Которая, впрочем, Филиппа не насторожила и не испугала. Он, громко прихлебывая пиво из горлышка, легкомысленно продолжал вываливать на голову отца правду-матку. – Ну, так, балуется по чуть-чуть. Нормальный парень, сейчас все такие: чуть-чуть дури, много виски, много телок, – Филипп издал скабрезный смешок, – и много уколов от триппера. Зато как он карточные фокусы показывает – это что-то с чем-то! Пальцы мелькают так, что их вообще не видно. Часами можно смотреть – и ни фига не высмотришь. Ну, все понятно, ловкие пальцы и неизвестно откуда деньги при отсутствии работы – это явные признаки того, что мальчик не вылезает из подпольных казино. Неужели Филипп настолько туп, что не понимает этого? Веселье ему подавай! Да, не повезло Орехову-старшему с сыном, не выйдет из Филиппа достойного преемника и продолжателя, спасибо, если не сопьется раньше времени. Отец и сын еще какое-то время пререкались, Орехов-старший настаивал на том, чтобы Филипп остался, Филипп же вяло, но при этом весело отбрехивался, но от планов на выходные отказываться и не думал. В конце концов рассерженный Вадим Константинович ушел к гостям, а Филипп еще несколько минут провел в беседке, названивая кому-то по телефону и договариваясь о встрече в каком-то ночном клубе. «Наверное, со своим новым другом разговаривает», – равнодушно подумала Ольга, с отвращением глядя на тарелку с недоеденными тарталетками: еда согрела, но осталось отвратительное послевкусие. Сколько живет она на свете – все никак не перестанет удивляться многообразию человеческих характеров и вариантов взаимоотношений между людьми. Ей бы даже в голову не пришло рассказывать родителям такие вещи о своих друзьях. Наверное, все дело в том, как складываются отношения с родителями. Вот у Вадима Константиновича с сыном, судя по всему, отношения очень близкие и доверительные. Наверное, так с самого детства сложилось. А она, Ольга Виторт, твердо убеждена, что рассказывать родителям о прегрешениях своих друзей неправильно. Во-первых, это как-то некрасиво, даже если и правда, а во-вторых, родители могут запретить дружить, так было несколько раз, когда Ольга была еще совсем малышкой и ходила в детский садик, а потом в школу. Угораздило же ее рассказать маме, что Алька Васнецова научила ее, шестилетнюю Олю, таким смешным словам, которые обозначают неприличное… Так мама не только запретила дружить с Васнецовой, она еще по попе дочке надавала, а на следующий день пошла к заведующей детским садом и попросила перевести Олю в другую группу. Садик был ведомственным, от папиной работы, одним на всю Москву, детишек в нем было множество, и старших и средних групп набралось по три, а младших групп – целых четыре. Потом еще раз Ольга допустила такой же промах, учась во втором классе. И с тех пор крепко-накрепко усвоила: родителей надо сильно любить, но делиться с ними нельзя ничем. Если бы ее родители были сейчас живы, они бы наверняка не поняли и не одобрили ее отношений с актрисой Томашкевич. Родители вообще редко понимают, почему их дети сближаются с теми, кто самим родителям не нравится. А Филипп, видно, совсем не боится отца. И нельзя сказать, что не уважает, репутация Вадима Константиновича всем известна, мямлей и тряпкой его не назовешь. Значит, между отцом и сыном настоящая дружба или хотя бы взаимное уважение, и Филипп, каким бы остолопом в работе он ни был, все-таки парень честный, открытый. Без второго дна. Пора было «проверить» шефа. Ольга с сожалением покинула место под обогревателем и быстрым шагом направилась туда, где гремела музыка и взрывались петарды. * * * Тренер по фамилии Гулин оказался хмурым и настороженным мужчиной невысокого росточка, жилистым и подвижным. Супруга Гулина была полной его противоположностью, соответствуя мужу только ростом: пышненькая и веселая, она прямо с порога стала приглашать Настю к столу, предлагая пирожки и домашнего изготовления «хворост». В глубине квартиры слышались голоса, не то детские, не то юношеские: звонкие высокие ноты перемежались ломающимся баском. «Наверное, внуки», – подумала Настя в первый момент и тут же сама себя высмеяла: Гулину и его жене около пятидесяти, ну, может, чуть больше. Если у них и есть внуки, то они должны быть совсем маленькими. Жена Гулина перехватила ее взгляд, брошенный в ту сторону, откуда доносились голоса. – Это наши ребятки, у них сегодня нет тренировки. – Они у вас живут? – уточнила Настя. – Ну… почти, – улыбнулась Гулина. – Они в нашей группе самые младшие, в основном-то у нас ребята постарше, а этих недавно отобрали, они иногородние, в Москве им родители в складчину снимают квартиру, но вы же сами понимаете, как