На этих словах чудовище запрыгнуло на мою кровать, потопталось там и совершенно бесцеремонно завалилось спать, свернувшись в клубок. Наглость первостатейная! Покачав головой, вздохнула. Ладно, пусть спит. Как бы там ни было, но я всё-таки до сих пор опасалась Монту, поэтому даже не подумала лезть к нему и будить. Оцарапает еще, а учитывая его размер, царапины явно будут болезненными. Посидев несколько минут неподвижно, взяла тулуп и вышла на улицу. Схожу к колдуну, расспросить кота всегда успею. Тем более, как я поняла, он от меня никуда в ближайшее время не денется. Хотя в общении с язвительным и вредным существом приятного мало, зато можно узнать еще что-нибудь интересное. Главное, чтобы не соврал, остальное не так важно. Да и порой его ворчание выглядит даже забавно. Хотя, чаще его хочется попросту придушить. Интересно, и в кого он такой? Глава 4. Хаос и первая тварь Бросив на землю хворост, начала готовить место под костер. Гореть тут особо нечему, просто расчистила место, сделала небольшой круг из камней, да сложила мелкие ветки, сунув под низ надерганное неподалеку растение, внешним видом напоминающее сухой мох. Росло оно тут везде, начиная от гор и заканчивая долиной. — У вас тут на севере слишком холодно, — буркнул Монту, зарываясь в шкуры, которые он меня буквально заставил взять. — Неудивительно, что мозги у тебя плохо работают — замерзают. Монту оказался тем еще мерзлякой. Конечно, шкуры я и так бы взяла, но из-за худосочного Монту брать их пришлось в два раза больше. Всё верно, неделю назад мы покинули деревню, а всё потому, что терпеть Зов стало попросту невыносимо. К боли теперь примешивалось сексуальное желание. Особенно было плохо по ночам, когда приходилось просыпаться почти каждый час и пытаться хоть как-то справиться с тем, что всё тело выкручивало и потряхивало от едва сдерживаемого желания. Я долго упрямилась, а Монту лишь смешливо поглядывал на меня, каждый раз проходясь по моим умственным способностям, которых, по его словам, нет совершенно. Так что мне пришлось сдаться. Хотя изначально я хотела дождаться весны, чтобы не бродить по холодам. Лазарус с нами не пошёл. Я даже удивилась в тот момент, ведь поначалу мне показалось, что его очень сильно заинтересовало это всё, но в какой-то момент колдуна словно подменили. Он стал общаться со мной намного прохладнее, да и на порог пускал в такой явной неохотой, что мне и самой вскоре перехотелось приходить в гости. Да и остальные жители заметно охладели ко мне. В мгновение ока я стала человеком, на которого толком никто не обращал внимания. Поначалу я не понимала, что произошло, но потом, когда мы с Монту уже покинули деревню, догадалась, что всё дело в коте. Не знаю, что он там им всем наговорил, но эти люди постарались сделать всё возможное, чтобы я ушла скорее. Было обидно. Я поняла, что они все просто переживали за меня, но мне хотелось хотя попрощаться всё-таки нормально. С Монту я тогда не разговаривала целый день, показывая тем самым, что я думаю по поводу его поведения. Кота такой бойкот не впечатлил, о чём он мне всю дорогу и выговаривал. Пока костер разгорался, поглядела в сторону Пояса. Да, сегодня мы до него дошли. Раньше, в прошлой жизни, при упоминании слова Хаос я всегда думала о нём, как о чем-то фиолетовом. Не знаю даже почему, но Хаос у меня всегда ассоциировался именно этим цветом. Здесь же он был серым с черными и белыми линиями. Да и не совсем понятно, почему именно Пояс, если на самом деле я видела перед собой самую натуральную стену. Она возвышалась до самого неба, сливаясь с таким же серым небом. В месте стыка видны были молнии, и до нас долетал едва уловимый грохот. Было похоже на то, будто