Но едва лишь он миновал первое кресло, как чья-то костлявая рука схватила его за загривок. – И куда это ты несешься, слуга? Я узнал этот голос. Он вызвал у меня неприятные воспоминания о Скорбном Шаре. Это была Джессика Уайтвелл: ввалившиеся, словно у мертвеца, щеки и коротко подстриженные белые волосы. Натаниэль дернулся, пытаясь вырваться. Я, не теряя времени, выбрался из его уха и пополз по мягкой белой коже за ухом, к руке, вцепившейся в его загривок. – Пустите! – извиваясь, выкрикнул Натаниэль. – …какая это радость для меня… Лавлейс все еще не услышал поднятого этой возней шума. – Как ты смеешь вмешиваться в ход собрания? Острые ногти Джессики безжалостно впились в кожу мальчишки. Вошь тем временем приближалась к ее тонкому бледному запястью. – Вы не понимаете! – задыхаясь, выпалил Натаниэль. – Лавлейс… – Умолкни, отродье! – …рад видеть вас всех. Шолто Пинн передает свои извинения: он плохо себя чувствует… – Джессика, набрось на него Путы, да и все, – посоветовал волшебник, сидевший в соседнем кресле. – Разберемся с ним позже. Я добрался до ее запястья. До его тыльной стороны с синими прожилками вен. Вошь была недостаточно велика для моего замысла. Я превратился в жука-скарабея с очень острыми жвалами. И с глубоким удовольствием цапнул Джессику. От ее визга зазвенели подвески на люстрах. Джессика выпустила Натаниэля, и тот кинулся вперед, да так резво, что я едва не свалился с его загривка. Лавлейс, прервав свою речь, обернулся, и глаза его расширились. Все повернулись в нашу сторону. Натаниэль вскинул руку в указующем жесте. – Смотрите! – прохрипел он (Джессика едва его не удавила). – У Лавлейса Аму… Тут Натаниэля накрыла сеть, сплетенная из белых нитей. Джессика опустила руку и поднесла кровоточащее запястье к губам. – …лет Самарканда! Он собирается убить вас всех! Я не знаю, что он задумал, но это что-то ужасное и… Скарабей устало похлопал Натаниэля по плечу. – Побереги дыхание, – сказал я, – Тебя никто не слышит. Она нас запечатала[111]. Мальчишка непонимающе уставился на меня. – Что, ты никогда раньше не оказывался в такой ситуации? А ведь с другими ты это делал, и не раз. Я принялся наблюдать за Лавлейсом. Он неотрывно смотрел на Натаниэля, и я заметил в его глазах тень сомнения и гнев. А потом он медленно отвернулся, дабы продолжить речь. Лавлейс кашлянул, ожидая, пока утихнет гомон в зале. А сам тем временем запустил руку на потайную полку на трибуне. Мальчишка запаниковал и принялся колотить по упругой стене Пут. – Успокойся, – посоветовал ему я, – Дай лучше я их проверю: у большей части Пут попадаются слабые звенья. Если я найду такое звено, то смогу выпустить нас отсюда. Я превратился в муху и принялся кружить вдоль кокона Пут, выискивая в них изъян. – Но у нас нет времени… – Просто смотри и слушай, – мягко сказал я, чтобы успокоить его. Я не хотел этого выказывать, но мне и самому было тревожно. Мальчишка сказал чистую правду: у нас и вправду не было времени. Натаниэль – Но у нас нет времени… – начал было Натаниэль. – Заткнись и смотри! И муха с лихорадочным жужжанием стала носиться вдоль стен их тюрьмы. В этом звуке слышалась паника. Здесь было так тесно, что Натаниэль едва мог пошевелить кистями рук; для большего просто не было места. Такое ощущение, будто ты очутился внутри египетского саркофага или «железной девы»… Стоило лишь Натаниэлю подумать об этом, как в нем волной поднялся ужас перед замкнутым пространством. Натаниэль с трудом сдержал крик; он глубоко вздохнул и, чтобы отвлечься, сосредоточился на том, что происходило вокруг. После того как нежданно возникшая помеха была устранена, внимание волшебников вновь оказалось приковано к оратору, который продолжал, как будто ничего и не случилось: – В свою очередь, я хотел бы поблагодарить леди Аманду за то, что она предоставила в наше распоряжение этот прекрасный зал… Кстати, позвольте обратить ваше внимание на здешний потолок с его коллекцией бесценных люстр. Они были извлечены из руин Версаля после Французских войн. Сделаны они из кристаллов адамантина. Их создатель… Лавлейсу было что порассказать об этих люстрах. Все волшебники дружно задрали головы к потолку, вразнобой выражая свое восхищение. Роскошь этого зала вызывала