– Рома, успокойся. Если тебе так хочется – пусть жена задержанного мне позвонит. Я ее проконсультирую, ради тебя – бесплатно и без очереди. А уж она потом пусть сама решает, будет она заключать со мной соглашение или нет. И предупреди ее, что если она захочет, чтобы я представлял интересы ее мужа, то это будет очень недешево, потому что мне придется подключать частный сыск. А это деньги, и немалые. Сможет она заплатить? А то знаешь, как часто получается: люди надеются, что я могу им помочь, а потом узнают, сколько это стоит, и впадают в истерику, они ведь уже мысленно победили, я дал им надежду, а теперь все упирается в деньги. Я-то могу и бесплатно поработать, это мое личное дело, а вот детективам платить придется, тут уж никуда не денешься. – Спасибо, Виталий Николаевич, – горячо заговорил Дзюба. – Спасибо огромное! Я завтра же встречусь с женой Ламзина и скажу ей… Только она ведь меня спросит, о каких деньгах идет речь, хотя бы приблизительно. Что ей сказать? Адвокат развел руками. – Ну, друг любезный, этого я тебе точно не скажу. В среднем работа адвоката по уголовному делу может стоить от тридцати до шестидесяти тысяч рублей в зависимости от сложности и длительности процесса. Но, повторяю, исключительно из уважения к нашей давней дружбе я готов работать по соглашению за чисто символическую плату. А вот сколько нужно будет заплатить частным сыщикам – зависит от объема задания. Объем же задания будет зависеть от того, что уже есть в уголовном деле, и того, что в нем еще может появиться. И пока я не ознакомлюсь с материалами дела, говорить о задании сыщикам преждевременно. Все уяснил? – Виталий, – с недовольным видом проговорила Надежда Игоревна, собирая со стола посуду, – если ты думаешь, что я могу выйти замуж за человека, пускающего на ветер семейный бюджет, то ты сильно заблуждаешься. Что это еще за работа за чисто символическую плату? Сегодня ты для Ромки пойдешь на уступки, завтра тебе станет жалко доверителя, а послезавтра мы с тобой по миру пойдем, потому что ты работаешь вообще бесплатно. Нет, мой дорогой, с такими благородными порывами мы с тобой семью не создадим. И снова Роман Дзюба испугался, что из-за его просьбы сейчас начнется ссора. Неужели Надежда Игоревна думает так всерьез? Неужели в ней нет ни капли сочувствия к человеку, который, по твердому убеждению оперативника, к преступлению не причастен? А он-то, дурак, полагал, что следователь Рыженко – человек добрый и справедливый… – Ах, какая же вы корыстолюбивая особа, Надежда Игоревна, – с пафосом произнес Кирган. – Премного вам благодарен, сударыня, однако такой подлости я от вас никак не ожидал, потому как я совсем напротив того, как вы обо мне думаете. И только услышав изрядно переиначенную цитату из Островского и последовавший за ней заливистый хохот следователя и адвоката, Дзюба успокоился. * * * С самого утра у Натальи Сергеевны Ламзиной все валилось из рук. Вчера ей еще удалось как-то собраться и более или менее пристойно отработать, провести занятия со студентами и даже сделать кое-что по дому. Сегодня у нее был свободный день, занятий нет, и проснулась Наталья Сергеевна с ощущением ваты в голове, трясущимися руками и полной рассредоточенностью. Она долго не могла вспомнить, куда поставила купленную накануне пачку кофе, потом растерянно смотрела на кофемолку, пытаясь сообразить, на какую кнопку нажимать. Когда раздался звонок в дверь, она, вопреки давно сложившейся привычке, даже не посмотрела в глазок и не спросила: «Кто?» Просто повернула ключ в замке и открыла. На пороге стоял рыжеволосый крепкий качок с пронзительно-голубыми глазами. Ламзина попыталась вспомнить, кто это, но не смогла, и решила, что либо это кто-то из бывших учеников мужа, либо паренек адресом ошибся. – Наталья Сергеевна? – рыжеволосый парень вопросительно смотрел ей прямо в глаза. – Да. Что вы хотите? Вы кто? – Я из полиции. Старший лейтенант Роман Дзюба. Можно мне войти? Она молча посторонилась, пропуская гостя в квартиру. Теперь ей придется привыкать к постоянному общению с теми, кто арестовал Валеру, считая его убийцей. Если бы только она знала, что нужно сделать, чтобы их переубедить! Она так старалась, она объясняла, приводила аргументы, но те двое, которые допрашивали ее несколько часов подряд, ничего слышать и понимать не хотели. Теперь вот еще один, наверняка такой же упертый и злобный, тоже хочет засадить ее мужа в тюрьму за убийство. Которого он не совершал… Или все-таки это он убил Мишу Болтенкова? Точного ответа на вопрос у Натальи Сергеевны не было. И скрывать это от самой себя смысла тоже не было