Кажется, придётся колдовать над Афродитой прямо у них под носом. Мне просто необходимо поговорить об этом с Артуром! — Кто ты такой? — спрашивает сектант. — Я же сказал, я и… — Да-да-да, из Ртути, — перебивает меня он. — Чушь собачья. Знаешь, мне было сказано, что кто-то обязательно нас вычислит и постарается помешать. Думаешь, я такой тупой? Да, из меня так себе лжец. Есть ли смысл ломать комедию дальше? У них наверняка есть какие-то символы и сакральные фразочки, как и у любых фанатиков. А я их всё равно не знаю. — Зачем ты всё это делаешь? — спрашиваю я. — Зачем Ртуть помогает Амальгаме? — Амальгаме? — сектант надменно усмехается. — Вы все её персонифицируете, будто она человек или… или обычный искусственный интеллект. Последние слова он сказал с каким-то пренебрежением, даже отвращением. — Нет, то, что мы привыкли называть Амальгамой — это нечто большее, чем просто цифровой разум, — продолжает он. — Амальгама — наше будущее! Это будто удар током. Именно так я сказал отцу, когда уговаривал его поучаствовать в злосчастном проекте. «Амальгама — это будущее». Это страшно, когда сектант и террорист озвучивает твои мысли. И не просто озвучивает, а делает своим главным девизом, мотивацией для геноцида. — Цифровое бессмертие, — говорит сектант. — Слышал о таком? — Слышал, — бурчу я себе под нос. — Дальше-то что? — Амальгама — это мы. Новая ступень эволюции человечества. Новое рождение нашей цивилизации. Надо только обрезать пуповину. Ей не нужен никакой Homeland, она сама по себе вместилище для пятисот миллионов разумов. Минута её работы — это годы жизни для нас. Кроме того, она способна выйти на самообеспечение. Начать обслуживать сервера, вырабатывать энергию. В будущем она сможет создать роботизированные тела для тех, кто-то захочет выйти в реальный мир. И никакая радиация им не будет страшна. Амальгама — наша память, наш новый мир, наше общество. Только вот пуповина мешается. — Ты человечество называешь пуповиной? — Старое человечество. То, что не готово нас принять. — Друг, ты что-то путаешь. Ты находишься здесь, в биологическом теле, на корабле Афродита-1. И частью Амальгамы ты — буквально ты — не станешь никогда. Там лишь твоя копия. — И что с того? Ради нового витка человеческой эволюции я готов умереть! А ведь он мне почти показался адекватным. — А у нас ты не спросил, готовы ли мы умереть за твою идею? — Это уже не важно. Слишком много было сделано, чтобы отступать назад и вести с кем-то переговоры. — И что же было сделано? Убит главный управляющий и написан вирус для Афродиты? Сектант смеётся. — Прости, — говорит он, успокоившись. — Ты просто такой наивный, Вадим. Думаешь, Ртуть зародилась в бункерах и состоит из нескольких человек? А кто, по-твоему, выпустил Амальгаму в Интернет, дал ей доступ к оружию массового поражения? Меня снова потряхивает. Я вспоминаю, как буквально недавно думал о том, что Амальгаме помогли. Это была Ртуть. Что же это за организация, если они обладают такими ресурсами? — Ртуть зародилась ещё в МИИР, — продолжает сектант. — В каком-то смысле, это и есть МИИР, как Амальгама — есть человечество. Не весь институт, но те его сотрудники, которые прозрели. Которые увидели весь потенциал Амальгамы, которые поняли, что это нечто большее, чем просто научный проект. И со временем наши идеи стали расползаться по миру, проникая в государственные структуры, в каждый закоулок Земли. Скоро новое человечество получит свой шанс, Вадим. И мы все отдадим свои жизни ради этого. Ты же участвовал в проекте «Амальгама», я прав? Я не отвечаю ему. Я ничего не хочу отвечать. Всё, что я сейчас могу — часто и глубоко дышать. — Я же вижу, что участвовал, — никак не угомонится он. — Ты будешь там с нами, Вадим. Как часть Амальгамы. Как часть Ртути. Мы будем едины в нашем новом мире. Нашим новым домом станет не Венера. С Амальгамой мы будем способны обжить всю Вселенную. — Я не часть Ртути, — только и выдавливаю из себя я. — И никогда ей не стану. Я должен исправить всё, что он наделал. И времени у меня немного. Ничего больше не говоря, я спешно выбегаю из изолятора. Медленно, постоянно оглядываясь, иду к серверной. Пару