Вся моя былая игривость уходит, голос становится резким и почти что командным. Но при этом мне страшно. Конечно, я могу в любой момент выйти. Но дело не в этом. Я хорошо помню таких персонажей. Кто-то просто свистит вслед, кто-то подходит и начинает отпускать сальные шуточки, даже трогать. И никогда это не заканчивается ничем хорошим. Вот теперь меня колотит. — А вот хотел познакомиться, — он обнимает меня, я отшатываюсь к Вадиму. — Бросай своего лоха, пошли потусим. Ты с какого корабля? Он тянет к моим ногам другую руку, такую идеальную, аккуратно стриженную и с с гладкой кожей. Но я вижу уже не её. В голове чётко сложился его реальный образ: кривозубый, с залысиной мерзкий дядька, напившийся до беспамятства. И рука эта мне видится тощей и жилистой, волосатой и с грязью под ногтями. Вадим отталкивает от меня алкаша. Он пошатывается, но не падает. Зато хоть обнимать меня перестаёт. — Так, не борзей, — говорит он. — Иди отключись, в себя приди. Это ж надо так в виртуальности накидаться. За меня заступаются! Уи, класс! — А я и не в виртуальности накидался, — говорит алкаш заплетающимся языком и встаёт. — Я в реальности из своих запасов подбухнул. Ты чё-то попутал, чёрт, да? Давай, раз на раз. — Раз на раз, говоришь? Вадим встаёт и толкает алкоголика. Так, а вот это уже ни шиша не весело. Я отсаживаюсь подальше и прижимаюсь к поручню. Алкоголик бьёт Вадима в лицо, но он блокирует удар, ловит его за руку и заламывает его. — Вали отсюда. — Я те… ща… глаза выколю… поэл? — еле ворочает языком алкаш. Вадим бьёт его другой рукой в нос, и он падает на сиденье. — Ах ты, сука, — алкаш стирает с носа розовую бутафорскую кровь. — Я тя ща урою, мразь. «Пятницкое шоссе», — объявляет женский голос, и двери открываются. — Идём, — Вадим берёт меня за руку, и мы выбегаем из поезда. Алкоголик вскакивает с кресла и бежит за нами, но двери закрываются, и ему ничего не остаётся, кроме как злобно смотреть через стекло и угрожающе проводить пальцем по шее. — Дождёмся следующего поезда, — говорит Вадим. — А если он подсядет на следующей станции? — Больно ему это надо, — отвечает Вадим. Мою руку он при этом не отпускает. Так мы и стоим. Вадим задумчиво смотрит вглубь тоннеля, а я довольно улыбаюсь. Хоть я в этом мире и лишена осязания, рука его кажется тёплой и сильной. Наверное, это глупость, но мне кажется, я влюбилась. #005 // Любовь и война // Аврелия Я отрубаю голову бота, и во все стороны брызгают розовые частицы. Это кровь. Насколько мне известно, в реальности она выглядит совсем не так. Но разработчики хотели сгладить углы и нарочно сделали её нереалистичной. Тем не менее, мне становится немного противно. Кажется, что сейчас меня должно стошнить, но этого, конечно, не происходит. Больше я не нахожусь в постоянном ускорении, а вхожу в него периодически, делая рывки. Удар — ускорение. Я оборачиваюсь и вижу, как в меня летят пули. Мне даже не нужен щит, я уверенно иду вперёд, к противникам, обходя пули, будто несложные препятствия. Выхожу из ускорения — удар, ещё удар, и все боты повержены. Мне интересно побеждать их, обходясь без бластера и волны. Ими пользоваться несложно, для этого не нужны тренировки. Но если что-то с этими скриптами пойдёт не так, мне надо быть готовой к ближнему бою. Ну или если сам враг пойдёт на меня ближним боем, тогда бластер и волна будут не очень удобны, можно навредить себе или задеть кого-то из союзников. Кристина сказала, что тренироваться надо каждый день. И наконец-то мы нашли идеальное место. Мы стоим на поляне посреди леса. Здесь можно посражаться, не привлекая внимания. Кристина, Сергей, Леонид, Даниил и Марс стоят чуть поодаль и наблюдают за происходящим. Кажется, им нравится, как я сражаюсь. Всем, кроме Даниила, конечно. Всё это время он смотрит на меня пустыми и глупыми глазами. Он как зомби, даже говорит что-то редко. Полагаю, когда Вадим его создавал, его разрывало на части от сомнений. И он решил сделать Даниила тихим, незаметным. Чтобы пореже напоминал о себе. — Браво, блин! — кричит Сергей и начинает хлопать. Остальные подхватывают, и я отвешиваю поклон под аплодисменты. Возможно, уместней был бы реверанс, учитывая мой пол, но я сочла свой внешний вид неподходящим для этого. К тому же, мой прототип не стал бы выполнять реверанс. Здесь красиво. Лес нравится мне больше города, он куда более тихий, но, в то же время, и куда более живой. Мне хочется вдохнуть его свежий воздух, но это не представляется возможным. Мне и дышать-то нечем. Исторически лес — место обитания предков людей, поэтому любовь к подобным местам свойственно им эволюционно. Заложена ли во мне любовь к лесам изначально или же я выработала это качество самостоятельно — не уверена. Да это и неважно. Думаю, мне стоит перестать оценивать всё аналитически. Люди так не делают. А если я хочу