никакого. Продолжая молчать, она прошла в комнату, села в кресло и стала ждать новых вопросов. Разумеется, неприятных. Рыжий парень по имени Роман аккуратно уселся на край дивана, и она, бывшая спортсменка, машинально и одобрительно отметила, насколько прямо он держит спину и какие выразительные мышцы вздуваются под его тонким джемпером. – Наталья Сергеевна, давайте поговорим о вашем муже, – начал он. Ламзина так же молча кивнула. Конечно, о чем еще можно с ней сейчас говорить? Только о Валере. О том, как он ненавидел Мишу Болтенкова и как хотел его убить. – У Валерия Петровича есть враги или просто недоброжелатели? Вопрос застал Наталью Сергеевну врасплох. Она ждала, что сейчас ее опять начнут спрашивать о пистолете, который у Валеры то ли был, то ли не был… Весь ужас в том, что на допросе она не солгала ни в едином слове. В их семье действительно не принято проверять сумки и карманы и залезать в тумбочки и ящики, где другой хранит свои вещи. И был ли у Валеры пистолет, она не знает. – Видите ли, молодой человек, мир фигурного катания – это большой гадючник, очень большой, – ответила она и добавила: – И очень ядовитый. В этом мире все друг другу враги. – Но все-таки, может быть, вы можете назвать какие-то конкретные имена? – настаивал Роман. Наталья Сергеевна резко вскинула голову. – Зачем вам его враги? Вы хотите пойти к ним и спросить о Валере? Хотите, чтобы они вам наговорили гадостей о нем? Хотите собрать доказательства, что мой муж подонок и мог убить Мишу Болтенкова? Как вы смеете с этим ко мне приходить! Она словно со стороны услышала свой голос и поняла, что незаметно для себя самой перешла на крик. Сделала несколько глубоких вдохов и постаралась взять себя в руки. – Если вам нужны враги моего мужа, – проговорила она уже спокойнее, – то поищите их сами и в другом месте. Я не стану помогать вам топить Валеру. – Простите, Наталья Сергеевна, мне очень жаль, что вы так восприняли мои слова. Вы меня неправильно поняли. Дело в том, что ваш муж открыто грозился убить Болтенкова, это слышали по меньшей мере три человека в спортшколе и еще столько же в Школе олимпийского резерва, где работал убитый, и с этим ничего не поделаешь. Следователь допросит этих свидетелей и сделает свои выводы. Роман замолчал, хотя Ламзина явственно видела, что он собирается сказать что-то еще. Но то ли не решается, то ли не может подобрать нужные слова. Наталья Сергеевна терпеливо ждала. – Видите ли… – заговорил наконец рыжеволосый полицейский, – я, конечно, не должен вам всего этого говорить, но… Одним словом, лично я сомневаюсь в виновности Валерия Петровича и думаю, что те, кто узнал об этих его высказываниях, могли воспользоваться ими и свести счеты с Болтенковым, прикрывшись вашим мужем. Наталье Сергеевне показалось, что она ослышалась. Или снова неправильно что-то поняла. – Вы верите в то, что Валера не убивал? – переспросила она на всякий случай. Роман покачал головой. – Не совсем так. – А как? – У меня есть сомнения. Все обстоятельства говорят, с одной стороны, в пользу того, что ваш муж виновен, но, с другой стороны, эти же обстоятельства могут свидетельствовать и о его невиновности. Все зависит от точки зрения. – И все равно я не поняла. При чем тут враги Валеры? – Понимаете, когда все знают, что один человек плохо относится к другому и во всеуслышанье заявляет о том, что убил бы его, это очень удобная ситуация для кого-то третьего. Валерий Петрович разозлился на Болтенкова и кричал на весь Дворец спорта, что убьет его, а потом приехал на работу к Болтенкову и снова в присутствии свидетелей говорил то же самое. Все всё видели и слышали, и теперь, если убить Болтенкова, никто не станет сомневаться, что это сделал ваш муж. Все очень удачно получилось. И я хочу понять, кто мог быть заинтересован или в смерти Болтенкова, или в том, чтобы у вашего мужа были проблемы, или в том и в другом одновременно. Наталья некоторое время обдумывала услышанное. Она не понимала, можно ли верить этому мальчику, который по возрасту годился ей в сыновья. По ее представлениям – почти ребенок. Может ли ребенок быть хитрым и коварным, изображать сочувствие и понимание, чтобы втереться к ней в доверие и заставить о чем-нибудь проговориться? Или рыжий оперативник действительно не такой, как другие, как те, кто приходил сюда, арестовал Валеру, потом проводил обыск и допрашивал ее? Как узнать? Как не совершить ошибку, которую она потом сама себе не простит? Она решила уклониться от прямого ответа. – Тогда вам нужно искать врагов Миши Болтенкова, а не врагов моего мужа. Потому что Миша много кому наступал