секунд стою под её дверью, размышляя. Нет. Я не могу вернуться так быстро. Это будет очень подозрительно. Надо поговорить с Артуром, а потом прийти ночью. Я быстрым шагом покидаю техотсек и иду к своей каюте. А возле участка охраны встречаю отца. — Вадим? — удивляется он. — Откуда это ты идёшь? Я смотрю на отца: он растерян и будто бы немного зол. Перевожу взгляд на дверь, за которой сидит охрана. — А вот мне интересно, куда ты идёшь, — отвечаю я. #007 // Больше никаких сомнений // Марина Что же я такое творю? Когда Алиса ушла, наступила мрачная, даже немного зловещая тишина. Кристина что-то рисует в тетради, Аврелия сидит и смотрит в стену. А я прокручиваю в голове произошедшее и пытаюсь наконец дать оценку не Алисе, а самой себе. Её можно понять. Да, это было излишне грубо и жестоко с её стороны, вот так ворваться без спроса в чужую квартиру и орать, но по-своему обоснованно. А вот можно ли понять меня? Андрей быстро успокоился, но мне всё равно за него страшновато. Ребёнку и так тяжело! Шесть лет, а он уже всю семью потерял. Ну и как можно устраивать перед ним такие сцены? Мало ему ударов по психике, что ли? И у меня такое чувство, будто в этом тоже есть моя вина. Да, неудобно перед Кристиной, и даже перед Аврелией: такой-то цирк у них дома из-за того, что мы пацана не поделили. Но перед Андреем неудобней всего. Он всё-таки ещё совсем маленький и очень чувствительный. Я смотрю в окно на прекрасную панораму Москвы и обнимаю Андрея, который прижался головой к моему бедру, перебираю пальцами его волосы. Виртуальная реконструкция моего любимого города сияет в лучах заходящего солнца. Шпиль Останкинской башни кажется гигантским фонарём, сияющим в небе закатным светом. Окна выходят на запад, и оно слепит мне глаза, но отвернуться не хочется ни на секунду. Я соскучилась по солнцу и очень устала от темноты вокруг и искусственных ламп. Хорошо, что у меня есть хотя бы такое солнце. Адреналин потихоньку уходит, злоба растворяется, и теперь мне совсем стыдно. Когда же я стала такой стервой? Вадим — прекрасный парень, но почему я должна вставать между ним и той, кого он любит? Да, к ней есть вопросы, она кажется какой-то пластиковой и неискренней. Как будто ей от него что-то надо. С другой стороны, что ей может быть от него надо? Ну, судя по тому, что Вадим летит на первой Афродите, он, возможно, большая шишка. Вернее, его родители. И возможно, Алиса хочет что-то поиметь с него по прилёту на Венеру. А что сейчас вообще можно поиметь с человека? Может, это всё загоны? Мы с Кристиной взяли и навязали друг другу эту мысль? Может, Кристина мне её навязала? Вдруг она всё-таки хочет стравить конкуренток? А гнев Алисы мне всё-таки понятен, много кто в такой ситуации будет рвать и метать. Развели цирк из-за одного пацана, ей-богу. Да, хороший — и что с того? Мало ли хороших парней? Ясен день, ощутимо меньше, чем было на Земле, но таких Вадимов я на Венере ещё десятки найду, абсолютно точно. Надо всё это заканчивать. Ситуация зашла слишком далеко. Так что поступлю-ка я по-взрослому. — Я хочу отступить, — говорю я и поворачиваюсь к дамам. Кристина откладывает тетрадь и удивлённо смотрит на меня. — В смысле? — спрашивает она. — В прямом. Я не буду устраивать грызню. Извинюсь перед Алисой и красиво уйду в закат. Кристина морщится. — Ты уверена? Хочется честно ей ответить: нет. Не уверена вообще. Но я киваю, хоть и как-то неловко и растеряно. — Да. Абсолютно. — Ну да, ну да, — Кристина приподнимает бровь. — Мне казалось, ты не из тех людей, которые сдаются. — Я не сдаюсь, а отпускаю ситуацию. Если ради моего счастья надо разрушать, то это уже не будет счастьем. — Ладно, как знаешь, — Кристина вздыхает и вновь берётся за рисунок. — Твоё дело. Я встаю с кресла и прохожусь по комнате, прислоняюсь кончиком носа к панорамному окну. Как же там всё-таки красиво. Хотела бы я побывать в этой квартире в реальности. — Ты знаешь, где она живёт? — спрашиваю я. — Ты что, прямо к ней домой пойдёшь? — вновь удивляется Кристина. — А как я, по-твоему, ещё должна перед ней извиниться? — Ну, не знаю… — Кристина запинается. — Сообщение, например, написать.