«Значит, не судьба…» Воробьев вздохнул и придвинул поближе к себе папку с корреспонденцией, поступившей от секретаря Анны Акимовны. «Надо ознакомиться и отписывать на исполнение сотрудникам…» Почти вся поступающая в отдел корреспонденция отписывалась участковым. Иногда, если вопрос шел о прописке, в ОВИР, иногда в ГАИ, перепадало ПДН и ОУР. Но львиная доля всегда отписывалась в службу участковых, этих вечных лошадок и палочек-выручалочек. Только стал по диагонали просматривать первое заявление, как мягко запел зуммер селектора, а прозрачная клавиша связи с дежурной частью тревожно засветилась красным мигающим светом. Так местный чудо-связист Куликов распределил сигнальные лампочки на пульте управления. Красный свет — цвет тревоги. Воробьев нажал клавишу. — Михаил Егорович? — раздался из динамика взволнованный и вопрошающий голос оперативного дежурного Смехова, словно в кабинете начальника мог находиться кто-нибудь иной, а не Воробьев. — Что еще? — недовольно бросил Михаил Егорович в микрофон. Не любил, когда его отрывали от дел, и кроме того не исключал, что дежурный мог беспокоить его по пустякам. — Прошу прощения, — замямлил Смехов, — но поступило телефонное сообщение от граждан о том, что в районе зоны отдыха поселка РТИ обнаружен труп женщины с признаками насильственной смерти. Михаил Егорович, не перебивая, слушал доклад дежурного. Речь шла не о пустяках, а о серьезном преступлении. Правда, первичное сообщение еще требовало проверки на подтверждение. В милицию разные люди звонят и по разным поводам. Нечасто, но бывает, что и ложное сообщение внесут. Хотя с убийствами не шутят. Не такое это дело. Выпалив фразу, дежурный замолчал, словно ждал указаний о дальнейших действиях. — Ну и что? — спросил Воробьев. — Что тебе еще сообщили, и что ты еще выяснил? Может, это очередной «подснежник» вытаял? — Не знаю… — Так немедленно выясни и доложи, на то ты и оперативный дежурный, чтобы все знать и вовремя докладывать, а не мешок с мякиной, посаженный за стол в дежурной части, — стал заводиться от недоброго предчувствия Воробьев. «Подснежниками» на милицейском жаргоне назывались трупы, которые обнаруживались после таяния снега и после паводка. Время от времени река Сейм, входя в свое русло, оставляла на берегу зимних утопленников и лиц, объявленных официально в розыск как без вести пропавших. И не обязательно такие «подснежники» были криминальными, совсем необязательно… Пока Воробьев размышлял, в дежурке Смехов, по-видимому, у кого-то уточнял детали телефонного сообщения. — Нет, Михаил Егорович, — пресек сомнения дежурный, — криминальный труп. Тело женщины обнажено, а во влагалище сук всунут. — Что всунуто? — переспросил машинально Воробьев. — Куда всунуто? — Сук, то есть сучковатая палка… — стал разъяснять оперативный дежурный, — …во влагалище. — Оперативную группу на место происшествия. И всех оперативников уголовного розыска, которых найдешь в отделе, туда же. Да не забудь про участковых с этой зоны. Отыскать и направить. Да скажи операм, чтобы по прибытии на место происшествия уточнили возможные обстоятельства и перезвонили. — Группу я уже направил. И прокурору позвонил: убийство — это их подследственность. Пусть готовятся выезжать вместе с нами, — отчитался о проделанной работе дежурный. — А что касается оперативников и участковых, то мигом организую… — Черт возьми! — чертыхнулся вслух Воробьев, отключая связь с дежурным. — Не было печали, так черти накачали… «Черт возьми! — повторил он уже про себя. — Не успели с одним убийством толком разобраться — он имел ввиду убийство Дурневой Натальи на улице Харьковской осенью прошлого года — и вот, на тебе еще! — Нервно постучал о столешницу карандашом, взятым из канцелярского набора, украшавшего его стол. — За допущенные убийства (была тогда такая формулировочка в милицейских документах, словно какое-то преступление можно было допустить или не допустить, особенно убийство) по головке не погладят. Эх, не погладят… Особенно, если не раскрыть по «горячим следам…» Михаил Егорович никогда не был суеверным челове-ком. Даже во время войны, на фронте, не верил ни в какие приметы. И тем паче, во время работы в милиции. Но твердо знал, что если сразу же не принять исчерпывающих мер, направленных на раскрытие преступления, если не «взвинтить» оперативников и участковых, если самому не выехать на место происшествия, если что-то упустить, забыть, то о раскрытии преступления можно, вообще, не говорить. В кабинет, постучавшись, вошли Конев, Чеканов и Евдокимов Виктор. Они уже знали от оперативного дежурного о трупе в зоне отдыха поселка РТИ. — Вы поедете? — по-военному кратко спросил Конев. — Или нам одним выезжать? — Поезжайте пока одни. Определитесь на месте, что и как… А я подожду, пока перепроверят сигнал, чтобы в УВД доложить, и тоже выеду на место происшествия. Конев, Чеканов и Евдокимов ушли. А Воробьев стал ходить по кабинету в ожидании, когда появятся новые данные от членов оперативной группы. Снова замигала красная лампочка кнопки селектора и запел зуммер. — Слушаю, — включил