где-то вдали катится по рельсам поезд. Опустив голову вниз, стала более пристально рассматривать Пояс. Черные и белые полосы медленно перемещались, смешиваясь. Было очень похоже на то, как ведет себя мыльный пузырь. Только пузырь обычно цветной, а здесь он монохромный, плюс серый цвет. От стены веяло чем-то таким, отчего у меня подрагивали руки. — Скажи, Монту, а как ты прошёл Хаос? Там, где ты жил, он тоже есть? — спросила, вытаскивая осторожно из костра горшочек с моим ужином. Монту высунул морду наружу и, прищурившись, осмотрел находящуюся неподалеку стену. После этого он зевнул во всю пасть, а затем, накрыл лапой нос, поглядывая при этом в мою сторону. — Это есть везде. Для меня оно неопасно, так как моркоты и сами порождения Хаоса. Конечно, нехорошо, что чистая стихия всё больше и больше проникает в этот мир. Впрочем, люди сами виноваты, что Хаос проник в этот мир, — Монту фыркнул, прикрывая глаза. — Я же говорю, что вам для начала надо научиться пользоваться тем, что у вас внутри головы, а уж потом что-то делать. Вы же обычно сначала делаете, а потом, изредка, правда, пытаетесь думать. Получается это у вас скверно. Взять хотя бы тебя. Я же говорил, Зову сопротивляться бесполезно. Нет, пока в обморок падать не стала, с места не сдвинулась. И зачем тот, кто создал вас, наделил мозгами, если вы ими всё равно пренебрегаете? Я молча слушала. У Монту тема ума у людей была любимой. Он мог часами рассказывать, что думает о нас. Было даже забавно. Иногда мне казалось, что он на самом деле даже любит людей, просто любовь свою вот так вот показывает. Ну, бывают же такие характеры. Зато я узнала, что он хоть и ворчит, но безумно любит, когда его гладят за ушами. Он даже затыкается в тот момент. Чем я иногда и пользовалась, когда мне надоедало слушать его брюзжание. Как старый дед, в самом деле. — А что там внутри? — спросила, перебивая кота. Он, оседлав конек, мог и не заткнуться, если не сбить его с мысли. Монту глянул на стену, и снова зевнул. Вечер медленно перетекал в ночь. Стало холоднее. — Лес там, измененный Хаосом. Твари всякие разные. Если не будешь слушать меня и держаться поблизости, точно быстро пересечешь пределы. А еще реки, горы, долины. И всё это изменено. — Что? Совсем? — Что значит, совсем? — Монту фыркнул, со значением поглядывая в сторону моей сумки. Я тут же вытащила вяленое мясо для него. Хотя знаю точно, что ночами он иногда бродит по округе, охотится, но в дополнительной еде я ему никогда не отказывала — уж больно он поначалу худым и измотанным выглядел. Сейчас вроде поправился немного, но холод по-прежнему совершенно не любит. — Ну, как там выглядят деревья, например? — спросила и принялась ужинать, посматривая то на Монту, то по сторонам. — Как деревья и выглядят, только некоторые вполне могут тобою закусить, если ты будешь вести себя так, словно твои предки давно оставили мозги за пределами дома. Навсегда оставили, — ответил кот, морщась. Ему не очень нравилось такое мясо, но ворчал он только первые дни, сейчас, кажется, уже смирился. — Плотоядные деревья? И много там таких? — На тебя хватит, — отозвался Монту, поблескивая какими-то совершенно неестественно желтыми глазами, в которых отражался свет костра. — А звери? — Тебе и деревьев хватит, — кот вздохнул, посмотрев на полоску мяса в своих лапах, как на личного врага. — Хотя тварей там полно. И среди них нет ни одной, что любит траву жевать. Поежилась, с опаской глядя на Пояс. Идти туда мне совершенно не хотелось. Вот ни капли. Вот только пульсирующий свет в груди не оставлял другого выбора. Я с ума сойду, если не пойду. Что и говорить, перед тем, как мы выдвинулись, я даже спать уже не могла толком. Зато проспала