у них самый искренний интерес. – Ты еще не нашел слабое звено? – обратился Натаниэль к мухе. – Пока что нет. Сеть неплохо сработана, – раздраженно прожужжала муха. – Почему ты позволил, чтобы тебя схватили? Теперь мы беспомощны! Опять беспомощны! Натаниэль прикусил губу. – Я думаю, Лавлейс собирается кого-то вызвать, – сказал он. – Конечно. И для этого у него есть рог, так что ему не придется читать заклинаний. Это очень экономит время. – И что это будет? – А кто его знает! Видимо, нечто достаточно большое, чтобы справиться с афритом. И снова страх сдавил Натаниэлю горло, норовя прорваться криком. Снаружи Лавлейс продолжал расписывать достопримечательности потолка. Натаниэль обшаривал глазами зал, надеясь поймать взгляд кого-нибудь из волшебников, но те неотрывно глазели на чудесные люстры. Натаниэль в отчаянии потупился. И боковым зрением заметил нечто странное. Пол… Свет, сверкающий на стекле, мешал смотреть, но все-таки Натаниэлю показалось, что он заметил какое-то движение под полом, нечто вроде белой волны, прокатившейся от дальней стены и по всему залу. Натаниэль сощурился. Сеть Пут загораживала ему обзор, и Натаниэль плохо понимал, что именно он видит. Но похоже было, будто что-то накрывает ковер. Муха покружила у головы Натаниэля. – Одно утешает, – сказала она. – Это не может быть кто-то слишком уж могучий, иначе Лавлейсу пришлось бы использовать пентакль. Амулет его, конечно, защитит, но чтобы удержать по-настоящему могущественные сущности, с ними нужно обращаться очень осторожно. Нельзя допустить, чтобы они разбежались – или они снесут все вокруг к чертям. Вспомни хоть тот же Атлантис. Натаниэль понятия не имел, что произошло с Атлантисом. Он продолжал смотреть на пол. И вдруг осознал, что ощущение движения затронуло весь зал: казалось, будто сам пол перемещается, хотя стекло оставалось все таким же твердым и недвижным. Натаниэль поглядел себе под ноги и увидел, как под ними быстро проскользнуло улыбающееся лицо какой-то молодой волшебницы, а вместе с ним – голова коня и крона дерева… И лишь теперь Натаниэль осознал истину. Ковер ничем не накрывали. Его убирали, быстро и бесшумно. И никто ничего не заметил. Пока волшебники, разинув рты, глазели на потолок, пол под ними изменился. – Бартимеус… – позвал Натаниэль. – Чего тебе? Я пытаюсь сосредоточиться. – Пол… Муха охнула и опустилась Натаниэлю на плечо. – А вот это паршиво. Пока Натаниэль смотрел вниз, под ним проплыл орнамент из вьющихся растений, а следом – и украшенный бахромой край ковра. А под ковром обнаружились какая-то светлая поверхность – возможно, штукатурка – и огромные руны, выписанные блестящими черными чернилами. Натаниэль мгновенно понял, что это, и ему хватило одного взгляда, чтобы окончательно убедиться. Он увидел части безукоризненно выписанных кругов, две прямые линии, образующие луч звезды, изящно изгибающиеся рунические надписи, красные и черные… – Гигантский пентакль, – прошептал он, – И мы все внутри него. – Натаниэль, – сказала муха, – помнишь, я велел тебе сохранять спокойствие и не дергаться? – Помню. – Так вот, забудь об этом. Дергайся, как только сможешь. Возможно, нам удастся привлечь внимание кого-нибудь из этих идиотов. И Натаниэль заплясал на месте, дергая кистями рук и вертя головой. Он кричал, пока у него не заболело горло. Муха летала вокруг него и переливалась яркими сверкающими красками. Но сидевшие поблизости волшебники ничего не замечали. Даже Джессика Уайтвелл, сидевшая совсем рядом, по-прежнему смотрела на потолок. Натаниэля вновь затопило то самое ощущение ужасающей беспомощности, что он испытывал в ночь пожара. Вся его энергия и решимость развеялись. – Ну почему они не смотрят?! – взвыл он. – Алчность в чистом виде, – отозвалась муха. – Их удерживают путы богатства. Дрянь дело. Я бы попытался использовать Взрыв, но в таком тесном замкнутом пространстве он тебя убьет. – Да уж, лучше не нужно, – сказал Натаниэль. – Разве что ты освободил бы меня от Бесконечного Заточения… – пробормотала муха, – Тогда я смог бы выбраться отсюда и заняться Лавлейсом. Ты, конечно, погиб бы, но я спас бы всех остальных, честное слово, а потом рассказал бы им о твоем самопожертвовании. Это было бы… Смотри! Начинается!