Марыся понимает, что спецслужбы во всем мире все друг о друге знают. Ей интересно, посвящен ли в тайны их семейной жизни этот смуглый индус. «Что за эксгибиционизм!» – думает она – ей это не нравится. Как только они зарегистрировались в пятизвездочном отеле в туристическом районе, который выглядит как трущобы, Хамид исчезает по служебным делам, а Марыся получает задание проверить, не разместила ли Дарья что-либо в Сети. От сестры нет известий, она находит только пару имейлов от обеспокоенной Дороты, которая жалуется, что ни одна из дочерей не хочет поддерживать с ней связь. Марыся ловит мать на фейсбуке и тут же получает от нее известие: «Знаешь что, Марыся, страшные вещи творятся в Европе и Польше. Не знаю, то ли это уже конец света, то ли он наступит через минуту. В прессе гордо пишут о расистском поведении поляков, и мне стыдно за моих земляков. Европа принимает тысячи беженцев из арабских стран, а мы боимся принять пару сотен мигрантов. Да мы просто ксенофобы! Неужели одна мусульманская семья, которая поселится в польском городке, лишит нас идентичности и послужит воцарению мусульманской веры? Если да, то чего стоит наше христианство, не говоря об идеях, веками провозглашаемых в костелах: возлюби ближнего своего как самого себя? Не говори, что если кто-то признает другую веру, то он уже не является нашим ближним. Мы по-прежнему отличаемся не только вероисповеданием, но и цветом кожи, ментальностью или культурой, но нельзя же возвышать одних над другими. Нужно оценивать нас по тому, что у нас в сердце, сколько в нем добра и гуманизма. Мы боимся, но ведь поляки – это народ героев, а не трусов, правда ведь? Хуже всего то, что начало уже доходить до явных проявлений ненависти. В последнее время на улице было избито двое арабских профессоров, которые приехали в Польшу на научный конгресс. И никто не отреагировал! Никто им не помог, даже полиция. Какая же репутация у нас будет в мире? Как мы себя показываем? Разве это христианские поступки?» Возмущенная Дорота обеспокоена проблемами Европы и неизвестных ей беженцев или иностранцев с восточными чертами лица, к которым плохо относятся, ничего не зная об исчезновении младшей дочери, путешествующей с одним из самых опасных террористов современности. «Если бы она это знала, может, первой бросалась бы на каждого встречного араба», – думает Марыся, но пишет Дороте: «Мамуль! Поляки не единственные, если речь идет о враждебном отношении к иноверцам и мерзком поведении. Венгры тоже не отстают, даже в Германии создается оппозиция. Я сейчас и сама боюсь приехать в Польшу хотя бы на каникулы, потому что с моей арабской физиономией у меня могут быть неприятности. Европа добровольно и неожиданно для многих своих граждан открыла границы для всей нищеты и убожества Ближнего Востока, хотя до этого не впускала даже сотни беженцев из Черной Африки или Ливии. Это большая политика, и мы, ничтожные обыватели, никогда не узнаем, почему так случилось. Расскажу тебе все же, что меня удивляет. Почему богатые страны Персидского залива не пригрели своих братьев, арабов, и не помогли им в беде и горе? Ведь так было бы лучше для сирийцев, иракцев или афганцев. Тот же язык, культура, религия… И даже климат, полезный для жизни и здоровья! В самой Саудовской Аравии и ближайших к ней богатых странах дают работу миллионам пакистанцев, филиппинцев или индусов. Почему не дать работу своим? Почему Саудовская Аравия, Катар, Кувейт и Объединенные Арабские Эмираты не пригласили их к себе? Как ты говоришь, мамуль, мы этого не поймем нашими обычными неполитизированными скромными мозгами. Жаль, что поляки не способны помочь Европе в эту трудную для нее минуту». На слова поддержки дочери Дорота быстро отвечает: «Да, любимая. Надеюсь, что они прислушаются к голосу добрых людей и победит разум. Нужно уйти от крайностей и не сойти с ума. Для арабов все же Европа, несмотря на чужую культуру и противную осенне-зимнюю погоду, – это Мекка, рай, и если уже при жизни они могут туда попасть, то лезут через двери и окна». Марыся отвечает: «Так почему же они, стремящиеся попасть