– Давай сперва сами посмотрим, что к чему, а там уж решим. На въезде в клинику я протянула охраннику пропуск, но тот даже не взглянул, сразу поднял шлагбаум: – Там полиция приехала, Аделина Эдуардовна. Я их сразу к котельной отправил – правильно? – Правильно. Постарайтесь вести себя так, как будто ничего не произошло, паника в клинике не нужна. И сотрудников, пожалуйста, не вводите в курс дела прямо на въезде, – я выразительно посмотрела на охранника, и тот закивал: – Да-да, я понял… – Понял он… – пробурчал Матвей, когда я отъехала от шлагбаума и свернула к парковке для персонала. – Через час вся клиника на ушах будет стоять. – Скрыть информацию от персонала все равно не удастся, нам бы клиентов не волновать. – С сотрудниками сам переговорю, сегодня же планерка, а ты, как я понимаю, будешь занята в это время. Я просмотрела на мужа с благодарностью – вот все-таки умел Матвей прочувствовать момент и подставить плечо, этого у него не отнимешь. У котельной стояла полицейская машина и еще одна – с надписью «Передвижная криминалистическая лаборатория», и на подножке отодвинутой двери сидел молодой мужчина и что-то записывал, придерживая на колене папку. Нам тут же перегородил дорогу полицейский, но я даже рта не успела раскрыть, как из-за его спины появился Васильков: – Это владелица клиники и главный хирург, – сказал он, и полицейский отошел, давая нам возможность войти в котельную. Там уже вовсю работала бригада, осматривая лежавший на полу труп. Судя по свисавшей с крюка в потолке веревке, человек повесился. В этот момент один из сотрудников поднялся, и я увидела, что на полу лежит тело женщины с темной короткой стрижкой. – Доброе утро, Аделина Эдуардовна, – раздался голос следователя, и я, повернувшись, с трудом узнала старшего следователя Невзорова, который когда-то давно занимался делом писательницы Аглаи Волошиной. – Валентин Игоревич? – припомнила я имя следователя, и тот удивленно спросил: – Как вы вспомнили? Несколько лет ведь прошло. – Как-то всплыло. Вот мы снова встретились, и повод опять не из приятных. – Точно. Боюсь, что труп криминальный, мне придется опрашивать весь персонал, дежуривший сегодня ночью. Кстати, посмотрите, пожалуйста, личность потерпевшей вам знакома? Я подошла ближе и внимательно посмотрела в синюшное лицо женщины. Нет, я ее точно не знала, но на ней были комнатные мягкие тапочки, одна из которых слетела, а вторая так и осталась на правой ноге, и это значило, что она – клиентка клиники. Плохо… еще хуже, чем факт обнаружения трупа на территории вообще. Убитая клиентка – а, судя по всему, следователь считает, что это убийство, хотя пока мне об этом прямо не говорит, – это очень большая репутационная потеря. Мы всегда позиционировали клинику как безопасную и конфиденциальную, а теперь… Н-да… – Это клиентка Игоря Авдеева, – сказал в этот момент Матвей. – Она уже к выписке готовилась, я карту взял на проверку вчера. Ларичева Софья Леонидовна, восстановительная маммопластика после резекции правой молочной железы. Невзоров быстро записывал все, что говорил Матвей, а я смотрела на мертвую женщину и не могла понять, что именно меня беспокоит, кроме того, что она мертва. – Мне бы карту посмотреть, – сказал следователь, и Мажаров кивнул: – Конечно, она у меня в кабинете. Будете оформлять изъятие? – Пока нет, не вижу необходимости. Она явно не от операции умерла, но с ее врачом я бы переговорил тоже. – У него сегодня день без операций, сможете поговорить. – Аделина Эдуардовна, вы так пристально разглядываете труп, что даже мне не по себе, а криминалисты наверняка ревнуют, – заметил Невзоров. – Что-то не так, по-вашему? – Ну… странгуляционная борозда ровно такая, как должна быть при повешении… а вот с ее ростом было бы затруднительно веревку забросить так высоко. И никаких подручных средств рядом, а ведь должно же что-то быть, на что она встала, правда? – я огляделась вокруг в поисках какого-то предмета, который должен был лежать недалеко, но ничего не нашла и беспомощно посмотрела на следователя: – А вам так не кажется? – Кажется. Ее рост не больше ста шестидесяти сантиметров, высота потолка в котельной около четырех метров, крюк длинный, конечно, но не настолько, чтобы женщина с таким ростом сама могла забросить на него веревку с пола. – А вон в углу лестница стоит, – заметил кто-то из опергруппы, и следователь, посмотрев в указанном направлении, усмехнулся: – А как она туда потом попала? Ну после того, как дама повесилась? Сама ушла, ножками? Пальцы снимите с нее на всякий случай. Я бросила взгляд на часы: – Если мы вам больше не нужны… – Да, вы можете пока заниматься своими делами, а я попозже, как здесь закончу, зайду к вам, – сказал Невзоров. – И, Аделина Эдуардовна, по возможности… – он выразительно посмотрел мне в глаза, и я кивнула: – Конечно. Но вы ведь понимаете, что такую информацию долго скрывать не получится. – Понимаю. Но пока постарайтесь не обсуждать случившееся. И доктора… как его… – он заглянул в блокнот. – Авдеева Игоря Александровича попросите не отлучаться из ординаторской. – Я его лучше к себе в кабинет приглашу, так будет удобнее. – Спасибо. Невзоров вернулся к трупу, а мы с Матвеем пошли в административный корпус. Муж нарушил молчание первым: – Тебе не показалось, что… – Что убитая похожа