в поместье не задержался. Мальчишка в расстройстве ударил кулаком по земле. – Если мы не проберемся внутрь в самое ближайшее время, начнут прибывать остальные гости! А нам еще нужно успеть выяснить, что тут происходит. Ах, если бы только я был могущественнее! – Извечный крик души всех волшебников, – утомленно заметил я. – Потерпи. Он посмотрел на меня зверем и огрызнулся: – Чтобы терпеть, нужно время! А у нас его нет! Но на самом деле мы поймали свой шанс всего лишь двадцать минут спустя. Снова послышался шум подъезжающей машины. Снова я пробрался на другой край рощицы и выглянул из-за гребня насыпи. И мгновенно понял, что наше время пришло. Это был фургон бакалейщика, высокий, прямоугольный, свежевымытый, с аккуратными черными крыльями. На борту у него красовалась горделивая надпись: «Скволлс и сын, бакалея из Кройдона, вкусная еда для всех». К моему великому облегчению, похоже было, что в кабине восседают сами Скволлс и сын. Вел машину лысый мужчина постарше, а рядом с ним сидел бодрый юнец в зеленой кепке. Оба были полны энергии и явно принарядились ради великого дня; лысина старшего блестела, будто отполированная. Мышь, притаившаяся за камушком, начала разминать мышцы. Фургон подъехал поближе; из-под капота неслось подвывание и дребезжание мотора. Я взглянул в небо. Ни дроздов, ни прочей пакости. Все чисто. Фургон подъехал к роще, и деревья заслонили его от ворот Хедлхэма. Скволлс и сын опустили стекла, чтобы подышать свежим воздухом. Сын напевал себе под нос что-то веселенькое. Когда они уже наполовину миновали рощу, сын услышал где-то сбоку негромкий шорох. Он посмотрел направо. И увидел, что прямо на него по воздуху в позе атакующего каратиста несется полевая мышь. Мышь влетела прямиком в открытое окно. Ни Скволлс, ни сын не успели даже пальцем пошевельнуть. В кабине завертелся неизъяснимый водоворот, да так, что она закачалась из стороны в сторону. Фургон слегка отклонился и подъехал к земляной насыпи у края дороги, где и притормозил. Мотор чихнул и заглох. На мгновение воцарилась тишина. Потом дверца со стороны пассажирского места отворилась. Из кабины выпрыгнул мужчина, до чрезвычайности похожий на Скволлса, нырнул обратно и вытащил недвижные тела Скволлса и сына. Сын лишился большей части одежды. Перетащить эту парочку через дорогу, на насыпь и в глубь рощи было делом нескольких секунд. Я спрятал их в зарослях ежевики и вернулся к фургону[93]. Тут-то и началось самое неприятное. Джинны и автомобили просто не совмещаются между собой. Очень уж противно чувствовать себя заключенным в жестяной колпак и окруженным со всех сторон вонью бензина, машинного масла, искусственной кожи, людей и их изделий. Невольно начинаешь думать, какая же это слабая и ничтожная тварь – человек, раз он для путешествий на дальние расстояния нуждается в таких жалких приспособлениях. А кроме того, я просто не умею водить машину[94].