Детектив дождался, пока останется один, и медленно сполз по стене на пол. Эта пробежка далась слишком тяжело. Он изо всех сил старался держаться достойно, чувствуя, что и рубашка и даже брюки стали мокрыми от пота. А кашель продолжал рваться наружу, несмотря на попытки его остановить с помощью виски. Как только Дуглас достиг пола и вытянул ноги, то сразу почувствовал облегчение, а как следует откашлявшись, удалось вдохнуть полной грудью. Пара глотков виски окончательно привели в чувство и позволили трезво мыслить, не отвлекаясь на проблемы со здоровьем. «Да, задала ты мне задачку, госпожа Гретта Филипс, мало непонятных убийств, так ещё странные деньги появились. Не удивлюсь, если с ними могут быть связаны и трупы. И получается, что необычная финансовая деятельность фонда выходит далеко за границы одной компании. Необходимо каким-то образом проверить другие. Это разом можно сделать только одним способом. Действительно, она права. Только заполучив документы фонда и всю информацию по счетам. Ох! Как уж смешны мои желания и возможности это устроить!» – размышлял детектив, раз от разу смачивая горло жгучим напитком. Шевроле подъехал к дому Раджи ровно в десять утра. Он не стал заезжать во двор и спокойно припарковался на обочине, точно под запрещающим знаком. Индус, уже ожидавший у входа, поспешил занять место возле детектива. Он, как всегда, выглядел безупречно, но на этот раз место строгого костюма и белой рубашки заняли синие джинсы, серый свитер и чёрная кожаная куртка. С первого взгляда оказалось легко определить, что все вещи достаточно дорогие и что простые американцы, даже многие выходцы среднего класса, не могли себе позволить так одеваться. Чего стоили одни белые кроссовки известного бренда, за их стоимость многие могли бы прожить целый месяц. «Для него расследование просто развлечение!» – вспылил про себя Маккарти. – Привет, нарушаете, офицер! – сказал Джавал, пытаясь воткнуть в замок ремень безопасности. – Я никогда не нарушаю, – ответил детектив. – А как же вот этот знак! – индус указал пальцем на знак с двумя стрелками в разные стороны и красной надписью на белом фоне «No stopping any time», словно часовой, стоявший почти у самого капота автомобиля. – Это реклама, – произнёс Маккарти, выруливая на проезжую часть. Раджа саркастически посмотрел на него, но всё же решил сменить тему. Тем более, по его мнению, привычка плевать на запреты – часть личности полицейского. – Куда едем? – спросил он, наконец-то сумев пристегнуться. – К одному торчку из гетто, у меня появилась версия, – ответил Дуглас, перестраиваясь в левый ряд. – Это связано с убийствами? – Угу, – промычал Маккарти вынимая свёрток из кармана. – Открой, посмотри. Там новое убийство. Партнёр нашелся. На мосту висел, пугая местных наркош. Какое-то время индус рассматривал фото, не скрывая брезгливости. Но всё же интерес взял верх над чувствами, и через некоторое время он уже всматривался без толики неприязни. – Что думаешь? – спросил Джавал, не отрывая взгляда от фотографий. – Думаю, что жизнь – дерьмо, раз позволяет такому происходить. – Это понятно, а что с версией? – Может, это не совсем религия? Может, гурман, некий художник? – задал риторический вопрос детектив. – Посмотри на картину в целом, на фон, на время. Все как будто идеально совпало. То же самое и предыдущее убийство. Мне на первый взгляд показалось, что всё это декорации для высокобюджетного ужастика. – Интересно, – задумчиво протянул Раджа, раскладывая на панель снимки, которые, по его мнению, больше всего походили на то, о чём говорит детектив. – Считаешь, что это художник и так рисует картины? – Возможно, или поэт, писатель. Ну, не знаю, скульптор. Да кто угодно. – И сейчас мы едем к специалисту в области искусств? – Не совсем специалисту, но что-то вроде того, – ответил детектив, останавливаясь на очередном светофоре. Протянув руку, он взял фото последнего убийства и положил поверх остальных. – Ты сам как думаешь? Есть догадки? – Думаю, что твоя и моя версии одинаково безумны. Но другого пока не наблюдается. Может, ты и прав. Но в свою очередь я считаю, что если это художества, то определённые, и связаны они с религией или ритуалом, может, языческими верованиями. Я проработал версию с Японией, но чего-то подобного даже близко нет. Ну, рубили там головы, совершали самоубийства. Якудза до сих пор практикуют отрезание пальцев, но всё это цветочки по сравнению с