на Калмыкову? В первый момент у меня земля из-под ног ушла, до того я испугалась, – призналась я, беря Матвея под руку. – Ты думаешь, это может что-то значить? Матвей неопределенно пожал плечами: – Не знаю… но такое совпадение мне совсем не нравится. И в этом я была с мужем абсолютно согласна. Семен Странная девочка Аня ушла, когда Семен вернулся с работы – просто сняла с вешалки джинсовую куртку и, попрощавшись, закрыла за собой входную дверь. Семен только плечами пожал – он устал, и ему было не до анализа поступков едва знакомой девчонки. Однако в кухне обнаружился ужин, и это заставило Семена все-таки вспоминать об Ане. «Я ведь даже не знаю, сколько ей лет, – думал он, с аппетитом поглощая жареную картошку и салат из помидоров и огурцов. – Может, она и вправду малолетка? Тогда плохо… Не дай бог, что случится – я потом не отмажусь, что пальцем к ней не прикоснулся. Надо все-таки в баре поспрашивать, вдруг кто-то ее знает». Сунув пустую тарелку в раковину, Семен заварил крепкий чай и вышел на балкон, уселся в кресло и закрыл глаза. Солнце уже начало клониться к закату, но жара все еще стояла обжигающая. «Ну и лето в этом году – ад кромешный, – вяло думал Семен, подставив лицо лучам. – Надо в выходной на озеро, что ли, смотаться, ни разу еще не выбрался». Раньше он часто выезжал в субботу с палаткой на ближайшее озеро, проводил там ночь и с самого утра купался в еще холодной воде. В этом же году никак не получалось – то одно, то другое, то отец загружал дежурствами в клинике, а потом и вовсе было не до поездок. Постепенно мысли перетекли к операции, которую Семен провел сегодня. Драгун зашла в ординаторскую после обеда и коротко сказала, что довольна увиденным, и Семен почувствовал, что понемногу обретает уверенность в себе и в своих навыках. О завтрашней операции он теперь думал куда спокойнее. «Ничего, я еще успею доказать себе, что чего-то стою сам, отдельно от отца. Так даже лучше – когда вокруг никто не сравнивает тебя, не измеряет отцовской линейкой. Здесь я сам по себе, сам по себе хирург, а не сын профессора». Тут же всплыл разговор с психологом и фраза, оброненная Иващенко в конце – о том, что он хочет показать Семену его настоящего. «А ведь он прав… я не знаю, какой я на самом деле. Мне часто кажется, что я живу не свою жизнь, а пытаюсь повторить отцовскую – не желая того. Пытаюсь соответствовать, не осрамиться, не подвести… А надо ли мне самому все это? У меня даже времени не было об этом подумать». Прежде всегда скептически относившийся к психологам, Семен вдруг понял, что не против пообщаться с Иващенко подольше – тот умел слушать и ничего не навязывал, и выходило, что все выводы Семен делал сам. «А вот если ему об этой девчонке рассказать? – вдруг подумал Семен. – Ведь почему-то я ее домой притащил, хотя мог развернуться и уехать – в первый раз, что ли? Какое мне дело до ее проблем? Я таких девчонок перевидал – толпы, однако почему-то именно эта заставила меня думать о себе. Ну не влюбился же я, правда? Малолетняя грубиянка… да, ужин приготовила, отблагодарила за ночлег… а я сижу вот теперь и думаю, куда она пошла». Чай давно остыл, Семен лениво протянул руку к кружке и сделал глоток, не испытав при этом никакого удовольствия. В чае он понимал, хорошо разбирался в сортах, умел правильно заваривать, любил разные добавки. «Нет, это пить нельзя», – Семен встал и, прихватив кружку, вернулся в кухню, чтобы заварить новый напиток. Под столом что-то блестело, и Кайзельгауз нагнулся – это оказалась сережка со сломанным замком. Маленькая золотая капелька, прикрепленная колечком к небольшому оправленному в золото бриллианту. Сомнений быть не могло – сережку потеряла Аня, никаких других женщин, кроме матери, в этой квартире давно не было. А мать Семена носила серьги крупные, массивные, с изумрудами, которые предпочитала всем остальным камням. Подкинув серьгу на ладони, Семен усмехнулся: – Ну выходит, мы еще встретимся, сережка-то явно ручной работы, небось подарок чей-то. А говорила – мать няней работает. Ну-ну… Он убрал находку в ящик письменного стола, уселся и открыл ноутбук, загрузил файл с макетом завтрашней операции и принялся еще раз прокручивать все этапы и прогнозировать послеоперационный период. В отцовской клинике он никогда не разбирал предстоящую операцию, никогда не готовился дома – понимал, что это бесполезно, отец все равно найдет, к чему придраться, чтобы отчитать его лишний раз при всей операционной бригаде. В операционной же клиники Драгун Семен вдруг ощутил себя совершенно свободным и отвечающим за свои действия самостоятельно. Это было сродни тому, как тебе, первокласснику, впервые разрешают вернуться из школы одному, без встречающей мамы или бабушки, и ты вдруг понимаешь, что только от тебя зависит, как ты доберешься до дома – с приключениями или без. Закончив подготовку, Семен с удовлетворением закрыл ноутбук и потянулся. Настенные часы показывали половину восьмого, а усталость сняло как рукой, поэтому он решил немного прокатиться и заехать на заправку. Спустя пару часов Семен с удивлением обнаружил, что паркуется у «Железного коня», куда совершенно не собирался заезжать. Он уже решил не заходить в бар, когда перед глазами вдруг всплыл огромный сочный бургер с истекающей мясным соком котлетой из говядины.