– Какая работа? – Я пока не в правлении фирмы. Мне не докладывают. – А ты что им сказал? – Сказал, что стрелять не подписывался. – А Коробок? – А Коробок сказал, что тогда кто-нибудь подпишется стрелять в меня. Мол, я в их деле, принят на работу, значит, обязан работать. За нарушение трудовой дисциплины ломают ноги. А увольнение по собственному желанию только через одинцовские пруды – с подарком от коллектива в виде гири на ноги. – Так и сказал? Он не в профсоюзе раньше заседал? Терминология-то какая. – Может быть. Ведь все расписал, зараза. Целый устав. – А что ты хочешь? Порядочная банда должна жить по уставу. Подписывать хоть ничего не давали? – Нет. – Некоторые паханы умудряются брать у вновь принимаемых на работу расписку – с правилами поведения ознакомлен. Другие на крови клянутся – ну это в основном черные или молодняк. – Сука этот Кузя. Втравил. – Я же тебя предупреждал, чтобы в столичное болото не лез – тут черти водятся. Теперь стойко переноси тяготы и лишения бандитской жизни. И стрелять учись. – И что, скажут мне кого-то грохнуть? – воскликнул Малыш в отчаянии. – Вряд ли. Ты не спец в этом деле. А для массовки пригодишься. Как тело, которое в случае чего не жалко. Малыш зло посмотрел на меня. – Зачем «быка» кормить, если он ствол в руки боится взять? – пожал я плечами. – Ну Кузя, ну козел. Говорил – вещички за границу перекинуть, по мелочам поручения выполнить. – Вот это и есть по мелочам. Да не трепещи аки осиновый лист, Малыш. Будешь делать, как я говорю, – выйдешь целым, невредимым и непорочным. Понятно? – Понятно. – И что за кислая физиономия? Слишком ты нервный. Это подозрительно. Ты и со своими корешами так себя держишь? Так не годится… Слюни, неуверенность побоку. Морду топором, челюсть вперед, бульдожий прикус. Вопросы только о бабках – когда заплатят и где побольше зашибить. Вот так надо себя вести. Только не переигрывать. Дошло? – Дошло. – Как что-то прояснится, сразу звони. Только осторожнее – не проколись. Ты человек новый, тебя проверять могут. Кинут липовую информацию и посмотрят, как ты забегаешь. Давай, – я пожал его обмякшую руку. Не нравился мне его настрой. Ох, засыпется, сложит свою буйну головушку, и нам всю комбинацию попортит… Я добрел до своей машины, купил мороженое. Обожаю шоколадное мороженое. Распахнув дверцу, я развалился на сиденье, начал слизывать тающее мороженое и размышлять. Погода стояла жаркая, но не очень, дул приятный ветерок. Я расслабился. Мысли текли тоже расслабленно, лениво, но туда, куда надо. Дело принимало несколько странный оборот. То, что Меньшевик готовит дело, было понятно. Притом со стрельбой. Стрельба не в стиле Меньшевика, его амплуа – организация краж, в крайнем случае разбоев. Сам Меньшевик ведет себя непонятно. Ушел на дно. Ни на одной из своих хат не появляется. Мы попытались через свои связи прощупать, где он и чем занимается, – не получилось. Он пропустил многообещающую встречу с поляками. После Питера никто его не видел. Что же получается? Он чего-то боится и вынужден хорониться? Что тогда – намерен затеять большую войну, на которую готов привлечь даже необстрелянных новобранцев вроде Малыша? Возможно. Тогда он боится упреждающего удара и скрывается. С кем он собирается воевать? Может, со старым врагом и конкурентом Яго? Не исключено. За что биться будут? Тут ответов может быть несколько. Один напрашивается сам собой. Я доел мороженое, баскетбольным броском добросил скомканную бумажку до урны, захлопнул дверцу и повернул ключ зажигания. * * * Математик оправдал рекомендацию редактора «Столичных досугов» и с задачей своей справился на «отлично». – Сочинил знаток своего дела, – с уважением произнес он, отдавая расшифровку Яго. – Кто, не скажете? – Вряд ли, – ответил Яго. – В Петербурге у одного старичка был такой почерк. – Забудь, Ломоносов. Деньги получил – наслаждайся жизнью, – прожег его глазами Яго. – Новую жизнь не купишь. – Понял, – в горле математика в момент пересохло. За азартом работы он