– Нагрянет Коробок или нет? – Железняков нервничал. – На ромашке погадай, – предложил я. – Нагрянет. Не сомневайся. – А насчет главного клиента? Неужели просчитались? – Не суетись. Еще не вечер. Радиосвязь – вечная проблема. Оперативные рации бьют всего лишь на пару километров. Сотовый телефон для опера – роскошь непозволительная. Поэтому, как встарь, еще долго будут использоваться гонцы и письмоносцы. «Командир, тебе пакет». Знакомо еще со времен Древнего Египта. – В нашу дежурку позвонил какой-то мужик и сообщил, что под Звенигородом собирается мафиозная разборка, – принес известие рубоповский гонец. – Москвичи наедут мочить Яго и его людей. Ожидается это в девятнадцать часов. – Дал время на подготовку, – хмыкнул я. – Мы заверили, что примем меры, – закончил гонец. – Примем, – я взглянул на часы. Восемнадцать пятнадцать. Значит, еще сорок пять минут. Анонимному абоненту врать незачем. Как сказал – так тому и быть… Стрелки подползали к семи, когда рация ожила. Переговоры мы вели лишь в крайнем случае, из расчета, что у противника все-таки может быть фиксирующая аппаратура. – Седьмой – Первому. Проследовало к объекту три контейнера. Загружены по три-четыре «быка». Квитанции номер… В переводе на нормальный язык это означало, что к логову Яго направляются три легковые автомашины, в каждой из которых по три-четыре бойца. Седьмой их засек, значит, минут через семь-восемь они будут здесь. – Говорит Первый. Готовность номер один, – сообщил я. Собровцы бросились занимать места. Один снайпер устроился рядом со мной, другой забрался на крышу. Они контролировали бо́льшую часть территории. Еще трое бойцов напялили бронежилеты и взвели автоматы. Я поднял бинокль. Из-за лесополосы показалась кавалькада – это ударная сила Коробка. Меньшевик послал своих подчиненных за добычей. Точно, три машины. Два «жигуля» и «Волга»-«тридцать один». Она подкатила к логову. Двое помощников Яго, маячившие на территории, исчезли в доме. – Начинаем! – крикнул я. Собровцы кинулись вперед. – Далеко. Могут не успеть, – ударил я кулаком по подоконнику. Уязвимость позиции наших сил в отдаленности. Но иначе нельзя – моментом бы засветились. Загрохотали выстрелы. – Понеслась телега по кочкам! – воскликнул Железняков, намереваясь двигать к месту боя. – Сиди! – прикрикнул я. – Там не наша работа. Счет шел на секунды. И наши не успевали. Я видел в бинокль, как двое нападавших завалились. Еще одна долговязая фигура рухнула. Малыш? Он. Неужели готов? Нет, жив, пополз в сторону, скрылся с моих глаз… Кто-то с чердака по-хозяйски основательно окучивал территорию свинцом, оставляя Коробку один вариант – быть со своими парнями расстрелянным. Где же наши?.. Во! Вынырнул фургон с надписью «Черкизовский мясокомбинат». Из него посыпались бойцы. Мои ребята тоже добежали до места. Полетел над полем битвы усиленный мегафоном голос: – Не стрелять! Милиция! В ответ с чердака резанула очередь. – Прекратите сопротивление! Или будете уничтожены! Еще один выстрел. Стрелок на чердаке, по-моему, напрочь выпал из действительности. – Нейтрализуем? – деловито осведомился снайпер. – Пара выстрелов поверх головы, – сказал я. Снайпер мягко нажал на спусковой крючок «СВД». Винтовка дернулась. Еще раз. Чуть ниже, и стрелку бы конец. Я видел, как из окна полетел автомат. Стрелок что-то проорал, издалека не было слышно. Наверное: «Сдаюсь, не убивайте!» Собровцы работали умело. Просочились на территорию не всем кагалом, как дуболомы Коробка, а аккуратно, по одному, чтобы не получить шальную пулю. Ворвались в дом. По чеченской памяти не прочь были бы сейчас основательно зачистить объект: гранату в одну комнату, потом в другую – так и пройтись по всему зданию. Но здесь правила иные. Да и бандиты не намерены биться до последней капли крови. Они вообще не