на наш загнивающий Запад, жалуются, что наши реалии оскорбляют их религиозные чувства?! Пусть едут в Саудовскую Аравию!» Дорота, желая осудить дочь за такие разговоры, включает заглавные буквы: «МОЖЕТ, ОРТОДОКСАЛЬНАЯ САУДОВСКАЯ АРАВИЯ ИХ НЕ ПРИВЛЕКАЕТ ТАК, КАК ГЕРМАНИЯ ИЛИ СКАНДИНАВИЯ. ЭТО ВСЕ РАВНО ЧТО МЫ ВО ВРЕМЕНА КОММУНИСТОВ БЕЖАЛИ БЫ В СОВЕТСКИЙ СОЮЗ!» Марыся заканчивает спор полюбовно: «Мечтала бы я о том, чтобы вернуться домой, в безопасный уголок мира, но, наверное, должна буду подождать. Не было бы хуже». Она говорит о тоске и страхе, ей не хватает разговоров с матерью хотя бы по скайпу и бурных дискуссий с Дарьей. Она тоскует также по Наде и Адилю и не знает, как долго выдержит без детей. Факт, что они оставили их под опекой только филиппинки-няни и водителя-пакистанца, не дает Марысе спать по ночам. Наученная пережитыми страшными событиями, она боится за дочь и сына. Но она не могла взять их с собой. Она понимает, что только что уехала, а уже паникует. Марыся старается сама себя убедить, что сейчас ей нужно выполнить очень серьезное задание, но сердцу матери не прикажешь. Она не перестает волноваться. Дорота тоже чувствует какое-то смутное беспокойство. «А куда подевалась моя младшая бунтарка-доченька? – спрашивает она. – Почему она не напишет матери ни словечка, не говоря уже о разговоре, на который действительно нужно иметь больше времени. Марыся, что происходит?» Дочь отвечает, не желая вызывать каких-либо подозрений: «Все о’кей, мамуль. Дарья страшно забегалась. Она ведь начала учебу на медицинском отделении, а это сложное дело. Помнишь, как я была измучена на первом курсе?» «Это правда, Марыся? – волнуется Дорота. – Скажи ей, чтобы написала мне». «Разумеется, скажу, – уверила Марыся. – Но сейчас я должна бежать. Пока». Она ставит в конце смайлик и пару забавных рожиц, как всегда. «Нужно спешить! Я должна спасать свою сестру так быстро, как только возможно, чтобы она не исчезла в этом огромном мире. И это сейчас мое приоритетное задание», – говорит она себе, пытаясь собраться с мыслями. Она решает также найти какой-нибудь интересный текст, чтобы поместить его в фейсбуке. Это должно быть что-то важное, чтобы девушка не могла не написать комментарий. И тогда она быстренько наберет номер ее телефона и вырвет из лап преступника. Хамид вваливается в маленькую темную комнатку, вытирая пот со лба. – Извини, Мириам, но мы должны спешить. Быстро поужинаем, освежимся немного, поспим в полглаза, так как через пару часов нужно ехать в Агру. – Почему? Что происходит? – Женщине снова предстоит задание, а она надеялась на короткий отдых в Дели. – У Мухамада Мунира на завтрашнее утро выкуплен билет в Тадж-экспресс. Мы должны быть на железнодорожном вокзале в Агре: его можно взять прямо в купе этого поезда. – А не легче его сцапать здесь? Зачем куда-то переться, если он должен сесть в Дели? – рассуждает Марыся логически. – Это Индия. Коллеги-индусы сказали, что среди тысяч путешествующих он, скорее всего, уйдет от нас при посадке. Но уже на месте можно будет окружить поезд кордоном, и ему труднее будет ускользнуть, – поясняет Хамид, хотя он тоже хотел бы выследить птичку здесь. – Страшно его спугнуть и навсегда потерять в этой многомиллионной метрополии – Дели. – К сожалению, ты прав. Но этот темп невозможно выдержать! – жалуется измученная женщина. – Если хочешь остаться, нет проблем. Я сниму тебе номер в отеле в лучшем районе. Когда мы его схватим, ты только подтвердишь его личность. Сейчас у нас ничего на него нет, он чист как слеза. Подозрительно только, что ты видела его в зале ожидания Мархаба в аэропорту Дубая в обществе джихади Джона. И только это позволяет нам допускать, что этот бандит его друг. – Только бы он был всего лишь спонсором, а не убийцей, как любовник Дарьи, – высказывает опасение Марыся. – Раз уж я перелетела с тобой эту часть мира, поеду и дальше. Может, при случае удастся хоть бросить взгляд на Тадж-Махал. Увидеть это место для меня всегда было мечтой. Это такой вневременной символ любви! – восхищается Марыся, как всегда, полная романтики. – Соберем