нашим делом. – А китайцы и индейцы? – усмехнулся Маккарти. – Последнее фото всё портит. Хотя, погоди-ка, – индус попытался разложить на панели все фотографии, но движение автомобиля очень сильно усложняло задачу, – может, это адские муки? Тут вот жаровня, протыкание, отрубание конечностей, высасывание крови. Подходит! – Неплохое предположение. Остаётся вопрос, почему выбраны именно эти способы и откуда он их взял. Всякого разного с этим связанного выше крыши. – Придётся поискать, помучаться, – сказал Джавал, собирая в пакет снимки, постоянно соскальзывающие на пол при любом движении руля. Шевроле двигался по достаточно неплохому району: чистенькие домики, небольшие остриженные газоны, дамочки с собачками создавали атмосферу благополучия. Вот такая Америка ему нравилась, примерно так выглядела американская мечта, хотя некоторые ошибочно полагают, что это обязательно должно быть огромное богатство и слава. Но через минуту красивый район внезапно сменился каким-то ужасом: обшарпанные дома, разрисованные невнятными надписями, многие из которых с побитыми стеклами и заколоченными дверьми, люди, лежащие прямо на асфальте и бесцельно бродящие взад-вперёд, повсюду мусор, грязь, экскременты. Всё изменилось буквально за мгновение – сказка превратилась в ужас. Раджа с удивлением осматривал преображение американской мечты в американское гетто. – Страх-то какой, это то самое легендарное героиновое гетто? – спросил он, не переставая удивляться происходящему за окном. – Оно самое! Жуткий фурункул на лице города. Наркотический хоспис. Сточное место отбросов общества. Ну, или просто Тендеройл, – пояснил детектив. Тендеройл. Если вы когда-нибудь представляли, на что может быть похож ад, то он должен выглядеть именно так. Грязные улицы, усыпанные бездомными, словно осенними листьями, обшарпанные строения, заброшенные переулки, пропахшие человеческими испражнениями. Это не просто бедный район – это бездна, словно вся безысходность мира собралась в одном месте. Здесь живёт смерть, и если даже в самых страшных подвалах Алькатраса, снося пытки и издевательства, у человека ещё могла оставаться хоть малая толика надежды, то здесь её нет. Не потому что преступность или нищета, а потому что они! Как всепожирающая раковая опухоль, которую нельзя вылечить, а только вырезать! Как невидимая лапа преисподней, затягивающая всё глубже и глубже. Они забирали саму сущность человека, разбивали её на мелкие кусочки, оставляя лишь пустоту, оболочку, которая ест, спит, гадит и иногда смеется над идиотскими шутками таких же оболочек. Они! Наркотики! Безнадёжность и смерть! А ведь у каждого местного обитателя когда-то была мечта, стремления, планы на будущее. У кого-то семья, большой дом с бассейном и даже солидный счёт в банке. И вот сейчас он топчет асфальт в этом богом забытом месте в поисках очередной дозы, готовый на самые гнусные поступки, дабы её заполучить. Как легко оказалось шагнуть из благополучного района по соседству сюда, всего раз попробовав «удовольствие». И, как только он окажется внутри, случится начало конца, словно перевернутся солнечные часы и посыплется песок жизни. Библейский ад предстаёт перед нами смесью боли, мучений и зверств, но разве возможно кого-то этим напугать сильнее, чем безысходностью, отсутствием какой-либо надежды? Спросите у матери, потерявшей единственное дитя, страшится ли она геенны огненной? И вспоминаются слова великого поэта: «Оставь надежду всяк сюда входящий». И если б знал бессмертный итальянец о месте, именуемом Тендеройл, то начертал бы на вратах иные строки, а эти подарил ему. Маккарти не любил этот район, но не людей, обитающих здесь. Он даже жалел их как-то по-своему, хотя раньше и работал в отделе по борьбе с наркотиками. На какие бы преступления ни шли и как бы ни доживали свой срок эти люди, при всём при том, что во многих оставалось очень мало человеческого, он понимал их судьбу, видел существование от начала и до конца. Потому, как бы ни старался возненавидеть и относится иначе, не мог. Может, потому что понимал, что каждый может угодить в эти сети, главное – хорошо их расставить, а дилеры умели расставлять лучше всех. А может, потому что сам в одно время чуть не оказался в их шкуре. – Никогда не видел этого места, оно поистине ужасает, – проговорил, поражённый увиденным, Раджа. – Согласен, если хочешь сдохнуть, то тебе сюда. А ещё рядом мэрия, в лучших американских