подростки сами по себе с бытом управляются. За ними глаз да глаз нужен. Готовить не умеют, продукты покупают бог знает какие, да и времени у них на это нет, устают они, а ведь еще в школе учиться надо. Так что все свободное время они у нас проводят. Мы с мужем по крайней мере за их питание можем не беспокоиться. Да и постираю я им, и поглажу, мне не трудно. Ну что же вы встали? Проходите, проходите в комнату. От угощения Настя отказалась, и супруга тренера, понимающе кивнув, закрыла ведущую в коридор дверь, оставив мужа и гостью наедине. – Тот старый конфликт Валеры с Мишей Болтенковым в юности был не единственным, – задумчиво проговорил Гулин, когда Настя задала первый вопрос. – Судьба еще раз их столкнула, причем жестоко. И в принципе, я бы не удивился, если бы Миша Болтенков сам убил Валеру, а не наоборот. Врагами они были злейшими. И тут же осекся, недовольно поморщившись. Непонятно было, что именно вызвало его неудовольствие. – В чем суть этого конфликта? – спросила Настя. Внезапно Гулин как будто даже рассердился. Брови его строго сдвинулись, в глазах блеснула решимость. – Я ничего не буду вам рассказывать, – резко ответил он и отвернулся, направив взгляд на темный экран невключенного телевизора. – Почему? – Каменская постаралась, чтобы ее голос звучал как можно более мирно. – Потому что потом меня заставят все это повторить под протокол, будут вызывать к следователю, потом суд, мне придется давать показания, и все узнают, что я вам рассказал. А мне еще работать в этой сфере, мне пока на пенсию рано. И я совершенно не желаю, чтобы из-за вашего праздного любопытства у меня испортились отношения с коллегами и руководством в Спорткомитете и в Федерации фигурного катания. Теперь Гулин даже не пытался скрыть, что сердится и боится. Значит, вот в чем дело… Да, пожалуй, идея собирать информацию у тренеров изначально обречена на провал. Разговаривать можно только с теми, кто отошел от дел и перестал зависеть от могущественных руководителей и коварных коллег. Но те, кто уже не занимается тренерской работой, могут оказаться не в курсе недавних конфликтов Ламзина или Болтенкова. Хотя… Имеет смысл поискать спортивных журналистов с большим стажем. Они обычно знают много интересного, но рассказывать об этом, в отличие от действующих тренеров, как правило, не боятся. Да, можно, пожалуй, оставить этого Гулина в покое, а то вон он как разнервничался, весь сжался, окаменел. Закрылся. Но жаль потраченного на дорогу времени. Надо все-таки попробовать выжать из него хоть какую-то информацию. – Я вас очень хорошо понимаю, – негромко и размеренно начала она, – и если вы отказываетесь со мной разговаривать – я уйду. Но сначала хочу вам объяснить, что в суде и у следователя требуются показания о том, кто сегодня убил Болтенкова, а не о том, почему Ламзин и Болтенков поссорились много лет назад. Факт их неприязненных отношений очень важен, это правда, но если бы тот конфликт, о котором вы не хотите рассказывать, мог стать причиной убийства, то давно бы уже стал. Поэтому вы мне просто расскажите все, как было, чтобы я могла составить представление о степени их взаимной неприязни и об их характерах, о поступках. Если я буду знать, как, в принципе, мог поступать Болтенков, мне легче будет найти тех, с кем он мог поступить подобным же образом совсем недавно. Вот среди них мы и будем искать преступника. Лицо Гулина исказилось в недоверчивой ухмылке. – Вы же арестовали Валеру Ламзина! Значит, вы и так уверены, что он преступник. – Не мы его арестовали, а следователь, – мягко поправила его Настя. – А я работаю по поручению адвоката, который сомневается в виновности Валерия Петровича. Поэтому мне нужно понимать, каков был характер убитого, на какие поступки он был способен или, наоборот, не способен, чтобы искать других обиженных им людей. Я вам обещаю, что в материалы следствия ни одно сказанное вами слово не попадет. И диктофон выключаю. – Но подписывать я ничего не стану! – И не надо. – Настя улыбнулась еще обаятельнее. – У меня вообще нет прав требовать от вас какие-то подписи, я же лицо неофициальное. Если вам так спокойнее, я даже в блокнот записывать не буду ваши слова, просто послушаю. «Слава богу, память пока еще не подводит, – подумала она. – Дословно, конечно, не запомню, но ничего важного не забуду». Гулин начал колебаться, и через несколько минут Насте Каменской все-таки удалось сломить его сопротивление. …После обоюдной драки и прекращения уголовных дел Валера Ламзин и Миша Болтенков еще несколько лет провели в активном спорте, закончили институт физкультуры и стали тренерами. Шло время, Болтенков работал более успешно, его