Зазвонил телефон. Наш оперативник, приглядывавший за домом Малыша, сообщил, что мой протеже с двумя парнями уселся в «Волгу» и отбыл. Приказа сопровождать их не было. – Начинается, – кивнул я. – По машинам. * * * Волнение Лизы оказалось прилипчиво-заразительным, как осенний грипп. Оно быстро перекинулось на Яго и вытеснило из его души пьянящее эйфорическое ликование. Как-то все прошло слишком легко. Погонял Седой со своими головоломками, заставил поколесить по проселкам, растрясти жирок на колдобинах. И все? Хотелось бы надеяться. Но что, если старый черт удумал еще какую каверзу? Когда Седой начинал развлекаться, удержа он не знал. Кто сказал, что сюрпризы его ограничились ребусом и шифром? Седому гораздо больше по душе было играть не цифрами и значками, а людьми. Яго взял атлас автомобильных дорог, тщательно изучил его и велел Центнеру: – Обгоняй наших. Джип начал резко набирать скорость, огибая массивную «Тойоту» и фургон. – Пристраивайтесь за мной, – произнес Яго в рацию. – Едем до ближайшего райцентра. Там переждем ночь. Райцентр представлял собой обычную провинциальную дыру с улицей из пятиэтажных домов, площадью со зданиями администрации, милиции и пережившим перестройку памятником Ленину, трехэтажной гостиницей с удобствами во дворе. Гостиница была почти пустая, так что Яго с подчиненными без проблем разместился там. Потом нагло послал одного из своих бандитов, имевшего лицензию частного охранника, и капитана милиции с накладными в РОВД – мол, везем ценный груз, просим тоже присмотреть, кабы чего не вышло. Лучше сразу расставить все точки и упредить ситуацию, чем ее разводить и объяснять местным околоточным, что и как. Затем Яго дозвонился до Каледина, сообщил, что груз получил и чтобы готовились к встрече, привлекли побольше «быков» на охрану. За узкими окнами стемнело. Иногда громко и натужно, взлетающим транспортным винтовым самолетом, начинали гудеть трубы, когда кто-то включал воду. Скрип половиц под тяжестью шатающихся по коридору постояльцев продирался через закрытые двери. Вся гостиница, мебель в ней, краны, даже, казалось, сам воздух жалобно стонали, скрипели, трещали. Но Яго вряд ли бы заснул сразу и на пуховой перине в пятизвездочном «Шератоне». Он курил в темноте, глядя вверх, изучая на потолке тени от деревьев. Мысли в его голове были под стать этим изогнутым черным теням. Он молил бога, чтобы несколько ближайших дней прошли побыстрее и полегче, без излишних осложнений. Всего несколько дней. Он считал, что заслужил успех. Заслужил своей энергией, напористостью, волей. Все, что он имеет, достигнуто опасным трудом, когда балансируешь на лезвии бритвы и с одной стороны – смерть, а с другой – тюрьма. Ох, только бы все прошло без сучка без задоринки. Еще раз он подумал о том, что был прав, решив с самого начала: если найдет наследство Седого, то избавится от него как можно быстрее. Правда, он еще подумывал, а не оставить ли некоторые вещи себе. На будущее. На черный день, дай бог, чтобы он никогда не наступил. Но нет. Скинуть все – и как можно быстрее! На этих иконах, ювелирных изделиях лежит тень Седого. Мистика ни при чем. В чертовщину Яго не верил. Просто, вполне возможно, на них печать его иезуитско-изощренных планов. Главное, чтобы вещи долежали спокойно трое суток в хранилище. Не один Седой умел создавать тайники. Под Звенигородом у Яго такой тайник – не найдешь. Там и схоронится добыча. Охрана никого не подпустит. Ничего, трое суток пролежит. Потом еще одна головная боль – отправить их на Запад. О канале Яго позаботился загодя. Все-таки хорошо в стране российской жить. При желании все можно купить, в том числе и таможню. Есть там свой человек. Есть безукоризненный способ контрабанды. Через трое суток канал откроется. И контейнер покатит на Запад, в общеевропейский дом. Швейцария и Германия – прекрасные страны. Особенно для торговцев произведениями искусства. В том числе и для барыг, перепродающих краденое. Яго знает тамошних барыг. Они честные люди, истинные джентльмены. По правилам они или сразу выдают четверть стоимости предмета, или находят покупателя за процент со сделки. Развитый капитализм. Крадеными импрессионистами, картинами Рафаэля торгуют – так что им стоит иконы загнать? И станет Яго богаче на пару зеленых «лимонов». Конечно, это вам не алюминиевый комбинатик втихую приватизировать, но тоже достойный доход. Так что три дня в тайнике, и вопросы с границей – еще сутки. И все. Откуда можно ждать подлостей покойного Седого? Где он расставил ловушки? Черт его знает! Заснул Яго часа в три ночи. Проснулся без будильника, резко, моментально