на мозоли. – А ваш муж – нет? – И мой муж тоже. Фигурное катание – это такая сфера, что без конфликтов и интриг не обойдешься. Уж поверьте мне. Ангелов в этом спорте нет, потому что ангелы на льду не выживают. Но Валера – не та фигура, чтобы сводить с ним счеты, у него нет спортсменов, претендующих на высокие места ни на юниорских, ни на взрослых соревнованиях, у него юниоры, да и те в основном не первого порядка. – А почему так? Он недостаточно хороший тренер? Наталья Сергеевна усмехнулась. Забавный мальчик, такой наивный… Даже странно. Судя по его мускулатуре, давно и систематически занимается спортом, а простых вещей не понимает. – Какая разница, хороший ты тренер или нет? Значение имеет только одно: есть у тебя завязки в Федерации фигурного катания или их нет. Если есть – тебе дадут и лед, и возможность доводить талантливого спортсмена до пьедестала. Если нет, то мало-мальски способных детей у тебя быстро отберут, потому что все хотят стать тренером чемпиона, и никто не допустит, чтобы чемпиона дали вырастить какому-то Ламзину. В ярких голубых глазах оперативника мелькнуло абсолютное непонимание. – Как же можно отобрать? Спортсмен ведь не вещь, если он не захочет – он не уйдет. – Господи, какой вы… – она собралась было сказать «наивный», но сдержалась. – Да рычагов сотни! Сотни способов сделать так, чтобы тренер отдал спортсмена. – Ну хоть один назовите, – попросил Роман, и Наталья поняла, что ему действительно интересно. – Например, позвонят из Федерации и скажут: отдай, если не хочешь, чтобы у тебя лед отобрали. И отдаст, как миленький, потому что лед нужен, чтобы тренировать всех остальных в группе. Или могут припугнуть тем, что на международные соревнования не пустят, или еще чем-нибудь. Способов множество, поверьте мне на слово. Причем переманивают не только перспективных спортсменов, из которых могут получиться победители, но и просто мастеров спорта. – А зачем? Бог мой, как трудно объяснять всю эту кухню человеку, далекому от спорта… В конце сезона каждый тренер отчитывается перед Федерацией, и в зависимости от того, сколько мастеров спорта катается в его группе, подтверждает свою квалификацию или повышает ее. А от этого зависит зарплата. Если работаешь с детьми – у них должны быть разряды, если с подростками – то зарплата зависит от того, сколько среди них кандидатов в мастера спорта, если тренер занимается с членами юниорской сборной – требования еще выше. Наталья Сергеевна хорошо помнила те времена, в середине и конце восьмидесятых годов прошлого века, когда Валера начинал тренерскую работу. При советской власти зарплата тренера была примерно 120 рублей плюс 10 рублей за каждого мастера спорта. За чемпиона Европы или мира давали больше, но ненамного. У Федерации фигурного катания был, да и сейчас есть премиальный фонд, и если прибавка к зарплате получалась не особо достойной, то в конце года могли дать большую премию за чемпиона. Каждый тренер заинтересован в том, чтобы к нему приходили сильные спортсмены. Будут сильные спортсмены – будешь двигаться хорошо и все блага твои. Как, какими словами объяснить этому голубоглазому мальчику, что система, которая существовала и существует в фигурном катании, порочна: даже очень сильному хорошему тренеру не дают вырастить ученика от и до. В тот момент, когда его ученики достигают определенного уровня, их забирают тренеры следующей возрастной группы. Забирают практически насильственно: или спортсмена начинают очень сильно засуживать на соревнованиях, или тренеру не дают достаточно льда, оправдывая это тем, что другим группам тоже надо, и хоккеистам тоже надо, и кому-то еще надо… Ограничивают льдом и не дают работать в полную силу, давая понять: «Отдай. Ты что, хочешь лед потерять? Ты хочешь не поехать на соревнования? Ты хочешь, чтобы твою чудесную девочку, такую талантливую, незаслуженно опустили на последнее место?» Способных ребят забирают тренеры следующего возрастного уровня. Наталья Сергеевна с горечью вспомнила, как переживал ее муж, когда ему не дали довести двух очень способных мальчиков-одиночников. Он тогда тренировал детей в возрасте от 7 до 9 лет. Девятилетних ребятишек у него отобрали. Возраст с 10 до 15 лет – самый важный для фигуриста, он должен в этом возрасте освоить тройные прыжки и массу технических вещей, и там своя тренерская элита, которая чужаков в свой круг пускать отнюдь не стремится. А Валере, как и любому первому тренеру, тоже хотелось перейти в следующий возрастной уровень и работать со своими учениками, поехать с ними на этапы Гран-при, на чемпионат мира среди юниоров, составлять