всю ночь, стоило нам только начать путь. Будто то, что зовёт меня, добившись от меня действий, немного успокоилось. Конечно, не до конца, но, по крайней мере, такого, как в деревне уже не было. — Расскажи мне об источниках, проводниках и стражах, — попросила я, убирая горшочек и укладываясь недалеко от Монту. Я отлично знала, что стоит мне уснуть, как этот несносный кот заберется ко мне под шкуры, греясь. — Ты уверена, что в твоей голове нет дыры? Я ведь уже рассказывал, — вскинулся Монту, шевеля при этом ушами. Явно сегодня ночью снова пойдёт на охоту. Я хмыкнула. На самом деле из этого кошака было нереально что-то вытянуть. Мне приходилось каждый день его спрашивать, надеясь, что он выболтает что-нибудь еще. Иногда мне казалось, что он на самом деле и сам не знает толком ничего, но в следующий раз он говорил что-то новенькое, будто… будто и сам вспоминал постепенно. — И всё же, Монту, — попросила я вкрадчиво, немного приподнимая угол своего одеяла. Сделано оно было из нескольких сшитых между собой шкур. Кот тут же вскинулся, но еще минут пять делал вид, что не обращает внимания на призывно приподнятую шкуру. Я говорю, он терпеть не мог холод и все время мёрз, особенно по ночам, когда приходилось долго лежать неподвижно. Ещё днём, куда ни шло. Там он носился вокруг, согреваясь, а вот ночью приходилось либо терпеть, либо ложиться рядом со мной. И я точно знаю, что, как бы он не фыркал, но валяться рядом со мной ему нравилось. Да и у меня ночи стали спокойнее. Видимо, во сне Монту забирал ману, да и Зов стихал. Не утерпев, Монту юркнул под мою шкуру, тут же высовывая морду наружу около моего лица. Я улыбнулась, постаравшись спрятать улыбку, и укрыла его. Вдвоем всё-таки теплее. Пусть я и дитя северных альваров, но холод мне тоже не очень нравился. — Ладно, — Монту сделал такое выражение, будто он делает мне просто громадное одолжение, — спрашивай. — Ты говорил, что источники давно не рождались. Как думаешь, почему? — спросила, первое, что пришло в голову. На самом деле таких вопросов у меня было много, но не на все Монту мог вот так сразу ответить. Я уже поняла, что его проснувшаяся кровь сделал это не до конца. Процесс еще не окончен. — Кто знает. — Я буквально видела, как кот пожал воображаемыми плечами. — Раньше вы были обычным явлением, а стаи моркотов были намного больше. В проводники шли те, у кого кровь была самой чистой и сильной. Это было почетно. Потом не осталось ни источников, ни стражей, моркоты ушли в леса, затерялись. Многие позабыли своё предназначение, смешались, марая кровь. Правда были и такие, как мои сородичи, хранившие чистоту крови. Сейчас я знаю, что на самом деле все уже и забыли, зачем именно это нужно, но некоторые стаи инстинктивно придерживались старой линии поведения. Память просыпается только тогда, когда рождается источник. И то только у одного моркота. В этот раз это был я. Надеюсь, ты понимаешь, что радости мне это не приносло совершенно? — Монту пристально посмотрел на меня, причём его мордочка была такой серьезной, что я едва сдержалась, чтобы не засмеяться. — Конечно, — кивнула серьезно, задерживая дыхание. Монту с подозрением меня осмотрел, будто искал опровержение моему слову, но промолчал, что случалось с ним крайне редко. — Думаю, — начал он после минутной тишины, — что это воздействие Хаоса. Люди слабы к нему. Я видел, как твои сородичи гибнут, стоит им пересечь черту Пояса. Сейчас я ощущаю, что Хаоса в этом мире слишком много. А еще я помню войны. Конечно, я не смогу пересказать подробно, но когда-то давно люди сами убивали свои источники и их стражей. Не знаю, что было первым — увеличение Хаоса или же истребление источников. Память пробуждается