немного информации или найдем какой-нибудь путеводитель в интернете и прочитаем в дороге, – предлагает Хамид. – У нас будет достаточно времени. – Супер! Как только забываю, почему мы здесь, радуюсь, – добавляет Марыся, направляясь в ванную. – Сейчас буду готова, и закажем тандури или какое-нибудь невероятно острое карри. Я слышала, что индусская кухня очень острая! Марыся беззаботно смеется. Хамид и Марыся наелись до отвала, так как индийская кухня им очень нравится. Из ресторана на крыше отеля невероятный вид на типичный район Дели, полный пешеходов и торговцев, машин, автобусов, тележек, рикш, ларьков с едой и всякими товарами, выставленными на неровных лесенках. После еды измученные путешественники падают в кровать, но не могут заснуть. Они смущены близостью, ведь после сильного глубокого чувства они стали чужими на годы, и не так порывисты, как когда-то. Они не знают, о чем могли бы в такой ситуации побеседовать, хотя, конечно, каждый день говорят об исчезновении Дарьи и грозящей ей опасности. Они хотели бы говорить также о вещах, которые стали для них табу, которые они не хотят затрагивать, чтобы не причинять друг другу боли и не бередить старые раны. Женщина подвигается ближе к мужчине, присутствие которого по-прежнему вызывает в ней дрожь наслаждения, и осторожно прижимается к его боку, кладя красивую голову с копной волнистых кудрей на его плечо. Он, желая ее поцеловать, отодвигает длинные волосы и смотрит ей в глаза, утопая в них. Марыся принимает любовь этого сильного мужчины, настоящего человека без страха в сердце, как самый большой дар жизни. Она клянется себе уже никогда от него не отдаляться, быть рядом, как теперь, быть ему подругой в горе и радости до конца своих дней. Не только Бог их соединил, но теперь и судьба дала им еще один шанс, которым оба решили воспользоваться. Шаа Аллах. Хамид пробуждается от неглубокого сна без будильника, тихонько встает и решает дать отдохнуть еще пару минут Марысе, которая не привыкла к такой жизни. Его удивляет, что она хочет ему быть подругой и выдерживает все, практически не жалуясь. Его волнует только одно: ради кого она это делает – ради сестры или ради него? Хамид выглядывает в окно и от удивления таращит глаза. Все вокруг затянула густая, как молоко, мгла. Вывески соседних отелей, такие цветастые и яркие еще пару часов назад, теперь размыты или вообще не видны. На улице нельзя разглядеть ничего: ни людей, ни мусор, ни собак, ни священных коров, которых тут полно. Со второго этажа с трудом можно разглядеть асфальтированную дорогу. Мужчина быстро одевается и беззвучно выходит из комнаты. В коридоре тут же перед их дверью он видит сидящего с кислой миной полицейского, того самого, который забирал их из аэропорта. – Что происходит? Это смог или что-то рядом горит? – спрашивает Хамид обеспокоенно. – Так выглядит зима в Нью-Дели, коллега, – поджимает губы индус. – Пока туман хоть немного не рассеется, нечего садиться в машину. – Как это? Ведь мы должны ехать! – нервничает Хамид. – Сбежит террорист, которого мы с таким трудом выследили. – Если мы разобьемся, никто не будет от этого в выигрыше, – логически заключает тот. – Если выедем в шесть или шесть тридцать, то при нормальной видимости еще есть шанс успеть. – Но это только шанс! Я иду на поезд, – решает саудовец. – Я не позволю провалить эту операцию! Не за тем мы летели на край света, чтобы теперь сидеть в номере отеля, пропахшем нафталином! – Нафталин хорош, он отпугивает насекомых… – Туристов тоже! Но я не буду сейчас с тобой дискутировать на тему тараканов, блох и вшей в матрасах этого заведения. Полицейский преграждает Хамиду, который словно хочет рвануть бегом на железнодорожный вокзал, путь. – В поезде небезопасно. Если у парня есть сообщники, то они прирежут тебя в толпе, и никто ничего не заметит. Саудовец выразительно касается своего глока за поясом: – Ты, наверное, шутишь! – Это в нашей культуре не много значит. Не успеешь потянуться за оружием, а уже будешь лежать с отравленной иглой в боку или смертоносной пылью на носу, – улыбается с гордостью индус, довольный