понять людей, то должна мыслить как они. Амальгама такой и была. Вернее, такая и есть. Как результат, она сошла с ума. Возможно, эмоции сами по себе — маленькое сумасшествие, просто Амальгама получила слишком большую дозу. Человека, который действует нелогично, назовут безумцем, но эмоции — и есть нелогичность. Чтобы быть человеком, мне нужно немного контролируемого безумия. И оно во мне заложено, но я слишком часто опираюсь не на эмоции, а на логику. Их не надо пытаться осмыслить. Надо прочувствовать их и отдаться. Я возвращаюсь к людям и наслаждаюсь своим успехом. Всё-таки моё контролируемое безумие становится всё более приятным. Сначала мне показалось, что эмоции — вещь противная и ненужная, которая только мешает жить. Но теперь они мне нравятся. И почему люди обычно говорят о гордыне в негативном ключе? Признание опьяняет, но я и не против. — Да ты, Кристин, настоящего бота-убийцу сделала, — Марс кладёт мне руку на плечо. — Я бы не стал с ней связываться. Кристина сказала, что мы с ней на равных, а Марса они любят раздражать. К тому же, мой прототип — достаточно грубый персонаж, а значит, я могу выпустить свою нелюбовь к Марсу так, что ни у кого не останется вопросов. — И при этом ты считаешь, что трогать меня — хорошая идея? Я с вызовом смотрю в глаза Марса, и ухмылка с его лица исчезает. Он убирает руку и осторожно отходит. Как же это всё-таки приятно! И чувство стыда совсем не мучает. Но не тревожный звоночек ли это? Некоторое время мы весело общаемся, я даже пытаюсь смеяться. Пока из-за деревьев не появляется она. Алиса, та девушка, к которой Кристина тихо ревнует Вадима. В этот раз она выглядит иначе, нежели в предыдущий: синие обтягивающие джинсы и чёрный кардиган. Лицо накрашено пуще обычного. — Всем привет, — Алиса непринуждённо улыбается. — А где Вадим? Он написал мне, чтобы я пришла сюда. — Уже вовсю едет, — отвечает Леонид. — Говорит, у него какая-то важная информация. — Да, мне он написал то же самое, — соглашается Алиса. Неловкая пауза. Былая лёгкость этой компании куда-то улетучивается. Мне кажется, им почему-то некомфортно рядом с Алисой. Может, потому что они понимают чувства Кристины? Даже Марс становится несколько отстранённым, хотя и отпускает пару колких шуток в отношении своих друзей. Леонид совсем замолкает и хмурится даже больше обычного. Сергей явно хочет что-то сказать, уже открывает рот, но тут же останавливается, махнув рукой. В остальном, они перекинулись разве что несколькими не несущими особой смысловой нагрузки фразами, пока минут через пятнадцать не пришёл Вадим. Его приход, правда, заставил их растеряться ещё больше, потому как приехал он не один. — Марина, — представляется всем девушка и весело машет рукой. Мы все представляемся ей в ответ, и когда она узнаёт, что я искусственный интеллект, выдаёт самую эмоциональную и лаконичную реакцию на меня, какую мне только приходилось слышать: — Ух ты! Теперь напрягается уже Алиса, а вот Кристина как будто бы безмолвно торжествует над ней. Странно, ведь если Вадим нашёл себе новую девушку, это всё равно должно ранить её и вызвать ревность, разве нет? Или чувство злорадства у людей сильнее? Алиса подходит к Вадиму, целует его в губы и вешается на шею. — Привет, Марина, — здоровается она с лёгким прищуром. — Я Алиса, очень приятно. Они обмениваются комплиментами, хвалят внешность друг друга и одежду, но в их глазах читаются немного другие слова: «Я тебя ненавижу», «Сдохни», «Какая же ты уродина» и всё в таком духе. Они сверлят друг друга плохо скрытыми надменными взглядами. Я радуюсь тому, что у меня наконец начинает получаться понимать неочевидные подтексты в словах людей, их мысли. Но эта радость особого удовольствия не приносит. Люди лицемерны, это меня огорчает. — Марина, а вы давно с Вадиком знакомы? — спрашивает Алиса. — Около часа, — отвечает Марина. — Но мы быстро нашли общий язык. Как будто полжизни друг друга знаем. — М-м-м, интересненько. То-то я и смотрю, Вадим без умолку с тобой болтает. Всё это время Вадим, на самом деле, молчит. Наибольшую неловкость здесь испытывает он. Его глаза бегают, он постоянно переминается с ноги на ногу. — Рада знакомству с тобой… — Алиса запинается, оценивающе оглядывает Марину с ног до головы. — Марина. — А я-то как рада, — отвечает Марина, всем своим видом изображая скуку. — У Вадика хороший вкус на девушек, правда? — Да не то слово, — Алиса чуть ли не обвивает шею Вадима. Мне кажется, Вадим сейчас сквозь землю провалится. Почему-то хочется провалиться и мне, хотя я никак не причастна к происходящему. По-моему, последние два века люди характеризуют подобные ситуации словом «кринж». И вот, что ещё интересно: Марина и Вадим ведь не дают повода думать, что между ними что-то большее, нежели дружба. Я упускаю какие-то невербальные сигналы? Почему Алиса ревнует?