– Матвей… Ну я мужчина, что ли, чтобы она мне нравилась? Кстати… а тебе никогда не казалось странным, что она довольно громко говорит? И все время старается встать так, чтобы видеть лицо собеседника? – вдруг вспомнила я, замирая с ложкой над сковородой. Матвей нахмурился: – Слушай… а ведь правда. Меня иной раз это здорово раздражало – как будто она старается громким голосом свою мысль пояснее донести. – Так делают люди с нарушением слуха. – Да, ты права… Но надо спросить еще у кого-то, мы с тобой можем быть предвзяты. Мы уже закончили ужинать и собирались пить чай, когда раздался звонок в домофон – это приехал Иващенко. Впервые за все время я видела Ивана в таком возбужденном состоянии – обычно наш психолог был чуть вялым, отстраненным и каким-то даже несобранным. Сегодня же он буквально влетел в нашу квартиру и с порога заговорил, не тратя время на этикетные расшаркивания: – Вы были правы, Аделина Эдуардовна! Калмыкова замешана в чем-то, и теперь ей мстят! – Стоп-стоп! – прервал его Матвей. – Давайте-ка за стол, Иван Владимирович, за чаем спокойно поговорим. Чувствую, новости у вас интересные. – Интересные?! Да это криминальный сериал, если хотите знать! – послушно подчиняясь руке Матвея, подталкивавшей его в сторону кухни, продолжал Иван. – А сегодня у Калмыковой пропал сын. – Как… пропал?! – выдохнула я, в одну секунду представив, что испытала в этот момент Инна. – В лагере. Он там отдыхает со своей секцией плавания. И примерно в обед воспитатель отряда обнаружила, что мальчика нет. Она позвонила Калмыковой в тот момент, когда я к ней поднялся – ну вы помните, Аделина Эдуардовна, вы поехали в клинику, а я решил вернуться? – обернулся Иващенко ко мне. – Да-да… и что? Мальчик нашелся? – Пока нет. Поиски организовали, там полиция и отряд добровольцев. Я тоже хотел с ними, но Инна Алексеевна очень просила не вмешиваться. Кстати, пока мы с ней ехали в лагерь, она очень много мне рассказала. Я понимаю, что воспользовался ее состоянием, но… В общем, Аделина Эдуардовна оказалась права. А я вспомнил, о чем речь, – обхватив кружку с чаем, которую я поставила перед ним, проговорил Иван. – Три с небольшим года назад было довольно громкое дело – пропала жена депутата Сурикова. Он рвал и метал, поднял на уши всех… а потом хирургическая бригада одной из пластических клиник вдруг в полном составе увольняется, а через некоторое время в Подмосковье находят труп Влада Локтева, хирурга. – Вообще не вижу связи, – поморщилась я. – И ничего не понимаю – при чем тут депутат этот и жена его? – Да говорят, что она сбежала с любовником, а тот решил ей скоренько внешность сменить. Но это не точно, так – на уровне слухов. Но фамилию Локтева сегодня называла Инна в своем монологе, несколько раз называла, понимаете? И про смерть его упомянула тоже. А откуда ей об этом знать? – В одной клинике работали. Мог кто-то из бывших коллег сказать, – пожала я плечами. – Нет, – замотал головой Иващенко. – Она совершенно конкретно произнесла фразу «А потом я увидела фото мертвого Локтева» – я это очень четко запомнил. Фотографию, понимаете? Значит, кто-то ей прислал? И о чем это говорит? – Иван обвел нас победоносным взглядом и сделал большой глоток чая, обжегся и закашлялся. Матвей встал из-за стола и переместился к окну, чуть приподнял римскую штору: – О чем угодно. – То есть как?! – Да вот так, Иван Владимирович, – Матвей развернулся и, опираясь на подоконник, продолжил: – Что угодно это может значить. Но то, что Калмыкова работала в этой бригаде, факт. Однако мы не знаем, как умерли остальные. Ну, допустим, Локтев. Ведь он мог стать случайной жертвой? – Случайной жертвой падения в серную кислоту? – взвился Иван. – Калмыкова сказала – на фото были останки, его буквально растворили! «Случайно!» – Так, все, мальчики, разошлись, – примирительно сказала я. – Матвей, Иван Владимирович прав. Случайно искупаться в серной кислоте невозможно, если только не планируешь так из жизни уйти. А про остальных нам что-то известно? – Известно, – кивнул Иван. – Я ведь еще и справки навел, пока к вам из лагеря на такси ехал. Мой двоюродный брат работает в центральном аппарате МВД, пришлось побеспокоить. – Надо же… а я не знала, что у вас такие родственные связи имеются, – заметила я, удивившись, как за столько лет довольно тесного общения с Иващенко умудрилась не знать такого. – Вы, Аделина Эдуардовна, не обижайтесь, но вас другие люди вообще мало интересуют – если только вы их на стол взять не собираетесь, – сказал Иван, и я увидела, как прячет улыбку Матвей. – Так вот… братец мой двоюродный рад, конечно, не был, но информацию подбросил. Второй хирург повесился в гараже своего родственника, сестра-анестезистка вскрыла вены в съемной квартире. Ну оставались операционная сестра Ларичева – ее, как выяснилось, нашли сегодня в нашей