конкуренцию взрослым спортсменам… Не дают. Приходит в Спорткомитет какой-нибудь Тютькин-Пупкин и начинает петь в нужных кабинетах: «Какая хорошая девочка! Вот если бы она попала в умелые руки – я гарантирую, что она станет чемпионкой страны. А у своего нынешнего тренера она никогда никем не станет». И спустя короткое время из оных кабинетов поступает звоночек тренеру: отдай. Почему он должен отдавать? Это его ученик, он его вырастил, научил всему. «Отдай!» Но, конечно, действовать через Спорткомитет, Федерацию фигурного катания или Тренерский совет могут далеко не все. Когда речь идет о реальном претенденте на медали – тогда, конечно, можно и связи задействовать. Например, если у тренера хорошие отношения с президентом Федерации, он может прийти и сказать: «Слушай, такой парень классный, давай там как-нибудь порешаем вопрос, я потом тебе из премиальных отстегну. А ты воздействуй своим ресурсом». В основном же, видя перспективного ребенка, тренеры, которые хотят его забрать в свою группу, действуют через родителей, это наиболее доступный рычаг влияния. Чего проще – позвонить маме с папой или подойти к ним и сказать: «У вас хороший мальчик, но у него есть проблемы в технике. Если сейчас эти проблемы не исправить, то очень скоро он придет к своему потолку и дальше двигаться не сможет. Я – тот человек, который сумеет вам помочь. Вы меня знаете, у меня сильные спортсмены. Я вам предлагаю перейти в мою группу, я буду с вашим ребенком заниматься индивидуально, у него будут лучшие хореографы, и он сделает карьеру. Если вы хотите оставаться в своем болоте или заниматься чисто для здоровья – пожалуйста, оставайтесь там, где вы есть». Родители, услышав такие речи, начинают сомневаться в тренере и присматриваться к тому, что происходит на тренировках. И находят, как правило, именно то, что позволяет им принять решение в пользу смены тренера и перехода в другую группу. Почему? Да потому, что ни одной «гладкой» группы нет, одному ребенку уделяется больше внимания, другому меньше, и всегда есть почва для родительской ревности. Соответственно, есть место недовольству. И когда родителю капнут на мозг, что твоему ребенку здесь меньше внимания уделяют или тренер недостаточно технически грамотно учит, он начинает задумываться. Потом еще один звоночек, и еще. Кто-то из начальства позвонит, кого тренер попросил позвонить: переходите, вам будет лучше, мы советуем. Идет обработка, и в конце концов спортсмен уходит. В конечном итоге все, что у тренера есть хорошего, у него забирают, и у него нет шанса вырасти как тренеру. Поэтому есть огромное количество перспективных талантливых людей, имен которых никогда не узнают люди за пределами мира фигурного катания, потому что они работают только в своем возрастном коридоре и им не дают вырастить спортсмена и довести его до чемпионского уровня. Конечно, бывали случаи, и Наталья Ламзина прекрасно о них знала со слов мужа, когда тренеры, у которых пытались переманить учеников, узнавали о происках конкурентов и пробовали дать отпор. Например, сам Валера однажды позвонил такому «захватчику» и сказал: «Я тебе в морду дам, если ты будешь переманивать моих спортсменов!» Конкурент-«захватчик» не отступился и не растерялся, тут же помчался в Федерацию жаловаться на то, что ему угрожал тренер Ламзин. И вскоре Валерию Петровичу позвонили. – Ты почему так себя ведешь? – спросили у него строгим голосом. – Почему позволяешь себе высказывать угрозы в адрес уважаемого человека, заслуженного тренера? – Но у меня ученика отбирают… – А ты работай лучше, – последовал отеческий совет, – тогда от тебя не будут уходить. Это было чистым лицемерием. И именно так, насколько знала Наталья Сергеевна, заканчивались все попытки противостоять такому своеобразному рэкету. Она добросовестно пыталась объяснить все это молодому оперативнику так, чтобы он понял. – Одним словом: у Валеры нет поддержки в Федерации, – закончила она, – поэтому в тренерском сообществе он сейчас не фигура, значит, и врагов у него куда меньше, чем у Болтенкова. – Сейчас? – настороженно переспросил Роман. – А раньше было иначе? – Да, раньше было иначе. Был период, когда Валеру поддержала Федерация, и ему доверили работать со старшими юниорами. Но это было давно. Скажите, я могу чем-нибудь помочь мужу? Мне кажется, я могу вам верить, вы не похожи на следователя и того полицейского, который меня допрашивал. Вы другой. Вы добрый. Дайте мне совет. Подскажите, что мне делать, – попросила Ламзина. Рыжий оперативник отвел глаза, щеки его покрылись румянцем, и этот румянец почему-то умилил Наталью Сергеевну.