И тем не менее я снова завел мотор и как-то умудрился вырулить от обочины обратно на середину дороги. А потом – и к перекрестку. На все это ушло не более минуты, но я, честно признаться, уже начал психовать: какой-нибудь глазастый часовой мог задуматься, отчего это фургон так долго не показывается из-за деревьев. На перекрестке я притормозил, быстро огляделся по сторонам и наклонился к окну. – Быстро сюда! Кусты лихорадочно зашуршали, и вот мальчишка рванул дверь на себя и ввалился в кабину, пыхтя, словно загнанный слон. Дверь захлопнулась. Секунду спустя мы уже покатили дальше и свернули на дорогу, ведущую к Хедлхэм-Холлу. – Это ты? – спросил мальчишка, уставившись на меня. – Кто же еще? Переодевайся, и поживее. Часовые вот-вот доберутся до нас. Мальчишка забарахтался на сиденье, сдирая свою куртку и стараясь дотянуться до одежды Скволлса-младшего – рубашки, брюк и зеленой куртки. Каких-нибудь пять минут назад все это было чистеньким и аккуратным; теперь же вся одежда была напрочь измята. – Быстрее! Они приближаются! И действительно, через поле с обеих сторон, подскакивая, неслись часовые. Черные отрепья реяли на ветру. Мальчишка возился с рубашкой. – Здесь пуговицы тугие! Я не могу их расстегнуть! – Надевай через голову! Часовой, который слева, приближался быстрее. Я видел его глаза – два черных овала с горящими в глубине крохотными огоньками. Я попытался прибавить скорость, но нажал не на ту педаль; фургон задрожал и чуть не остановился. Мальчишка как раз в этот момент просовывал голову в воротник рубашки и влетел носом в приборную доску. – Эй! Ты что, нарочно?! Я отыскал нужную педаль. Мы снова поехали быстрее. – Скорее натягивай куртку, или нам конец. И кепку. – А брюки? – Забудь про брюки. Времени нет. Мальчишка управился с курткой и как раз успел натянуть кепку на взъерошенные волосы, когда часовые нагнали нас. Они остались по ту сторону изгороди, но их блестящие глаза были прикованы к нам. – Не забывай – нам не положено их видеть, – сказал я. – Смотри вперед. – Я и смотрю. Тут его посетила очередная мысль. – А они не догадаются, кто ты такой? – Они недостаточно сильны для этого. Я от души надеялся, что это правда. Мне показалось, что это гули[95], но в наше время ни в чем нельзя быть уверенным[96]. Некоторое время мы ехали в сторону гряды деревьев и оба смотрели строго вперед. Часовые по-прежнему сопровождали машину. Затем мальчишка снова заговорил. – А что мне делать с брюками? – Ничего. Обойдешься тем, что уже есть. Мы вот-вот подъедем к воротам. Во всяком случае, твоя верхняя половина выглядит достаточно прилично. – Но… – Расправь куртку и разгладь все складки, которые найдешь. Итак, я – Скволлс, а ты – мой сын. Мы везем в Хедлхэм-Холл всякие продукты ко дню конференции. Кстати, хорошо, что вспомнил – нам бы лучше выяснить, что же мы на самом деле везем. Глянь, а? – Но… – Не беспокойся, в том, чтобы посмотреть назад, ничего подозрительного нет. В задней стенке кабины, посередке, красовался люк. Я указал на него. – Давай, глянь скоренько. Я бы сам посмотрел, но я за рулем. – Ну ладно. Мальчишка встал коленками на сиденье, открыл люк и сунул голову вовнутрь. – Тут темно… и целая куча всего… – Достать что-нибудь можешь? Я взглянул на мальчишку и едва не выпустил руль из рук. Фургон лихорадочно вильнул к обочине; я едва успел его выровнять. – Штаны! Сядь немедленно! Где твои штаны? Мальчишка сел. Картина слева от меня заметно улучшилась. – Свои я снял. А ты мне сказал, чтобы я не надевал новые. – Я не понял, что ты выбросил те! Сейчас же оденься! – Но часовые увидят… – Часовые и так уже все увидели, уж поверь мне на слово. Надевай, и все. Он снова проехался ботинками по приборной доске. Я сокрушенно покачал своей лысой головой. – Нам остается лишь надеяться, что гули мало что смыслят в человеческой одежде. Возможно, их ничуть не удивит, что тебе взбрело в голову переодеваться прямо сейчас. Но охранники у ворот будут куда проницательнее – можешь в этом не сомневаться. Мы находились уже у самой границы поместья. Теперь впереди весь обзор закрывали деревья. Дорога неспешно обогнула их, и почти сразу после этого показалась огромная арка. Построенная из массивных глыб желтого песчаника, она с напыщенной солидностью поднималась из придорожных кустов, подобно тысячам других арок, разбросанных по всему миру[97]. Полагаю, теперь уже никто и не помнит, какой мелкий дворянчик заплатил за эту арку и с чего ему вдруг приспичило ее возвести. Лица кариатид, поддерживающих свод, давно стерлись, равно как и надписи на арке. А плющ, обвивающий ее, упорно трудился над тем, чтобы разрушить саму каменную кладку. Над аркой возвышался красный купол, накрывая заодно и часть леса. Единственный проход шел через арку. Сопровождавшие нас часовые выжидающе уставились вперед. Я остановил фургон в нескольких метрах от арки, но не стал выключать двигатель. Мотор тихо урчал. Мы сидели в кабине и ждали. В основании арки отворилась деревянная дверь, оттуда вышел человек. Мальчишку передернуло. Я взглянул на него. Он и до того-то был бледным, а теперь вовсе побелел как мел. А глаза сделались круглыми, словно блюдца. – В чем дело? – прошипел я. – Это он… тот самый, которого я видел в зеркале. Тот, который забрал Амулет. Ни отвечать, ни придумывать что-либо времени не было. Убийца размашистым шагом приближался к фургону, чуть улыбаясь на ходу. 36 Итак, это был он – тот самый человек, который украл Амулет Самарканда и исчез без следа, тот самый, который перерезал горло хранителю Амулета и оставил его валяться в луже крови. Наемник Лавлейса. Он был здоровенный – для человека, конечно, – на голову выше среднего обывателя и шире в плечах. На нем были длинная темная куртка и белые брюки восточного фасона, заправленные в ботинки с высокими голенищами. Угольно-черная борода, широкий нос, пронзительные голубые глаза под густыми бровями. Для своих габаритов он двигался на редкость грациозно, небрежно помахивая одной рукой и заткнув большой палец другой за пояс. Наемник обошел капот и подошел к кабине с моей стороны, ни на миг не сводя с нас взгляда. Подойдя поближе, он махнул рукой. Я заметил краем глаза, как сопровождавшие нас гули умчались обратно в поля. Я высунулся в окно и весело поздоровался с ним, надеясь, что мне достаточно правдоподобно удается воспроизвести лондонский выговор. – Доброе утро! Эрнест Скволлс и сын, доставка бакалейных товаров. Мужчина остановился и несколько мгновений молча созерцал нас. – Скволлс и сын… Голос у него оказался низким и тягучим; голубые глаза будто видели меня насквозь. Честно признать, это смущало. Мальчишка невольно сглотнул. Я молча понадеялся, что он не впадет в панику. – Скволлс и сын… Да, вас ждут. – Да, начальник. – Что вы везете?