— Ка-акой ты добрый, Виталь! О, я — добрый. Могло случиться и с точностью до наоборот. Я — злой, Макс — добрый. Всего лишь распределение ролей. * * * — Чур, я добрый! — Старина, добрый — я, ты — злой. — Да почему ж я злой?! — По жизни. — Это я-то по жизни злой? Когда? — Тебе Йемен припомнить? Карабах? — Запрещённый приём, старина. — И кто сказал, что запрещённые приёмы запрещены? — Тоже верно. — Так что? Не, прикинь, старина, у злого ведь даже больше шансов. — Не, старина, так-то оно так, но снасильничать каждый может (ну, не каждый!). Вот по обоюдному согласию — поди добейся! — Да я и злой добьюсь! Делов-то! — Тогда о чём спорим? — Мы спорим? — Какие у нас могут быть споры! — Тогда… Тогда что? — А давай просто кинем на спичках. Длинная-короткая. — А… давай! В конце концов! И вот я — добрый. Кинули на спичках. Ключевое — кинули. Ничего личного. Далее — строго по методичке. Я — добрый. Макс — злой. Работаем! * * * Однако работать надо на перспективу. Мы же не менты какие-нибудь. Им-то что! Раскрутил фигуранта на чистуху, потом следствие, улики, потом суд. Палку срубил. С глаз долой — из сердца вон. Только в случае с фигурантом Данияловой — полный облом у вас, менты. Во всех случаях. Как фигурант она, да, проходила, но и только. Проходила и прошла — мимо. Следствие. Улики. А она-то, с какого перепугу она вдруг фигурант? Ей сейчас и так непросто, горе-горе, и вдобавок — вы! Фигурант, выдумали! Да уж, выдумали! Фигурант — вообще ментовское словцо. У нас — объект. Фигурант — здесь и сейчас. Объект — на перспективу. Объект Лилит взят в разработку, ещё когда Лев Воркуль. Нет-нет, ещё он здравствовал, и весьма насыщенно. И объект Лилит вёлся ни шатко ни валко, в полуспящем режиме. А после нежданного-негаданного успения Лёвушки — проснулся уже интерес. Живой такой, весёлый. К ментам за информацией — не по чину. Менты, может, чем-могут-помогут, но осадочек останется. Ну, не по чину! И потом, нужен официальный запрос от одного руководства другому руководству. И, если честно, какое к тому времени руководство! Девяносто третий. Или девяносто четвёртый? Нет, девяносто третий. Куалонкуизмо форевер! Кулон Кузьмы в натуральную величину! Наш ближний круг выведен за штат, дальний круг — соответственно. Потому с ментами общение лишь по старым связям, неформально, вась-вась. * * * — О-о, сколько лет, сколько зим! Как насчёт пивасика, Вась-вась? — Никогда! Никогда… не откажусь! — Давай тогда, что ли, на Конюшенной пересечёмся. Там отельчик такой «Все флаги». При нём такой кабачок типа японский. Пивасик бочковой и любой — всегда. Креветки в кляре с васаби — р-рекомендую! Чего замялся? Конюшенная, «Все флаги», японский. Заманчиво, заманчиво. — Понимаешь, у меня с бабосиками полная жопа. То есть пустая. — Дом-два вопрос! Банкую! Столько лет, столько зим! — Ну, тогда за встречу! — За неё!.. А помнишь, Вась-вась, такая у вас в ментовке была забавная херня? Девяносто третий? Вы там все матерились весь год, как дети малые! — А-а! Девяносто четвёртый. Июнь. Во падла! — Почему ж падла? Красивая женщина! — Красивая, падла! Устроить бы ей тогда субботник! Всем отделом! По-другому б запела! — А так что пела? — Да ну! Мы с ней и так и сяк! Не колется, ведьма! И внагляк: «Ведьма я. Записывай, старлей. Ведьма. Подпишу. Мною прочитано и с моих слов записано верно». Надо, надо было ей тогда субботник! Красивая, падла! Хоть оттянулись бы! — Напоследок, угу! Потом по одному — в ямку, всем отделом. Через промежутки времени. — Ай, перестань! Что мы, дети малые?! — Большие, большие! — И вдруг, закинув руки за голову, мечтательно: — До чего же мне хочется побывать сейчас на партийном собрании, на самом обыкновенном собрании, где обсуждаются самые обыкновенные вопросы. Даже старый волчара Вась-вась на секундочку, но собьётся после такого пассажа. Что за чушь собачья! В принципе она и есть — чушь собачья. Точная цитата. «Медная пуговица». Лев Овалов. Майор Пронин и всё такое. А вообще-то давняя и простенькая мулька от Макса. (Мулька — так нынче говорят?) Вдруг вставить в устную речь цитатку-другую из книжного источника — без интонирования кавычек. Сразу двух зайцев, а то и трёх, а то и четырёх: Опознавание собеседника по вербальной/невербальной реакции: «свой — чужой». Резкий увод собеседника от темы. После внезапной оторопи «а при чём тут?!» — закономерная амнезия «так про что мы?» Уничижение собеседника. Под занавес озвучка (в случае надобности): это же Салтыков-Щедрин (Сомерсет Моэм, Стругацкие, да хоть Овалов), не узнали? У-у, как всё запущено! Гимнастика ума. Блюдение церебральной формы, тренинг. Макс не такой уж книгочей, чтобы любой абзац из любой книги — в подходящий момент. Но дюжина-другая цитат — всегда при нём. Дюжина-другая — на все случаи жизни достаточно. Что удручает отчасти, но зато упрощает. Так про что мы? (Во-от! См. «закономерная амнезия».) Про креветок. По пивасику ещё? — У меня вообще-то почки… А-а, живём однова! (Прим. Креветки в кляре с васаби в японских заведениях — нонсенс. Скорее для эклектичной Средиземноморщины. Но хозяин — барин. А Вась-вась пристрастен к тем креветкам в кляре с незапамятной поры. Вкусил когда-то и пропал: а-а, живём однова!) * * * Что есть, то есть. Живём однова. Кое-кто и не живёт уже. Ведь не только по ментовским крупицам, иных-других каналов информации — успевай собирать малину с куста. Досье! Хотя дело чисто ментовское. Было. До той поры, пока фигурант не стал объектом. А с внезапным успением адепта Ордена Макса Багдашова — уже дело чести.