ученики порой становились победителями крупных юниорских соревнований и даже завоевывали медали на международных турнирах. Валерию Ламзину везло меньше, впрочем, как и многим другим тренерам, у которых довольно быстро отбирали по-настоящему талантливых ребят. Но и на его улице наступил праздник: Ламзин приглянулся крупному деятелю из Федерации и ему дали возможность тренировать старших юниоров, занимающихся парным катанием. Ламзин давно хотел тренировать пары, но из-за того, что ему никак не удавалось выйти за рамки младших возрастных групп, приходилось ограничивать себя работой только с одиночниками: в пары мальчиков ставят не раньше 15–16 лет, когда они крепнут и формирование физических данных позволяет соответствующие нагрузки. Девочки при этом обычно бывают намного младше – пока они маленькие и худенькие, с ними легче выполнять элементы. И вот в группе тренера Ламзина образовалась очень хорошая пара, способная, трудолюбивая, очень честолюбивая. Как ее просмотрели и упустили более маститые тренеры – непонятно. Но факт остается фактом: Ламзин сделал из них чемпионов России среди юниоров. Ему прибавили зарплату, стали относиться с уважением, даже лед добавили. В группу к Ламзину начали проситься другие спортсмены. И тут Михаил Валентинович Болтенков решил заграбастать чужое сокровище. Он договорился с очень известной дамой-тренером, весьма именитой, которая в то время тренировала в Америке, а в России бывала наездами. Как раз один из ее приездов на родину совпал со временем проведения каких-то кубковых соревнований во Дворце спорта в подмосковном Одинцове, в которых должна была принимать участие талантливая пара Ламзина. Михаил Валентинович подарил даме-тренеру дорогое кольцо, и они обо всем договорились. Болтенков привез почетную гостью на соревнования и показал ей родителей юных спортсменов. Дальше все происходило просто и по давно отработанной схеме. Тренер подошла к родителям, представилась (исключительно для виду, потому что представляться ей не нужно было, ее и без того знала в лицо вся общественность, интересующаяся фигурным катанием) и сказала: – У вас замечательные детки, очень талантливые, но у этого тренера они уже достигли своего потолка, а им нужно расти дальше. Жаль, они для меня слишком молодые, были бы они года на три постарше – я б их взяла к себе в группу. Вот подрастут – обязательно возьму, будут у меня в США тренироваться. А пока хорошо бы им у Болтенкова покататься, он – как раз то, что им сейчас нужно. Болтенков за три года доведет их до того уровня, с которым я их приму и сделаю олимпийскими чемпионами. Я Мише доверяю, после него спортсмены катаются очень хорошо и делают потрясающие успехи. Так что подумайте. Родители юниоров думать не стали, а сразу воодушевились и начали подговаривать детей уйти от Ламзина к Болтенкову… Гулин умолк и снова бросил на Настю настороженный взгляд. Будто ждал чего-то. – Вы, наверное, хотите спросить, кто была эта дама-тренер? – наконец произнес он не то с опасением, не то с вызовом. – Так вот имейте в виду: никаких имен я называть не стану! – Ну что вы, ни в коем случае, – успокоила его Анастасия. – Никаких имен не нужно. Имя в данном случае не имеет значения, ведь это было давно и к нынешнему убийству отношения иметь не может. Мне просто важно разобраться в механизме. Я в вашей сфере ничего не понимаю, поэтому мне все нужно объяснять подробно. – Но я вам и имен спортсменов тоже не скажу, – продолжал упираться тренер. – И не нужно. Продолжайте, пожалуйста, мне очень интересно, – улыбнулась Настя. В это время из прихожей послышались голоса жены Гулина и ребят. – А уроки кто делать будет? Вы и так сегодня школу прогуляли, балбесы, но уроки-то сделать надо все равно! – Да успеем мы, – ответил ломающийся басок. – Чего теперь, даже в кино не сходить? – Так обед же через час! Какое тебе кино? А ну марш в комнату математику делать, я проверю. И ты, Катерина, не смотри на меня так, у тебя по русскому языку «тройки» уже второй год, стыдно! Темка у вас заводила, а вы ему в рот смотрите. Ну-ка снимай кроссовки, надевай снова тапочки и иди правила учи. Давайте-давайте! – Да ладно, мы в городе чего-нибудь съедим, не вопрос, – ответил звонкий девичий голосок. Настя невольно отметила это выражение – «в городе», такое нехарактерное для жителя Москвы. – Знаю я, что вы там в вашем городе слопаете, – не сдавалась Гулина. – И думать забудьте. Быстро все за уроки, через час съедите то, что вам положено. А потом можете в кино идти. Из-за двери послышались звуки, свидетельствующие о том, что юные спортсмены переобулись и нехотя, но послушно потопали туда, где им велено было