котельной, и Инна Алексеевна Калмыкова. – И она, к счастью, жива и здорова… – пробормотала я. – Но у нее пропал сын, – напомнил Матвей, возвращаясь за стол. – А есть ведь, кажется, еще и дочь? – Да, дочь-студентка, лет девятнадцати. Судя по всему, очень проблемная девочка, – сказал Иван, допивая чай. – На момент пропажи сына Инна Алексеевна не могла с ней связаться, при мне несколько раз звонила. Но телефон не отвечал. Скорее всего, девчонка часто не ночует дома. Теперь я встала из-за стола и заходила по кухне. Опять меня угораздило вляпаться в историю… Мало мне было проблем с Ульяной Ненашевой… Определенно, я утратила способность разбираться в людях. – Мне не дает покоя тот год ее работы на Волге, – сказала я, глядя на Иващенко. – Не прольете свет, случайно? – Да там ничего криминального, – отмахнулся Иван. – Калмыкова потеряла слух, практически оглохла на левое ухо, делала тимпанопластику и пластику слуховых косточек, у нее подруга – ЛОР-хирург. Потом действительно немного работала анестезиологом в городской больнице. – Ясно. Хотела скрыть, что плохо слышит – видимо, слух окончательно так и не восстановился, – пробормотала я. – Ну хоть тут ничего криминального… Слушайте, Иван, а как вы из нее все это выудили, а? – Задавая определенные вопросы. У Калмыковой нервы на пределе, она напугана, даже не заметила, как язык развязался. Ей бы, конечно, в стационаре полежать, подлечиться… И тут у меня зазвонил мобильный. Я взяла трубку – это оказался дежуривший сегодня Филипп Басалаев: – Аделина Эдуардовна, добрый вечер. Извините, что беспокою, но у нас ЧП. – Что случилось? – Пропал клиент. – Как это – пропал? – не поняла я. (21f79) – На вечернем обходе отсутствовал и до сих пор не появился. Я решил сперва вам позвонить. – Правильно. А… чей клиент? – Матвея Ивановича. – И почему-то я сразу поняла, как его фамилия. Семен – Значит, так, подруга, – сказал Семен, когда они с Аней вышли из «Железного коня» за пять минут до закрытия. – Мне завтра на работу, поэтому сейчас я тебя отвезу домой. И не спорь! – предвосхитил он возмущенный Анин возглас. – Хватит заниматься ерундой, ты должна дома ночевать, даже если у тебя с матерью отношения натянутые. Хочешь, объясню почему? – Ты ведь объяснишь, даже если я откажусь? Семен рассмеялся: – Ох и ершистая ты девка… Немудрено, что с матерью цапаешься. Так вот. Сейчас ты не понимаешь, но со временем будешь очень жалеть о том, что грубила матери, не слушала ее. Ты поймешь, что мать хочет тебе только добра – пусть даже не такого, как ты его видишь. Ты будешь смотреть на то, как твоя мама становится старенькой и потихоньку начинает зависеть от тебя. И тебе будет стыдно за себя сегодняшнюю. Не рви, Анька, матери нервы, – Семен договорил и вдруг заметил, что Аня плачет, закрыв лицо руками. – Эй… ты чего? Что случилось-то? – Мама… – захлебывалась Аня. – Мамочка… – она начала лихорадочно копаться в рюкзаке и наконец выхватила мобильный, включила его – и тут же посыпались сообщения о пропущенных звонках. – О господи… Погоди, я сейчас, – она буквально отпрыгнула в сторону и начала набирать номер: – Мама! Мама, ты звонила? Я случайно телефон отключила… не сердись… Что?! Как это?! Я сейчас приеду домой, мамочка, ты только не волнуйся, все будет хорошо! Семен наблюдал за девушкой с удивлением – он впервые видел ее такой растерянной, даже испуганной, совсем подростком. – Ты можешь отвезти меня домой? – попросила она, бросая в рюкзак мобильный. – Только скорее, ладно? – Что-то случилось? – Не спрашивай, просто отвези меня! – вскрикнула Аня, нетерпеливо топнув ногой, и Семен поднял руки: – Все-все, садись, поехали. Адрес говори. Она назвала адрес – где-то в новостройках на другом конце города, Семен завел мотоцикл, и они выехали переулками на объездную трассу. До дома, где жила Аня, добрались минут за пятнадцать – длинная панельная десятиэтажка на девять подъездов стояла полукругом, частично огораживая большой двор с детской площадкой. Парковка была забита, и Семен припарковал мотоцикл прямо под козырьком подъезда у входа в шахту мусоропровода. – Спасибо, что довез, – пробормотала Аня, протягивая ему шлем, но Семен слез с мотоцикла: – Нет уж, подруга, я тебя провожу и на руки матери сдам, так надежнее. – Не надо! – запротестовала Аня, но Семен крепко взял ее за руку: – Тихо, я сказал! Идем. – Ну идем, если смелый… Они поднялись в лифте, и Аня вынула из рюкзака связку ключей, открыла дверь и сразу кинулась в квартиру: – Мама! Мамочка, это я! Где ты? – Ты одна? – раздался из глубины квартиры женский голос, показавшийся Семену смутно знакомым. – Нет, я… И тут в коридоре появилась Инна Калмыкова. Семен даже сделал шаг назад, настолько неожиданным оказалось ее появление: – Добрый вечер… Инна Алексеевна, – растерянно произнес он и только теперь заметил, что вид у Калмыковой странный.