скинув по многолетней привычке сон, отдохнувший, готовый к действию. Еще раз, к удовольствию своему, он убедился, что организм у него крепкий, функционирует, как швейцарские часы. Яго намеревался прожить сто лет. По утрам это казалось ему вполне реальным. – Клопы заели ночью, – жаловалась Лиза, расчесывая покрасневшую руку. – Захудалая вонючая ночлежка, – сказал Яго, делая резкие круговые движения руками – эрзац-зарядка, походный вариант. – Обещаю лучший отель на Сейшелах через две недели. – И что, отвечаешь за базар? – Одно из самых расхожих блатных выражений в ее устах звучало несколько комично. – Отвечаю. – Я тебя обожаю, Костик, – она поцеловала его в губы, сплетая руки за его спиной. Яго поцеловал ее. Ночные страхи казались ему сейчас неуместными. Утренний свет имеет особенность разгонять ночные дурные мысли и подозрения. И часто это не идет на пользу их хозяевам… * * * Малыш, конечно, как все мужчины, уважал оружие. Ребристая рукоятка, смертельная тяжесть снаряженного пистолета: что тут душой кривить, кому это не придает уверенности, кого не поднимает на несколько ступенек над окружающими, особенно если окружающие не вооружены? Кто из настоящих мужчин не мечтает о такой игрушке? Все, наверное, даже завзятые пацифисты. Но сейчас Малышу хотелось взять преподнесенный ему «ТТ» желтой китайской сборки и забросить его в заросший пруд у обочины. Правда, перед этим неплохо было бы им разок воспользоваться, а именно – пристрелить как вшивую собаку своего приятеля Кузю, который втравил его в это дело и привел в бригаду. Коробок, невысокий, резкий и подвижный парень лет двадцати пяти, сегодня был одет в пятнистый комбез и тельник. На съезде с окольной дороги стояло несколько автомобилей, у которых водители сейчас старательно свинчивали номерные знаки и ставили новые. Коробок раздал оружие и держал перед командой речь: – Братва, берем товар, который чушкам на той хате вовсе и не принадлежит. Дело справедливое. И нетрудное. Нас там не ждут. Охраны серьезной нет. Проникаем за забор. Укладываем всех. Бить не до смерти – мы не мокрушники. Но если кто будет с пушками выеживаться – валите без всяких соплей. Не вы их, так они вас. Джунгли. Ферштеен? – Ага, – послышались голоса. – Вы поделены на тройки. В каждой опытный бугор и два желторотика. Бугров слушаться беспрекословно. Иначе пуля на месте в брюхо – и никакого базара. Ферштеен? – Понятно. – Тогда едем… Малыш был в тройке у второго по счету авторитета бригады Молдаванина – тертого мужика лет тридцати пяти. – Чего, длинный, дрожишь? – В речи Молдаванина чувствовался едва уловимый акцент. Он вел машину нервно. – Нет, – буркнул Малыш. – Брось. По первому разу все дрожат. Война – дело нервное. Только с пулей во лбу спокойные. – А сам-то часто в таких заварухах бывал? – спросил Малыш. – Приходилось. Мы с Коробком на крутую команду работали. С чернотой схлестнулись. Это сегодня чернота в Москве поутихла. А тогда заявила, что Москва – их город, делить его ни с кем не намерена. Ох, мочилово пошло. Помню, с Коробком мы Ваху с двумя его козлами завалили. Из двух «АКМов» по «мерсу». По два рожка высадили. Тачка в решето. Ваху с его козлами – в шинкованное мясо. Во работа была! – Не тяжело людей убивать? – передернул плечами Малыш. – Нежный, что ли? – покосился на него Молдаванин. – Первый раз неприятно. А потом хорошо идет. Водкой после дела смажешь – и все тип-топ. А ежели таких козлов черных валить, так даже интерес. Малыш поморщился. – Чего скукожился, Малыш? – жизнерадостно крикнул Молдаванин. – Если в бригаде – должен быть готов мочить. Один за всех, все за одного. Иначе на хер ты нужен, нежный такой? – Да я ничего, – кивнул Малыш. – Чем с черными кончилось? – Нарубили друг друга в капусту. На место их немного поставили. Потом воры авторитетные все уладили. Но на нашу команду тогда ментовка наехала. Рожки да ножки остались. Мы с Коробком еле ноги унесли. На Меньшевика стали вкалывать. Были б руки да честное имя – работа всегда найдется. Машина ухнула в яму, заскрежетав брюхом. – Египетская сила, – Молдаванин крутанул руль. – Эх, дороги… Не трясись, Малыш. Дело это плевое. Обстряпаем в два счета. «Если бы», – подумал Малыш. Он знал то, чего не знали ни Молдаванин, ни Коробок, – сегодняшняя вылазка закончится полным фиаско… Из машины Малыш выпрыгнул, как десантник-новобранец первый раз с парашютом – дух захватило. Сердце молотом ухало в груди. «ТТ» казался ненужной железякой… Так, вот забор. Вот ворота. Что там говорил Коробок: на территорию, и всех на землю класть? Ох ты, жизнь пропащая! Коробок первым ворвался