— Досадно, но ожидаемо, — весело пропел голос. — Как мало в мире осталось доверия, вы не находите? Банни не ответил. — Как только мы закончим разговор, — продолжил голос, — вы возьмете кассету и выйдете к моему коллеге снаружи, после чего он отвезет вас к… — Мне нужно время. Голос зазвучал так, будто отчитывал непослушного ребенка: — Нет. Симона сказала, что видеозапись у вас. Если это не так, на этом общение закончится. — Нет… — произнес, Банни пытаясь собраться с мыслями. — Она здесь, просто… мне нужно разбить часть стены, чтобы ее вытащить. Ему вспомнилось, как один поразительно трудолюбивый наркодилер из Гласневина, обвиненный в покушении на убийство, прятал пистолет именно таким образом. Если бы не металлодетекторы и не сердечная симпатия его жены к тому парню, которого он как раз и пытался убить, то оружие никогда бы не нашли. В телефоне повисла пауза. Банни догадался, что собеседник взвешивает все за и против. — Ладно, у вас десять минут. — Двадцать. У меня ничего нет, кроме молотка, и я сомневаюсь, что ты позволишь сходить к соседям за кувалдой. — Пятнадцать. Работайте быстрее. Как только наш разговор завершится, бросьте телефон на лужайку перед домом. — Я не смогу. — Прощайте. — Нет, погоди! Я хотел сказать, что у меня нет лужайки перед домом. Я разобью телефон о камни мостовой, если хочешь. Еще один вздох. — Ну хорошо. И прежде чем вы броситесь проверять — ваш домашний телефон уже отрезан. Малейший намек на подозрительную активность — и мы исчезаем, понимаете? — Да. — Всё, что будет выходить за рамки обычного. — Хорошо, я понял, просто… не причиняй ей зла. Банни слышал, как обреченно и отчаянно звучит его собственный голос. Как бы ему хотелось, чтобы все страхи оказались преувеличены. — Бросайте телефон. Пятнадцать минут уже пошли. Не испытывайте мое терпение. Звонивший отключился. Банни подошел к входной двери, открыл ее и разбил мобильник о брусчатку. Коннор Гилсенен, немного странноватый мальчик лет шести-семи от роду, стоял в некотором отдалении от дома своей бабушки и колотил палкой по мусорным контейнерам на колесиках. — Зачем вы его разбили, мистер? — Из-за дерьмового приема. — О да, я понимаю. Банни вернулся в дом и захлопнул за собой дверь. Он старался не смотреть по сторонам, однако успел мельком увидеть мужчину, сидевшего в серебристой «Ауди» примерно в пятнадцати метрах от него на противоположной стороне улицы. У Банни было пятнадцать минут. И ни малейших представлений о том, где искать кассету. Глава сорок четвертая Детектив-инспектор О’Рурк стоял возле третьей скамьи сзади и нервно теребил галстук. Он не любил похороны, однако бывать ему приходилось на многих. Вчера состоялись похороны Дары О’Шэя. Семья настоятельно просила не устраивать полноценное государственное мероприятие, положенное для таких случаев, поэтому единственными полицейскими там оказались он и Каннингем, одетые не по-парадному. Джессика Каннингем была непривычно тиха, даже по ее собственным высоким меркам ледяного молчания. Для сегодняшних похорон он также не стал одеваться в парадную форму — правда, скорее, по причинам безопасности, а не личных предпочтений. Хоронили Джимми Морана. Сказать, что это представляло собой логистическую сложность, было бы преуменьшением. Похоже, весь квартал Кланавейл набился в церковь Святого Иосифа. Первые два ряда были заполнены родственниками покойного. Скорбящая мать Джимми Морана стояла в центре, опираясь на девушку, которая была, скорее всего, ее дочерью. Позади Моранов места заняли Франко Дойл с семьей, а рядом с ним — Картеры. Эмер выглядела такой же робкой, как и всегда, еще более смущенная присутствием их отца — Донала Картера. Гроб Джимми был закрыт, что вполне