до сих пор, и я вижу, что в одно время умирало мучительной смертью много проводников. Я, конечно, знаю, что люди глупы, но постарайся запомнить. Когда погибает источник, погибает и его страж. А также и его проводник. Я еще слишком молод, чтобы умирать. Сказав это, Монту вылез наружу и потянулся. — Поохочусь. Не уходи никуда, — сказал он и растворился в окружающей наш крохотный лагерь темноте. Переход из обычного мира в Пояс не занял много времени. Оказалось, что Пояс от остального мира отделяла тончайшая стена, похожая на вертикально текущую воду. Правда, она была бесшумной и тонкой настолько, что могла сравняться толщиной с волосом. Снова подумала о мыльном пузыре. Если Монту не ощущал никакого воздействия Хаоса, то о себе я такого сказать не могла. Едва я сделала первый шаг, как голова закружилась, а желудок подпрыгнул до самого горла, стремясь избавить от ужина и скудного завтрака. Зажав рот рукой, села прямо на землю, опасаясь идти дальше. Я помнила, о чём рассказывал Монту. Мало ли, вдруг тут не только деревья плотоядные, но еще и кусты. Перед глазами плавали цветные круги, но я всё равно всматривалась в окружающую меня обстановку, пытаясь понять — насколько опасно вот так тут сидеть. Монту крутился рядом, при этом молчал, хотя я ощущала, как по моему лицу скользит пушистый кончик едва уловимо дрожащего хвоста. Волнуется? Ну, наверное, если бы от кого-то другого зависела моя смерть, то я тоже волновалась бы об этом человеке или же существе. — Стой, — остановила я его, положив руку на спину. — Не мельтеши, и так всё кругом идёт. Вопреки моим ожиданиям Монту не разразился длинной речью, в которой просвещал бы меня о моих умственных способностях. Значит, волнуется. Несмотря на то, что его волнение было, скорее всего, приправлено эгоистическими нотками, становилось приятно. Как бы я не храбрилась и не старалась держать себя в руках, но до сих пор, просыпаясь по утрам, надеялась, что мне всё это приснилось. Я не скажу, что мне сильно не нравилось в этом мире. Да, тут были свои трудности, но где их нет? Но всё-таки мой прошлый мир был мне знаком, если не до мелочей, то очень хорошо. Здесь же всё было чужим и пугающим. Даже тот же Монту. Я вроде смирилась, но всё равно непроизвольно вздрагивала иногда, когда смотрела в его совершенно нереальные глаза. Если перерождение существует, в чём я теперь не сомневаюсь, то я понимаю, почему память о прошлой жизни стирают. Если бы я родилась в этом мире, да еще и не знала бы себя прежней, то именно этот мир стал для меня родным, так как другого бы я и не знала. Конечно, в том, что моя память, а значит, личность при мне, куча плюсов, но, боюсь, этот мир еще долго будет для меня чужим. Монту при звуках моего голоса замер, как мне кажется, испуганно смотря на меня. — Ты как? — спросил он, отмирая и заглядывая мне в глаза. Я же выдохнула сквозь сжатые зубы и подняла голову вверх, с удивлением понимая, что мы сейчас действительно в лесу. В вышине покачивались чернеющие кроны, сквозь которые было видно ртутное небо. И нет, не серое, не дымчатое, а именно ртутное. Казалось, серебристая жидкость перетекает, бликуя. Местами небо на мгновение становилось белым, а потом, будто перетекало в серебристый цвет, и становилось ненадолго черным. Но не глубоким, не бархатным черным, а глянцевым, похожим на натуральный камень гематит. А затем все снова повторялось. Честно говоря, зрелище завораживало. Никогда не видела такого неба. У меня даже тошнота прошла, да и реальность перестала вертеться так, будто хотела поменять небо и землю местами. Сглотнув, опустила глаза на встревоженного Монту. — Вроде проходит, — ответила, сглатывая и вытирая капельки пота со лба.