традициях, – усмехнулся детектив. – У нас в Индии такие же контрасты, два района рядом, в одном нищета и антисанитария, а в другом чистота и богатство. Но ладно наша бедная страна, но США, самые богатые и влиятельные в мире, и видеть такое. В голове не укладывается, – с досадой сказал индус. – Богатая и влиятельная, но не для всех, – коротко ответил Маккарти. Шевроле повернул на очередную улицу, которая мало чем отличалась от предыдущей. Единственное, что сразу бросалось в глаза, – это меньшее количество автомобилей, видно, чем сильнее углубляешься в район, тем больше его маргинальность. – А мы едем к одному из вот этих? Хочешь посоветоваться с нариком? – Джавал недоверчиво посмотрел на Дугласа. – Даже не знаю, как тебе и ответить. Как бы и да, но одновременно и нет, – делая паузы между словами, дабы было время подобрать более точное выражение, произнёс Маккарти. – Проще говоря, этот тип считает, что это место самое свободное на планете, и поселился тут по собственной воле. А единственное, что его связывает с местными торчками, – это каннабис, который он покуривает время от времени. – Он психически болен или имеет стадию дебильности? – с серьёзным видом осведомился индус. – Ладно, давай объясню иначе. Этот человек – творческая личность. Художник. Рисует всякую чушь, которую считает произведениями искусства. И, по его мнению, именно здесь человек может делать всё, что захочет, и это и есть истинная свобода. Сюда даже копы не суются и можно привалить кого-нибудь втихаря без последствий, чем не рай для всякого рода отбросов? – Ну, по сути, он прав, – удивился своим же выводам Раджа. – Конечно, прав. Истинная свобода – это вседозволенность. Делай что хочешь, единственное ограничение – это внутренние убеждения. Чем не идеал общества? Никаких поганых копов, гнусной власти, осуждения общества, – начал рассуждать детектив. – Захотел – изнасиловал, убил, ограбил, а потом закинулся крэком и ушёл в другой мир. И чем меньше принципов, тем прекрасней. Не жизнь, а мечта! – А почему бы не уважать желания и взгляды других людей. Вот здесь я с ним согласен, если удалить из общества агрессивный элемент, то наступит истинная свобода. – Я тебя полностью поддерживаю. Вон, посмотри, по-настоящему свободный человек, – детектив указал на невысокого бледного мужчину, опирающегося на фонарный столб. На нём, словно на вешалке болталась мятая грязная рубашка и непонятного цвета шорты, давно поменявшие цвет от старости и грязи, а в данный момент и от стекающих испражнений, что заляпали ноги до колен. Он не обращал ни на что внимания, просто пытался держаться на ногах. – Смотри, этот скелет одевается как ему комфортно, не агрессивный. Правда, немного обгадился, но это его личное дело. Кстати, давай мы его к тебе в квартиру захватим, будете сосуществовать как свободные личности. Раджа с пренебрежением разглядывал наркомана, пытаясь хоть как-то осмыслить произошедшее с ним. «Это как же можно до такого дойти?» – задавал он себе вопрос и, понимал, что знает ответ. – Я понял, к чему ты ведёшь, полная свобода – это деградация, – ответил Джавал. – Не только, ещё и счастье для всякой мрази. Как бы этого хотели разные педофилы, маньяки и другого рода извращенцы. Могу тебя уверить, в этом районе их как соли в океане, и все на свободе. Так что насчёт той независимой особы, забираем? – усмехнулся Маккарти. – Воздержусь, пожалуй. Боюсь, что он нарушит мою свободу, а это неприемлемо, – парировал Раджа. – Не говори так. Ты нарушаешь свободу ему подобных своим чистеньким видом, дорогим шмотьем и чопорным поведением каждый день. Я считаю, что они должны тебя ограбить и убить, так как ты угнетаешь их своим существованием! – Так я ж за них. – Докажи! Возьми того торчка к себе! – Как только ты бросишь пить, – сказал индус. – Ээ, ты давай-ка, не посягай на мою свободу, – рассмеялся детектив, – почти приехали. Автомобиль припарковался рядом с четырёхэтажным зданием. Местами потрескавшиеся стены и некоторые заколоченные досками окна указывали на заброшенность этого жилища. Но отдельные окна всё же казались жилыми, хотя практически не влияли на внешний облик. Кучи мусора довершали картину, как бы внося последний штрих. Маккарти пошарил в бардачке, осмотрел внутреннее пространство шевроле, опустил стёкла и начал вечную эпопею выхода наружу. Как только удалось выбраться, он обошёл машину вокруг и, не закрывая, двинулся ко входу в здание. Индус, изумлённо