Сейчас я замечаю дядю Вову, который висит в воздухе рядом и с подозрением смотрит на меня. — Марина, у тебя всё хорошо? — обеспокоенно спрашивает он. Вдруг я понимаю, что всё это время орала на весь отсек. Блин блинский, это так неловко! — Да, дядь Вов. Простите. Больше не буду так кричать. — Да фиг бы с ним, что кричала. Тебя так носило по всему контроллеру, что я забеспокоился. Поссорилась с кем-то? — дядя Вова хитро улыбается. — Да. Ничего. Бывает. Спасибо за беспокойство, дядь Вов. — Смотри, аккуратней. А то в следующей драке тебе кто-нибудь позвоночник переломает или голову свернёт. Блин, а ведь могут! Интересно, есть у контроллеров какая-нибудь защита от таких случаев? Хорошо, что дядя Вова всё слышал, я бы и не подумала сама. Чёрт. Вот чёрт! И как я могла быть такой тупой? Как мы все могли быть такими тупыми? Люди вокруг нас всё слышат! Слышат, как мы обсуждаем Амальгаму и Ртуть, каждое наше слово. Ну, может, не каждое. В общем гаме голосов многое тонет, да и охрана регулярно облетает достаточно просторные жилые отсеки. Вадим вот сидит с нейроинтерфейсом, он всегда находится в безмолвной тишине, так что ему можно говорить о чём угодно абсолютно свободно. Но мне впредь лучше держать рот на замке. Ладно, былого уже не изменить. Просто будем надеяться на лучшее. Дядя Вова не задаёт никаких подозрительных вопросов — это уже хорошо. В иллюминаторе всё ещё черным черно. Я вспоминаю красивые домики и цветочки, среди которых гуляла каких-то полчаса назад. А теперь передо мной снова эта тьма. Потом перед глазами возникает Алиса. Озлобленная девчонка, полная ненависти, ревности и чувства собственничества. Я редко кого-то прям ненавижу, но её уже потихоньку начинаю. Ну всё, теперь у меня нет никаких сомнений в правильности собственных действий. Да я уничтожу эту сучку! Так что я достаю из кармана костюма виртуальной реальности телефон и пишу сообщение. Марина: Вадик, привет. Не хочешь встретиться? #007 // Больше никаких сомнений // Аврелия Водная гладь сверкает в лучах закатного солнца. Я прижимаюсь к дверям поезда и восхищаюсь тем, насколько же здесь красиво. Не могу сказать, что это за эмоция — их здесь целый ворох. Солнце слепит, но картина столь красива, что трудно удержаться и не смотреть. Поезд движется плавно, тихий глухой перестук колёс успокаивает. Честно говоря, я ещё немного в шоке от ситуации с Алисой, но эти чувства постепенно сходят на нет. Стресс сменился даже немного приятным опустошением. Худшее позади. В вагоне сидит десять человек. Парень и девушка — у него синяя кожа, а у неё зелёная. Он очень мускулистый, у неё идеальная модельная фигура. Пара держится за руки, девушка положила голову ему на плечо, а он облокотил свою голову об её. Она что-то шепчет и грустно улыбается. Мужчина средних лет в старой потёртой куртке сидит возле меня и смотрит на планшете фильм конца прошлого века. Он есть в моей базе данных. Фильм неплохой, про дружбу и любовь, и у него счастливый конец. Люди это любят. Истории, приближенные к жизни, в которых конфликт заканчивается плохо или не заканчивается вообще, вызывают более смешанные реакции. Сейчас это, наверное, для них ещё более острый вопрос. Людям хватило ужасов. Им нужны хэппи-энды. Им нужна надежда на лучшее. Здесь все такие разные. За каждым стоит своя история: долгая, настоящая и по-своему трагичная. Может быть, немного скучная. Возможно, в истории кого-то из них кроются эпизоды, которые вызвали бы во мне негативные эмоции к этому человеку. И всё равно все эти люди меня восхищают. Цивилизация, проделавшая путь от первичного бульона до покорения других планет, заслуживает восхищения. А ещё мне их очень жалко. Я снова смотрю в окно. — Как тебе? — спрашиваю я Даниила, стоящего рядом. — Хорошо, — коротко отвечает он и глупо улыбается. Да, неразумно пытаться с ним пообщаться. Простенькая нейросеть старается проанализировать ключевые слова, но совершенно не понимает смысла сказанного. «Станция Воробьёвы горы», — объявляет приятный женский голос. — Выходим, наша, — говорит Кристина. После ухода Марины к нам пришли друзья Кристины, и мы все вместе отправились развеяться в какой-то парк. По словам Кристины, он для них много значит. Меня она позвала с собой, Даниила они зачем-то тоже решили прихватить. Наверное, это всё человеческая сентиментальность. У меня она тоже есть, но цепляться за прошлое я пока не могу, у меня ведь его и нет толком. Я только рада посмотреть на природу, хоть и городские пейзажи мне тоже нравятся. А после стрессовой ситуации особенно хочется отвлечься на что-то приятное. Станция метро расположена прямо на мосту через реку. Пока мы идём к эскалатору, я жадно сверлю взглядом водный пейзаж. Водную гладь сначала тревожит проплывающий катер, а затем винты спустившегося к самой реке аэротакси. Люди гуляют по набережной и наслаждаются видами, на которые в былое время, наверное, многие и внимания не обращали-то вовсе. Мы спускаемся с моста к реке. Вдали виднеется стадион. Интересно, там сейчас проводятся какие-то соревнования, выступления? Наверняка. В