на территорию и, присев на колено, дал очередь вверх из автомата. – Не дергаться, гниды! Не тронем! – За мной, – кивнул Молдаванин и бросился к дому. Малыш будто невзначай зацепился носком ботинка за доску и полетел на землю. И как раз вовремя. – У, е… – прохрипел Коробок, валясь на землю и хватаясь за простреленное плечо. Еще две пули прошили ногу Молдаванина. Били с чердака. Резко хлопали автоматные выстрелы, и Малыш понимал, что некто, устроившийся наверху и видящий всех как на ладони, хочет одного – отнять их жизни. Малыш откатился в сторону, каждая частичка кожи на его спине ожидала резкого свинцового удара. Потом он провалился в наполненную грязью яму, отплевался от жижи. Трах-тарарах – сверху грянула еще одна очередь. Теперь не достанут. Малыш заметил, что до сих пор сжимает мертвой хваткой в руке «ТТ». Он изо всей силы забросил его подальше и распластался, мечтая зарыться поглубже в землю… * * * Ах, Звенигород. Очаровательные подмосковные края. Аккуратный город с тридцатью тысячами жителей. Белоснежный Успенский собор четырнадцатого века «на Городке». Саввино-Сторожевский монастырь – в прошлом главное место проживания царя Алексея Михайловича, ныне – летняя резиденция Патриарха Всея Руси, по иерархии второй после Загорска оплот православия. Москва-река извивается меж лесов и полей. Здесь расположились пансионаты и дома отдыха, в которых раньше бурлила жизнь, – в заведениях покруче расслаблялись партийные и комсомольские «пиджаки», где попроще – там устраивались рабочие, инженеры, заполнялись с приходом лета пионерлагеря. Сегодня все меняется. Как грибы-поганки растут кирпичные бастионы – плод маниакальных архитектурных фантазий бизнесменов. Ветшают, разваливаются, но еще как-то дышат, хоть и на ладан, вчерашние здравницы – на юг простому народу не доехать, дороговато, а сюда еще можно. Есть и приюты денежных мешков – для них на месте старых домов отдыха вознеслись стеклянные новые пансионаты, такие, как «Родник». Раньше это была здравница одного из московских заводов. Ее удачно приватизировала армянская фирма и попыталась реконструировать. Появились бульдозеры, строительные бригады. Пошла работа. Но однажды все встало и стояло так полтора месяца. Видимо, у фирмы возникли финансовые затруднения. Вообще за последний год в районе остановилось несколько строек, в том числе и частных домов. Богатые тоже плачут. Денежные потоки, которые, казалось, будут нести свои зеленые воды веки вечные, как река Волга, постепенно начали иссякать. И дворцы оставались недостроенными. Подобная участь грозила постичь и «Родник». Но однажды там вновь появилась бригада с лопатами, мастерками и прочим строительным скарбом. Штукатурить, класть кирпич, расчищать территорию – пожалуйста. Работяги трезвые – ни в одном глазу, к ударному капиталистическому труду готовые. Но тот, кто пригляделся бы к ним внимательно, заметил бы некоторые странности – не так уж споро и умело они взялись за дело, да, точнее, и не делали ничего, только имитировали. А если посмотреть, какой они инструмент припасли? Зачем честным, спрашивается, строителям оптика, видеоаппаратура и приборы ночного видения? Зачем, наконец, строителям оружие?.. Вид, открывавшийся из окон главного корпуса пансионата, мне шибко нравился. Помимо пейзажных красот, он обладал еще одним, главным для нас достоинством – логово Яго было видно отсюда как на ладони. Да еще и простреливалось – можно ли желать большего. Логово представляло собой просторный кирпичный одноэтажный дом. Высокий забор окаймлял территорию соток в двадцать с запущенным садом. Яблони там сохли, вишни скрючились, по краям участка росли тропические заросли крапивы, но Яго это не волновало. У него здесь было не место отдыха, а хранилище. Дальше начиналась лесополоса и шли запущенные совхозные поля. Официально эти владения принадлежали ТОО «Парма» – господи, кто же находит такие названия? Изредка они использовались как склад для ширпотреба. Но хранились здесь вещи и гораздо более интересные. Например, как сейчас. Мои ребята засняли, как из фургона выгружались и заносились в дом ящики, и сам Яго давал ценные указания. Неужели все-таки сокровища Седого? Сенсация года. Надо будет погладить костюм, прежде чем раздавать интервью программе «Время» и Би-би-си. Впрочем, можно не беспокоиться. Опера интервью не раздают – это привилегия генералов. Наша милицейская шабашка внимания бандитов не привлекала. Правда, когда мы выставились здесь, «быки» приходили, вынюхивали, кто мы такие, что здесь делаем. Маскарад оказался убедительным. А как же иначе? Фирма веников не вяжет.