наблюдавший за всеми этими манипуляциями, решил получить объяснения странности такого поведения и спросил: – Ты что, так оставишь двери и окна открытыми? Тут же обнесут за минуту. Детектив остановился и, медленно обернувшись, посмотрел на индуса. – Ну ты житель богатых районов! Тачку ограбят всё равно! А так хоть не разобьют стекло и не испортят замок. Нас уже давно приметила местная шпана и ждёт, когда мы оставим машину. Так не будем лишать их этого удовольствия, – объяснил он. – Умно! – воскликнул Джавал, качая головой. Они вошли в здание через покосившуюся деревянную дверь, издававшую такой пронзительный звук, что каждый обитатель мог узнать о посетителях. Скорее всего, это было сделано специально, дабы предупредить всех. Так называемая естественная сигнализация. Подъезд оказался ещё более запущенным, чем внешняя часть дома. Почти везде осыпалась штукатурка, мирно собравшись в кучки вдоль стен. Небольшая тропа посреди кучи мусора вела к деревянной лестнице непонятного цвета, часть ступеней на которой провалились, а остальные выглядели так, что вот-вот поступят так же. Может, это тоже было сделано специально – так называемая полоса препятствий, ступил не туда и грохнулся вниз. Освещение отсутствовало полностью, и, судя по вырванному с корнями проводу, уже очень давно. Только свет из дверного проема и пары полуразбитых окон кое-как старался развеять тьму подъезда, но получалось, честно говоря, не очень. Некоторые квартиры не имели дверей, превращая помещения в ночлежку местных бездомных. Поднимаясь по лестнице, с опаской наступая на каждую ступень, чтобы удостовериться в её прочности, они медленно продвигались наверх. На площадке между вторым и третьим этажом спал, накрывшись грязным одеялом, мужчина, перекрыв почти весь проход, да так что большому детективу пришлось проявить недюжинную прыть, дабы не наступить на него. – Смотри, не задень этого господина, а то нарушишь его конституционное право на свободу, – сквозь одышку прошептал он, обращаясь к идущему позади индусу. Поднявшись на последний этаж, Дуглас огляделся и двинулся к небольшой лестнице, ведущей на чердак. Все ступени оказались целы, что выглядело странно на фоне прошлого подъёма. Небольшая белая дверь была закрыта изнутри, потому пришлось стучать. Через пару минут упорных ударов, от которых дрожал весь проём, послышались шаркающие звуки. – Кого там чёрт принёс в такую рань! – раздался подростковый голос с другой стороны двери. – Полиция Сан-Франциско, откройте! – рявкнул детектив. Повисла тишина. Но через пару мгновений послышался звук сдвигающегося засова. На них смотрел невысокий итальянец в бежевом махровом халате и домашних тапочках в виде собаки. Растрёпанные волосы и чёрная щетина, вкупе с полуприкрытыми глазами указывали на бессонно проведённую ночь. Немного замешкавшись, он шагнул в сторону, жестом приглашая войти. – Дуглас, мы же договорились во второй половине дня. Я, можно сказать, только недавно лёг спать, – промямлил итальянец. – Ничего страшного, дела не ждут. Мне показалось, что ты будешь рад моему визиту в любое время, – ответил детектив, входя внутрь жилища художника. Сразу с порога в нос ударил кисловатый запах, что-то похожее на смесь краски, перегара, сигарет и старой сырой мебели. Сама же квартира, если её можно было так назвать, вызывала двоякие чувства. С одной стороны, обшарпанные деревянные стены, потолок, заклеенный каким-то подобием жёлтых обоев, изменивших цвет с белого на жёлтый из-за табачного дыма, мебель, времен Великой депрессии, принесённая сюда с какой-то свалки, и повсюду протёртый линолеум вызывали уныние и грусть. Но, с другой – несколько цветастых картин на подставках, кисточки и баночки с краской поднимали настроение, придавая комнате некий особый смысл. «Не знаю, улыбаться всему этому или плакать», – отметил про себя Маккарти, осматривая окружение. Особенно понравился железный засов на двери, заботливо спиленный с каких-то ржавых ворот и прибитый гвоздями. – Знакомься, Раджа. Это Майкл Касталонэ, величайший деятель искусств, любимец женщин и, по совместительству, борец за свободу. А это, – он указал на индуса, – профессор Джавал Рам, для меня Раджа, а для тебя, сами решите, в общем. – Очень приятно, – выдавил из себя индус, протягивая руку. На его лице читалась неприкрытая брезгливость. Итальянец же не обратил на его выражение никакого внимания и, просто пожав в ответ, поспешил закрыть дверь.