связь. Потом долго молча выслушивал повторный, уточняющий доклад оперативного дежурного. — Хорошо. Я выезжаю на место. А ты доложи в УВД и скажи, что я лично руковожу раскрытием этого преступления. Дополнительная информация, поступившая от дежурного, заставила изменить прежние планы. Слишком мало было исходных данных. А при таком раскладе не стоило самому подставляться. Сам не любил, когда вместо конкретики получал мямлю, и мямлить другим не хотел, чтобы не выглядеть смешно и глупо. Полковник отключил селектор и вышел из кабинета. Возле крыльца его уже ждала старенькая райотделовская «Волга». Бессменный и верный водитель Карпенко Виктор прогревал мотор. «Вот и попал на природу, — с изрядной долей сарказма скользнула мысль, пока он открывал дверцу и садился на переднее сиденье, рядом с водителем. — Сбылись мечты идиота. И солнышко уже не радует. И весна не красна…» — На труп? — спросил водитель. Спросил скорее для проформы, чем по существу, так как отчетливо понимал, что ехать предстоит на место происшествия, а не в ресторан. — Да. — Также односложно ответил Воробьев. На душе было пакостно, разговаривать не хотелось. Машина мягко взяла с места и побежала навстречу неизвестности. 4 В опорном пункте поселка РТИ находились старший участковый Минаев, участковый Паромов и начальник штаба ДНД Подушкин. Паромов в кабинете участковых писал постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по материалу проверки, проведенной по заявлению гражданки Коровиной в отношении ее мужа. «Таким образом, — старательно выводил он шариковой ручкой на плотном листе писчей бумаги, — из материалов проверки видно, что…» Рядом, на столе стояла без дела механическая печатная машинка «Башкирия». Это громоздкое чудо техники из-за своей старости только пылилось, так как многие буковки шатались на кронштейнах, а буква «о» вообще отсутствовала. И ее приходилось дорисовывать потом от руки. Поэтому печатным динозавром пользовались очень редко. Руководство завода РТИ обещало заменить механическое ископаемое на более свежее, но все как-то руки не доходили сделать это. Возможно, и иные проблемы, более важные, отодвигали мелочевку на запыленное «потом». В кабинете старшего участкового Минаев и Подушкин резались в шахматы — любимое препровождение минут досуга. Белыми играл «штаб». Двери обоих кабинетов были открыты, и каждый треп игроков был хорошо слышен Паромову. — Что-то в этом году весна затяжная, — сказал Подушкин, отрезая черному королю путь к маневру. — То вроде таяние начнется, то снова заморозки, и снежку подкинет… — Зато без затопления все прошло, — ответил Минаев. Обдумывая ход, затянулся неразлучной «примкой». Раскрытая пачка сигарет лежала тут же на столе рядом с шахматной доской. — …Не то что в позапрошлом году, когда весна была дружной, но и все улицы, до самой «девятки» подзатопило. На лодках передвигались… Помнишь?.. «Девяткой» в обиходе называли продовольственный магазин, расположенный по улице Парковой, в доме за номером 9, недалеко от дворца культуры завода РТИ — фактического центра поселка. — Помню… — нетерпеливо ерзнул на стуле Подушкин. — Ты, Василич, давай ходи, не тяни кота за хвост… — Не понукай, не запряг… Шахматы суеты не терпят. — Зато знают лимит времени… Минаев, поиграв морщинами на лбу, передвинул пешку на белое поле, закрываясь от слона противника. — Что, штаб, съел? Но Подушкин не отреагировал на реплику, а стал обдумывать свой очередной ход. — Да, зима в этом году была почти бесснежной… — помолчав, произнес он. — На поселке снег почти везде сошел. Асфальт кругом… и снег не держится. Но вот, на зоне отдыха — я вчера туда забегал днем, гуляя с детворой, — снег кое-где по низинам и овражкам, еще есть. Однако, на открытых солнцу полянах, на бугорках и возвышенностях, не прикрытых от солнышка деревьями, уже травка молодая слегка зеленеет… И, не поверишь, люди с поселка уже во всю мощь гуляют по тропинкам леса. Видать, воздух свежий манит… — Не тяни, штаб, давай, делай свой ход. Что у тебя за тактика: брать на измор… — в свою очередь поторопил Минаев, травя Подушкина сигаретным дымом. Но не удержался и спросил: — Много народу, говоришь? — Порядочно! — лаконично отозвался Подушкин и сделал очередной ход, продолжая атаку на короля противника. — Порядочно! — прищурился, оценивая обстановку на доске. — Даже подростков из бараков с Элеваторного проезда целый табунок шастал… Мало того, еще какую-то молодую бабенку с собой таскали. А на ней пальтишко демисезонное нараспашку, наброшенное поверх короткого платьица, и сапожки, одетые, как мне показалось, на босые ноги. Совсем бабы от весеннего воздуха офигели… — Глазастый ты, штаб! — усмехнулся Минаев. — Все подробности женского туалета разглядел. Оно и понятно — итальянец… судя по смуглости и смоли курчавых волос. — Почему итальянец?.. — Не почувствовал «штаб» за игрой подначки. Почему итальянец? — переспросил, лучась улыбкой Минаев. — А потому, что кобелино! — Что есть, то есть — усмехнулся самодовольно и продолжил: — Все поддатенькие… — По запаху что ли определил? — По внешнему виду.