забыл, для кого старается, но его двумя словами опустили с неба на землю… В расшифрованном тексте указывался адрес отца Никодима, а в конце: Найдешь его и новый ключ получишь ты, И сбудутся тогда твои мечты. Найдя священника, Яго получил у него очередную посылку с того света. Держа в руке толстый плотный пакет, он надеялся на лучшее – например, на номера счетов в иностранных банках. Но знал, что можно напроситься и на худшее – например, на порцию взрывчатки. Есть умельцы, которые умудряются засунуть ее в такой пакет. Правда, Седой никого не убивал, но мало ли как меняются люди, когда онкологи подпишут им смертный приговор. Поэтому Яго выгнал из машины Центнера распечатывать пакет. – Вот, – Центнер протянул вскрытый пакет. – Это еще что? – вскинул брови Яго, разворачивая карту Ленинградской области. Она была испещрена значками. – Здесь еще есть, – Лиза вытряхнула из конверта сложенную вчетверо бумажку. – Дай сюда! – Яго вырвал листок из ее рук. Лист был заполнен колонками цифр и астрологических значков. Наверху шло неизменное: «Открой меня – получишь приз». Больше всего Яго сейчас хотелось, чтобы Седой встал из гроба и предстал перед ним. Ох, поговорили бы по душам! – Принцесса, а может, этот мешок с костями просто пошутил? – Пошутил? – пожала плечами Лиза. – Не знаю. С чего ты вообще взялся за поиски? – С чего? Седой умер. Воздух чище стал. О нем начали уже забывать. И тут я получаю письмо. Будто прямо из ада. Его почерк – я консультировался. Писал, что, если я хочу разбогатеть на несколько миллионов долларов, должен обратиться к тебе. Ты знаешь, где искать наследство. – Вот трухлявец! – воскликнула Лиза. – А я думала, он меня любил. – Как внучку… Кстати, чем тебе плохо со мной, принцесса? – Мне хорошо, – она погладила Яго по плечу. – Но обидно, когда тобой играют как куклой. – Это твоя судьба, принцесса, – жестко произнес Яго, расставляя все точки над «i». – Может, Седой просто хотел, чтобы я побегал за несуществующими богатствами. Чтобы выставить меня полным болваном. – По-моему, нет. – Почему? Он всю жизнь развлекался, заставляя метаться людей, дергая за ниточки. Такого массовика-затейника среди воров больше не знаю. – Я его не так долго знала. Но мне кажется, он не стал бы гонять людей впустую. У него был бзик – выигрыш в любой игре должен быть уплачен. Если он пишет на конвертах: «Получишь приз» – значит, приз есть. – Надеюсь, – кивнул Яго и искоса посмотрел на Лизу. Он еще раз убедился, что она совсем не простушка, а девочка с понятиями. И с ней надо держать ухо востро. – Значит, Седой хочет посмотреть, хватит ли у меня терпения тянуть сеть до упора? Хватит!.. Вечером к математику, придумывающему очередную головоломку, вновь заявились бандиты. – Новая работа, Ломоносов, – Яго протянул цветную ксерокопию карты Ленинградской области и листок, заполненный цифрами. – Что это? Шифр? – Наверное. Сломай его. Гонорар увеличиваю в три раза. Деньги были более чем приличные. Но вид бумаги с шифром оглоушил математика. Желудок подвело куда-то к горлу. В ребусе есть что-то шутейно-веселое. Он не воспринимается как вещь серьезная, даже если его притаскивают такие громилы. Но шифр… Тут невольно выстраивается длинная очередь воспоминаний о прочитанных шпионских и мафиозных романах, бьются в уме обрывки фраз: «Он слишком много знал», «Закон молчания», «Он умер, чтобы больше никому ничего не сказать». Как назывался этот способ, когда во времена сухого закона в Чикаго жертвам заливали бетоном ноги, прежде чем утопить в море – чтоб не всплыли? – Я не могу, – собирая жалкие остатки решительности, произнес математик – как в зимнюю прорубь с вышки прыгнул. – Я отказываюсь. – А от жизни ты тоже отказываешься, Ломоносов? – хмыкнул Яго. – Не дури. Работай и не волнуйся. Решишь задачку – и нас больше не увидишь. А чтобы ты уютнее работал, я тебе мальчика оставлю, – показал он на мордоворота с физиономией размером с большую сковороду и такой же по форме. – Зачем? – сдавленно произнес математик.