намерены биться. Знают, что шансов нет. Один попался отмороженный на чердаке – заклинило в голове, но и тот успокоился. – Первый, ответь Второму, – послышалось в рации. – На связи, – сказал я. – Зачистили, – сказал командир группы СОБРа. – Все здесь. Тепленькие. – Пошли, – кивнул я Железнякову. Бандюги лежали на земле в наручниках. Вид большинство из них имело плачевный. Так уж повелось – собровцы порой проводят обработку, которая страшно бы не понравилась Комиссии по правам человека. Больше всего, конечно, досталось чердачному автоматчику – долговязому волосатому кавказцу. Похоже, Звенигород он спутал с Карабахом. Повезло еще ему. В Карабахе его бы просто расстреляли, а здесь всего лишь вежливо изметелили. Он лежал, уткнувшись разбитой мордой в землю, а собровец жал ему коленом в спину, будто твердо решив впечатать его позвоночник в землю, и что-то негромко нравоучительно твердил. Абрек жалобно попискивал в ответ. Профилактическая работа была в разгаре. – Как подстреленные? – осведомился я. – Живы, – сказал командир отделения СОБРа. – Перевязали их. Оклемаются, скоты. Я прошелся по территории, осмотрел пленных. Малыш был в их числе – живой, здоровый, если не считать нескольких синяков от собровских сапогов и того, что он вывалялся в грязи свинья свиньей. Мы прошли в дом. Там в двух комнатах был собран весь гарнизон осажденных. Они тоже лежали на холодном бетонном полу, конечно, кроме Лизы, съежившейся на стуле и напоминающей графиню – дочку тайного советника, за чьей семьей заявилась ЧК. – Сцена для передачи «Мое кино». Досуг кинозвезды. Сам Кочергин, – всплеснул я руками. Яго усадили на свободный стул. Поработали над ним рубоповцы основательно. Похоже, у них были с ним какие-то свои счеты. – А, Лядов, – кивнул Яго. – Крепко берете, майор. Некрасиво это. – Твои «быки» в нас палят, а мы берем некрасиво? Ничего, за эту разборку ответите по самому суровому счету. – За что? Это здание фирмы «Парма». – Пармская обитель. – На нее было совершено вооруженное нападение. Наши люди, между прочим из охранного агентства, отражали нападение. – Нападение милиции? – Ошибка вышла. У ребят нервы не выдержали. Не поверили вам. – Заливай. Играть тебе, артист, теперь в тюремной художественной самодеятельности. – Напраслину возводишь, господин майор. Суд разберется. – Какое же имущество вы охраняли? – Партию комплектующих для компьютеров. Накладные покажу, – заявил Яго. – И договор на охрану. – Понятно. Яго держался твердо. Спокойно. Нахально. Он думал, что мы ничего не найдем, поскольку тайник его был устроен на славу, и он, не доверяя никому, сам упаковывал туда вещи. Вот только упустил он одно – мы знали, где находится тайник. Уведя всех лишних людей, я, Железняков и Яго остались втроем. Я уверенно направился к камину, запустил руку в трубу, оттянул скобу и толкнул часть стены рядом. Открылась комнатенка полтора на два метра. Щека Яго задергалась. – Что там? – кивнул я. – Не знаю. Это не мой дом. Вскоре на свет божий мы извлекли ящики. Их содержимое произвело на меня огорошивающее впечатление, но я тоже умел хранить самообладание. Хотя было самое время по-дурацки счастливо захихикать или пуститься в пляс. Конечно, ожидал чего-то такого. Но… – Это же коллекция того режиссера, – кивнул я на серебряные изделия. – Как там его? – Не знаю, – пожал плечами Яго. – Рубинштейна, вспомнил… И иконы недурные. Северная школа. А мы ее по всему миру ищем. – Интересно-то как, – скривился Яго. – Откуда дровишки? – Из леса, – с неожиданно прорвавшейся злобой выдавил Яго. – Ох, Яго. Обвели тебя вокруг пальца, как мальчонку. Как лоха последнего в наперстки обули. – Кто это меня обул? – Скоро узнаешь. И глаза у тебя тогда на лоб вылезут, артист, – улыбнулся я… – А содержимое тайника пока на месте оставим. За ним еще зайдут…