объяснимо, учитывая прямое огнестрельное ранение в голову, в то время как гроб Дары О’Шэя — нет. Мертвый О’Шэй выглядел даже лучше, подумалось О’Рурку, чем живой Донал Картер. Его кожа была болезненно-желтого цвета, который существовал в природе только в качестве предупреждения другим. Но он, очевидно, настоял на своем присутствии, а Донал Картер никогда не слыл человеком, которого легко от чего-то отговорить. Наблюдать за языком тела было завораживающе любопытно: старшие жители Кланавейла подходили засвидетельствовать свое почтение Доналу, младшие — отдавали дань уважения Томми, своему мальчику-королю. В церкви было невыносимо жарко и многолюдно. Тем не менее пожилой священник явно горел решимостью выжать из редкого заполнения своего учреждения все, что только возможно. Уже завтра на утренней мессе ему повезет, если наберется хотя бы двузначное число прихожан, включая случайно забредших собак. Когда присутствующие встали, О’Рурк обратил внимание, что Картер-старший не сумел подняться на ноги самостоятельно. Рядом с О’Рурком нервно переминалась детектив Памела Кобелиха Кэссиди. Однако он не мог ее за это винить. Под тяжелым покровом скорби по убиенному молодому человеку церковь кипела от сдерживаемого, но явственного негодования по поводу присутствия здесь полицейских. Честно говоря, О’Рурк хотел быть там не больше, чем его хотели видеть, но у него не осталось выбора. Томми Картер и Франко Дойл по-прежнему являлись главными фигурантами дела об убийстве полицейского и краже неограненных алмазов на шестнадцать миллионов фунтов. Кто-то был обязан за ними присматривать. О’Рурк находился в церкви, поскольку ни за что бы не послал никого из своих людей во враждебную среду, в которой в обычных обстоятельствах не оказался бы и сам. Кэссиди он выбрал в качестве напарницы только потому, что, с одной стороны, по его мнению, местные отморозки с куда меньшей вероятностью ударят женщину, а с другой — она когда-то взяла серебряную медаль по дзюдо на Всеирландском чемпионате, а значит, потенциальные агрессоры получат меньше удовольствия от общения с ней, чем могли бы рассчитывать. Много полицейских дежурило снаружи, но им всем было приказано держаться как можно дальше от церкви. Однако приходилось сохранять сложный баланс, поскольку наблюдение теперь стало чем-то большим, чем раньше. Кто-то убил Морана, и они до сих пор не знали, кто именно. Если убийство положило начало бандитской войне, то похороны — традиционно популярное место для продолжения. Не упрощал дело и тот факт, что Моран являлся близким другом Джона О’Доннелла, в настоящее время самого разыскиваемого человека в Ирландии с припиской «вооружен и чрезвычайно опасен». О’Рурк не был религиозным человеком, но прошептал молитву одними губами и оглянулся, прежде чем сесть. Это были не первые похороны в его жизни, где ему были не рады. Не говоря ни слова, он передвинул в сторону недопитую, липкую на ощупь бутылочку с детским фруктовым соком, таинственно возникшую ровно там, где секунду назад должна была утвердиться его задница. Произведя это действие, он явственно расслышал чей-то стон разочарования. Но эта маленькая победа тут же забылась, когда Томми Картер встал и направился к алтарю. Кэссиди и О’Рурк переглянулись. Не взявший с собой никаких записок Томми Картер встал за кафедру. Он снял отливающие оранжевым цветом очки и медленно оглядел пространство церкви, стараясь встретиться взглядом с как можно большим числом людей. Затем он посмотрел вниз, на покоящийся перед ним гроб из красного дерева. — Джимми Моран не был ангелом. И я вышел сюда не для того, чтобы убеждать вас в обратном. Он был человеком как с сильными, так и слабыми сторонами. В этом отношении он не