виртуальной реальности это ничего не стоит. И даже если хотя бы один человек захочет, например, послушать концерт любимой группы — это уже стоит того, чтобы набить полный стадион ботов и подарить ему этот миг счастья. В конце концов, ради этого же Homeland и существует, правильно? Делать приятней жизнь людей, которым тяжело. Вскоре мы приходим в милый лесопарк. Кажется, мы хаотично блуждаем туда-сюда, асфальт под ногами сменяется протоптанными между деревьев тропинками и они, в свою очередь, снова асфальтом. — Даниил… — обращаюсь я к боту. Но понимаю, что они его так никогда не называют, и осекаюсь: — Даня, ты здесь часто бывал? — Иногда бывал, — безучастно говорит он. — Зря стараешься, — говорит мне Сергей. — Вадян, конечно, дал ему какую-то инфу, типа база воспоминаний, ю рид ми? Но в этой базе инфы, типа, мало. Он не знает, был здесь Даня или не был, и ответил от балды. Но угадал. Часто. Мы пару раз в месяц сюда гоняли. Я осматриваюсь. Всё так интересно! Для людей я, наверное, выгляжу как ребёнок, но я, в каком-то смысле, и есть ребёнок. Мы идём по асфальтированной дороге то вниз, то вверх, а вокруг высятся деревья, неспешно гуляют люди — кто пешком, кто на электросамокатах, кто на электроскейтбордах, а кто просто отдыхает на скамейках. Пара человек проезжает на велосипедах, но этот транспорт здесь явно менее востребован: ландшафт не способствует. Все эти люди не похожи на тех, что я видела раньше: они не такие грустные, более активные. Люди увлечённо общаются и смеются, здесь они будто сбрасывают с себя тяжеленный груз и на миг становятся самими собой. И на кровожадных злодеев они точно не похожи. Кристина говорила, что человечество ужасно и эгоистично, моя библиотека это отчасти подтверждает, но я не вижу этого в них. И всё же, ничего такого не произошло бы, не создай они оружие массового поражения. Когда-то давно мир почувствовал себя на пороховой бочке из-за появления ядерных бомб. Кобальтовая бомба уже не произвела такой фурор, ибо для человечества бесконечная жизнь под прицелом уже стала обыденностью. В новостях то и дело говорили о новом оружии, и люди перестали воспринимать эту информацию. Активное внедрение в военную технику всё более и более продвинутых нейросетей обыватели по большей части не осознавали, но, несомненно, прочувствовали на себе. Каждая ракета, разрушившая чей-то дом, была этому подтверждением. А когда очередная эпоха войн закончилась, началась дружба сквозь зубы. Третья холодная война объяла весь мир. И когда эскалация достигла своих пределов, появилось оружие Судного дня. А после — Амальгама. Люди были уже достаточно умны, чтобы не подключать к своему вооружению системы, обладающие самосознанием, но недостаточно умны, чтобы избежать их самостоятельного подключения. Злость и глупость — вот два порока, погубивших цивилизацию людей. Мы выходим на площадь, усеянную фонтанчиками и велодорожками. Закат уже сменился сумерками, на деревьях загорелась подсветка. Теперь каждое из них чем-то напоминает новогоднюю (ну, или рождественскую) ёлку. Дети пробегают через струи воды, бьющие из земли, и смеются. Их смех сливается с разговорами десятков людей, гулом электросамокатов и негромкой приятной музыкой из колонок, висящих прямо на фонарях, в единую симфонию жизни. Кажется, эта музыка называется «лаунж». Лёгкая ненавязчивая композиция, под которую хочется расслабиться. — Гирос! — подзывает нас торговец в небольшой палаточке на колёсах. Лысый мужчина лет сорока, над широкой улыбкой которого нависают массивные усы. — А давайте! — Марс подходит к палатке и начинает водить рукой в воздухе. Я сначала не очень понимаю, зачем, но потом до меня доходит: он зашёл в виртуальный кошелёк и набирает там сумму, сверяясь с прейскурантом, вывешенном рядом с окошком. — Корейскую морковь добавляете? — спрашивает он. — Моркови нет, уважаемый, но для вас могу бесплатно наложить двойной порция халапеньо! — Сойдёт, — отвечает Марс и протягивает продавцу купюру. — Мне тоже, — говорит Кристина. — Только без халапеньо. Просто гирос. — Будет сделано! — торжественно объявляет продавец. Сергей вальяжно подходит к палатке и рассматривает цены. Мы с Даней и Леонидом остаёмся в стороне. — Что, Серёг, тоже похавать решил? — спрашивает Марс. — В шлеме-то? Воздух я могу и на халяву пожевать. — Кристину это не смущает, — отвечает Марс. — А иначе жить скучно, — отвечает Кристина. — В конце концов, что я, что вы с Вадимом — мы все чувствуем тут вкусы благодаря самовнушению. Просто у вас оно сильнее, но я тоже не пальцем деланная. Ты, Макс, зря, кстати, про морковь спросил. Представил бы, что она там есть, да и всё. — Ну да, — мрачно отвечает Марс. — Чего уж теперь? Кристина поворачивается к нам. — Лёнь, ты-то есть не будешь? — Неа, — бубнит Леонид. — Смысла нет. Хотя я даже не знаю, что лучше: безвкусный гирос или консервы, которыми нас пичкают в бункере. Сергей громогласно смеётся. — Братан, знал бы ты, чё мы жрём на кораблях, тебе бы твои консервы деликатесами показались. — В натуре, — подтверждает Марс в Сергеевской манере.