Вот почему в тот момент, когда О’Доннелл практически завершил разворот корпусом и прижал винтовку к плечу, Банни опустил собственные плечи, вытянул руки и исполнил идеальный регбийный захват на уровне бедер противника. Правда, он не смог благополучно прижать его к земле, поскольку сила инерции снесла обоих с обрыва. Внизу торчали скалы, падение на которые, несомненно, могло убить. Каким бы отчаянным не был план Банни, он надеялся стать вторым человеком, достигшим земли, поскольку для первого не осталось бы ни шанса. Томми Картер сидел, прижавшись к заднему колесу фургона, и тяжело дышал. Даже поддерживать себя в таком положении было больно. Пули попали в подъем левой ноги и в голень правой. Встать с такими ранениями было невозможно. Попытка проползти хотя бы метр стоила такой боли, что он не сумел сдержать крик. — Детектив? Ответа не последовало, хотя ему показалось, что он услышал шевеление. Вероятно, детектив-сержант Спейн еще жив, но, скорее всего, находится в еще худшем состоянии, чем он. Одним из выстрелов Томми, должно быть, попал во что-то важное. Поскольку Томми Картер оставался Томми Картером, он продолжал крутить в голове ситуацию в поисках выхода. Отвлекшись на собственный крик, он не видел, что произошло на утесе, — только шум машины, влетевшей с плеском в воду, привлек его внимание. Затем сквозь слезы, застилавшие глаза от боли, он увидел, как с обрыва сорвались и исчезли две человеческие фигурки. С тех пор ничего не шелохнулось. Солнце взошло достаточно высоко, чтобы ослепить его, когда он взглянул на скалы, прокручивая в голове все в третий раз. Что будет, если появятся представители властей? Жизнь в заключении, а значит — поражение. А что, если представители картеля «Круз» сойдут на берег — если даже предположить, что они не видели, как с утеса сорвалась машина, и не передумали? Что бы вы сделали, если бы нашли на берегу тяжелораненого человека, у которого с собой алмазы на шестнадцать миллионов фунтов стерлингов и нет возможности для побега? Наверняка пожелали бы ему доброго утра и всадили пулю. А потом ушли бы со своим товаром и оплатой. Так, по крайней мере, поступил бы он сам, и критиковать их он не имел морального права. Единственной его надеждой оставался Джон О’Доннелл, поэтому он с большим интересом наблюдал, как из волн появилась фигура, которая выползла на берег и направилась к нему. Томми Картер улыбнулся. — Доброе утро, Банни. — Для тебя детектив Макгэрри. Макгэрри был похож на мокрую крысу. Томми поднял пистолет. — Джон О’Доннелл мертв? — Судя по треску, который произвело его тело в момент удара, так и есть. Иначе он станет охрененным танцором лимбо[98]. — Вы проявляете неуважение к человеку с пистолетом, детектив. — Ну что же, — ответил Банни. — Если мне понадобится эпитафия, то этих слов будет достаточно. Где Гринго? Томми махнул рукой в неопределенном направлении куда-то за фургон. — Разве вы не будете умолять сохранить вам жизнь? Банни пожал плечами, отчего его намокшие и утратившие ремень брюки упали. Он посмотрел на них сверху с выражением смирения на лице. — Вы решили разыграть для меня фарс, детектив? Банни покачал головой. — Если честно, последние сутки моей жизни напоминали скачки верхом на быке, окунувшем яйца в «Дип Хит»[99]. Так что если тебе уже на все плевать, если ты хочешь пристрелить меня, то давай, блин, стреляй быстрее. Я слишком устал для этого дерьма. В этот момент овца, которой более чем хватило этого дерьма, выползла из вод и побежала вверх по пляжу на нетвердых ногах. Секунду Томми Картер и Банни Макгэрри наблюдали вместе, как она убегает в сторону дюн. — Ну что же, — сказал Томми, — не каждый день такое увидишь. Банни натянул промокшие брюки и побрел вслед за овцой, хлюпая ботинками при каждом шаге. — Опусти пистолет. Пойду вызову скорую. С тобой все будет в порядке. Томми Картер покачал головой. — Нет, спасибо. Он передвинул пистолет, направив его точно на Банни. — Никуда не ходи. Слушай, я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал. — Что? — Скажи им… скажи, чтобы папа… Скажи, чтобы они отдали ему мою почку. — Стой… Банни успел только вытянуть руку, когда Томми Картер одним быстрым движением развернул пистолет, сунул его себе в рот и спустил курок. Гринго наблюдал за волнами, набегавшими одна за другой на сушу. Он поднял глаза к небу, когда его внезапно заслонил нависший над ним Банни Макгэрри. — Господи, Гринго! Банни упал возле него на колени. Гринго заговорил голосом, звучавшим едва громче шепота: — Ты пришел? — Ну, других планов на утро у меня не было. А еще я посмотрел твои сообщения, когда ты принимал душ. — Сволочь любопытная. Гринго почувствовал, как его липкие руки, прижатые к животу, были отодвинуты в стороны. Банни стянул с себя промокшую футболку с Джонни Кэшем и прижал ее к ране Гринго. — Ай! — Извини. — Зачем ты раздеваешься? Хочешь воспользоваться умирающим человеком? — Заткнись, детектив-сержант Спейн. Надо ли напомнить, что ты прошел курсы по гомофобии? Вдобавок, кто сказал, что ты умираешь? Гринго улыбнулся. Жизнь утекала сквозь пальцы, казалось, уже очень давно. Он не знал, во что попала пуля, но от раны в животе исходило отвратительное зловоние. Он был рад, когда ветер переменился, принеся соленый океанский воздух. — Всё в порядке, амиго. — Потерпи немного. Я… я позвоню… Блин! Телефона нет. Я найду… Тут наверняка где-то есть телефон, ты только потерпи. Банни встал, но Гринго ухватил его за руку. Когда Гринго заговорил, его собственный голос показался ему охрипшим и далеким — будто он слышал запись самого себя, передаваемую сквозь толщу воды из другого времени. — Я жалею, что… — Не надо… — Да послушай ты, чертов идиот… Банни опустился на колени рядом с Гринго. Его большое участливое лицо было мокрым от слез. Гринго снова попытался улыбнуться, ощутив привкус крови во рту. — Ты был хорошим другом, и я прошу прощения… ну, ты знаешь… — Забудь… — Позаботься о маме, если сможешь. — Уверен, ты позаботишься сам. Давай я просто… — И береги себя. Ты заслужил нормальную жизнь. Твои грехи не тяжелее, чем у других, а твои добрые дела все-таки должны иметь вес. — Побереги силы. Банни смотрел вниз, моргая, пытаясь прогнать слезы. Его губы продолжали двигаться, словно он хотел что-то сказать, но не решался. Голос Гринго сделался еще слабее: — Конец близок, амиго.