отличался ни от одного из нас. Ведь никто не совершенен, правда? Головы закачались или закивали — в зависимости от того, соглашались ли люди с утверждением или отвечали на вопрос. — Джимми переполняла любовь — к своей маме Джине, к сестрам Кэрол и Саре, к брату Дереку. Он любил не только их, но и всю свою общину. Он был готов на все ради нуждающегося соседа. Вы могли постучать в его дверь в любое время, и он бы вышел, чтобы помочь завести машину или починить окно, — все что угодно. В детстве мы с ним постоянно чистили сточные канавы для миссис Бирн. — Пожилая женщина в четвертом ряду кивнула и промокнула глаза салфеткой. — Хотя это и было по чисто эгоистическим причинам. Мы оба представляли угрозу для тех невероятных, сказочных тортов, которые она печет. — Несколько прихожан решились на полуулыбки. — Для этого всегда и существовал наш квартал — чтобы заботиться друг о друге. Отец Джимми, Патрик — упокой его, Господи, — в свое время стоял с моим отцом плечом к плечу, чтобы сохранить квартал в безопасности. Никто больше не заботился о нас, поэтому мы заботились друг о друге. И мы продолжаем это делать. Когда наркодилеры в 1990 году стреляли в коленную чашечку бедному Терри Флинту, где была Гарди? Когда Герри Фэллон и другие подонки, торгующие наркотиками, пытались сжечь меня с сестрой в нашем собственном доме, где была полиция? О’Рурк почувствовал, как по собранию пронеслась искра. Со всех сторон в них стали впиваться взгляды. — А когда Джимми Морана, человека, который любил свою общину и который, не будем забывать, служил в армии ради своей страны… «Ага, — подумал О’Рурк, — пока его оттуда с позором не выгнали». — …когда его жестоко казнили, где была Гарди? Та самая Гарди, которая — несмотря на то что он не был арестован или в чем-либо обвинен — преследовала его повсюду. Вы все видели, как они издевались над нами. Многочисленные кивки. — Они затравили весь наш квартал! А когда у вас угоняют машину или крадут сумочку, где в этот момент полицейские? Их днем с огнем не отыщешь — вот что я вам скажу. А теперь? Они грубо вторглись в нашу жизнь! И только потому, что мы для них не люди. О нет! Мы для них всего лишь преступные отбросы. В их глазах мы существуем для того, чтобы на нас с презрением смотрели сверху вниз, я прав? С каждым риторическим вопросом согласный ропот становился громче. О’Рурк не отрываясь наблюдал за Картером. — Ну и где были гарды, которые, как вы видели, преследуют нас повсюду, в тот самый момент, когда убивали бедного Джимми Морана? А я скажу вам где — прямо там! Они утверждают, что не в состоянии понять, кто стрелял в Джимми. Да все они могут! Ведь стреляли именно они. Проклятия и свирепые взгляды теперь летели со всех сторон. О’Рурк почувствовал, как нервно заерзала сидевшая рядом Кэссиди. — Сохраняй спокойствие, — прошептал он одними губами. — Помните! — вдруг повысил голос Картер. — Когда вас спросят, что случилось, помните: именно гарды были теми, кто вторгся в наши дома. Именно гарды были теми, кто притеснял нас на наших улицах, и именно гарды, — Картер выдержал эффектную паузу, — сделали первый выстрел в войне, когда казнили Джимми Морана… Глава сорок пятая Банни производил трудные манипуляции в ванной комнате, когда раздался звонок в дверь. Он взглянул на часы: еще не прошло и десяти минут. Сердито подтянув брюки и застегивая на ходу ремень, он пошел открывать дверь. — Времени еще… Банни осекся. Перед ним стоял Гринго, похожий на ребенка, которого вызвали к директору. — Мне больше нечего тебе сказать. Гринго протянул руки в умоляющем жесте. — Послушай, мне очень жаль… Взгляд Банни бессознательно скользнул к серебристой «Ауди», припаркованной на улице, и наблюдавшим за ним глазам…