делать уроки. Как же ловко супруга тренера управляется с подростками! Вот ей бы так научиться с племянником управляться… Хотя он, конечно, постарше, этим-то, судя по голосам, от двенадцати до четырнадцати, и пока еще они чувствуют себя зависимыми от тренера. А Санек от тетки своей ни в чем не зависит. Он вообще, похоже, зависит только от своего дружка Петруччо, вернее, не от него самого, а от его мнения и желаний. Эх, кабы Санек был таким послушным, как эти юниоры, она бы, по крайней мере, была спокойна за его язву: парень ел бы то, что она ему готовит, и диету не нарушал. – У вас строго с питанием? – спросила она у тренера. – Очень, – кивнул он. – Особенно для девочек-парниц. Партнерам нужно их в поддержку поднимать, выбросы делать. Тут каждый грамм веса на учете. У меня-то одиночники, но и девочке-одиночнице нужно следить за весом. Да и мальчишкам не нужно есть все подряд. Хотя с ними, конечно, попроще. – Так чем закончилась та история с переманиванием пары у Ламзина? – Закончилась? – Гулин как-то недобро усмехнулся. – Да эта история в тот момент только началась… Пара победителей юниорского чемпионата ушла к Болтенкову, и Валерия Петровича Ламзина сразу стали и льдом ущемлять, и зарплату понизили. Уход из группы к другому тренеру – очень плохой пример, потому что другие спортсмены смотрят и думают: раз эта пара ушла – значит, наш тренер не годится, он слабый, с ним карьеру не сделаешь, нам тоже надо уходить. Уход талантливых ребят был страшным ударом для Ламзина, потому что это была его первая чемпионская пара. Ненависть Ламзина к Михаилу Валентиновичу Болтенкову зашкаливала, изливаясь наружу многократными и совершенно недвусмысленными высказываниями, которые Валерий Петрович допускал не только в узком семейном кругу. И дело было не только в личной обиде. Пока у тренера есть так называемый топовый спортсмен, тренера не трогают. Как только спортсмен уходит (например, к другому тренеру или вообще из спорта) и другого топового пока нет, тренера начинают гнобить, отбирать у него лед, спортсменов, не пускать за границу… О том, что он воспитал этого спортсмена и вывел на пьедестал, все сразу забывают. Именно тренер делает из ребенка чемпиона, а никак не наоборот, однако спортсмен добивается результата и начинает смотреть на тренера свысока. Поэтому тренер очень зависит от топового спортсмена и боится его потерять. Уходит такой спортсмен – зарплаты падают в два-три раза. В результате тренер вынужден держаться за чемпиона зубами, ведь если он уйдет, то за один год воспитать нового чемпиона невозможно, нужно время, чтобы довести младших до кондиции, а зарплата-то упала, к тому же за ушедшим чемпионом потянулись и другие. Надо на что-то жить… И уже тот тренер, от которого ушел спортсмен, начинает переманивать фигуристов из других групп. А тут и чиновник из Федерации, покровительствовавший Ламзину, перешел на другую работу и влияние свое на ситуацию полностью утратил. Валерий Петрович Ламзин очень переживал и прощать давнего своего недруга не собирался. Поэтому, как только представился подходящий случай, обиженный тренер своего не упустил. Михаил Валентинович Болтенков серьезно взялся за новую пару и готовил ребят к участию в международных соревнованиях. Когда до старта осталось чуть больше недели, Болтенкова по «Скорой» госпитализировали с серьезным заболеванием. В таких случаях выводить оставшихся без тренера спортсменов на лед поручают другому тренеру, ученики которого в данной дисциплине не участвуют. Ребят отдали под опеку Светланы Ващенко, которая ехала на эти соревнования с девочкой-одиночницей. Узнав об этом, Валерий Петрович возликовал: Светочка Ващенко когда-то была его ученицей и до сих пор очень тепло относилась к своему наставнику, часто просила у него совета и всячески демонстрировала уважение и преданность. Ламзин был уверен: Света сделает все, как надо. Даже не ради своего бывшего тренера, а просто ради себя самой и собственной карьеры. Ведь она тоже заинтересована в том, чтобы ее ученица получила место повыше. Но тут нужна была многоходовая комбинация. Перебрав мысленно всех членов российской делегации, выезжающей на грядущие соревнования, Валерий Петрович остановился на кандидатуре тренера сильной юниорской пары, которая вполне реально составляла конкуренцию его бывшим ученикам, а ныне – ученикам Михаила Болтенкова. Если пара Болтенкова выступит плохо, то у пары этого тренера, избранного Ламзиным на роль посредника в своей комбинации, появлялся отличный шанс занять более высокое место. – А что я могу? – развел руками невольный посредник. – У меня в бригаде, которая судит пары, никаких завязок нет.