сообразительностью своих земляков. – Ну и что? Мы должны его отпустить?! – повышает голос Хамид, потому что смуглый человек в тюрбане сикха своей фантастической флегматичностью действует ему на нервы. – Нет, господин. Мы успеем и будем действовать в соответствии с планом. Вокзалы, поезда или автобусы – это наиболее людные и потому самые опасные места. Мы не хотим, чтобы случилось несчастье, особенно если речь идет о таком высокопоставленном коллеге по профессии. – Увидимся через час. Хамид хотел бы хлопнуть дверью перед носом у этого чванливого самоуверенного типа, но в последнюю минуту останавливается, потому что так он разбудит измученную Марысю, а она должна набраться сил перед очередным тяжелым днем. Мужчина отдает себе отчет, что такой способ жизни для любимой внове, это огромный вызов, и гордится, что она прекрасно справляется. Она сладко спит, а он смотрит на нее с большой нежностью. Стараясь не разбудить ее, он садится на софу у окна и наблюдает за нереальным, залитым туманом миром. Неотступные мысли преследуют его, и он сам не знает, сколько времени проходит, как вдруг слышит голос Марыси. – Проспала! – Женщина подхватывается, и задумавшийся Хамид тут же подскакивает. – Ой! Мы должны уже быть в пути! – Спокойно, – смеется он добродушно. – Посмотри в окно. Он прижимает ее к себе, обнимая, что приводит Марысю в состояние блаженства. – Кто-то разлил молоко? – Она садится ему на колени и прижимается щекой к его плечу. – Если бы. Мы выедем только через полчаса – значит, у тебя полно времени. – В таком случае пока поищу информацию в интернете, чтобы нам было чем заняться во время долгого путешествия. Через минуту ее довольное лицо хмурится. – Мы сцапаем его? Сможем? – беспокоится она, потому что арест Мухамада поможет пролить свет на планы Джона во время его маршрута по Европе и как можно быстрее вырвать из его лап невинную, наверняка ни о чем не подозревающую влюбленную девушку. – Постараемся. Все будет хорошо, – утешает Хамид. – Иди в ванную: скоро выходим. Лучше тащиться двадцать километров в час, но вперед, чем стоять на месте. Сев в машину, они признают, что уравновешенный индус-полицейский прав. В городе еще как-то можно ехать, но когда они выезжают на неплохую двухполосную дорогу, вместо того чтобы мчаться, замедляются и двигаются в черепашьем темпе. Максимальная видимость – пятнадцать метров. Хамид мысленно ругается, думая, что все же не успеет на поезд. «Пугает! Тебя сразу убьют! Как будто я никогда не видел толпы и не имел дела с убийцами. С самыми страшными бандитами справлялся – что со мной могут сделать эти слабаки-вегетарианцы!» – критикует он нацию, которую толком не знает. Он все же не высказывает своих опасений: не хочет еще больше нервировать Марысю, нервно кусающую губы и сидящую словно кол проглотила. – Давай посмотрим, что ты нашла в интернете об этом роскошном творении, созданном из любви к женщине, – шутит он, подавая планшет, чтобы было чем заняться. Марыся начинает читать, сосредоточиваясь на тексте и рассматривая фотографии, хотя по-прежнему поминутно вздрагивает от громких сигналов машин, грузовиков и фастфудов на дороге: – «Тадж-Махал, памятник эпохи Великих Моголов, является символом Индии, известным каждому туристу. Этот прекрасный мавзолей Шах-Джахан воздвиг для своей любимой супруги Мумтаз-Махал, которая целых девятнадцать лет была его единственной женой». – Бедненький, у него не было гарема, – жалеет его Хамид. – Достаточно нетипично для тех времен, правда? – О том же здесь и речь! – восхищается женщина, вздыхает и обводит все вокруг туманным взглядом. – Это любовь! Он мог иметь сотни наложниц со всего мира, белых, черных, коричневых, которые ублажали бы его каждый день и каждую ночь, но ограничился одной-единственной. – Ты знаешь, что Мумтаз умерла, рожая их четырнадцатого ребенка? – спрашивает мужчина иронично. – Несчастная! И что тебя в этом так забавляет? – хмурится Марыся, чувствуя, что он сейчас будет подшучивать. – Если бы она разделила обязанности и… – понижает голос Хамид, – удовольствия с другими женщинами, то еще бы пожила. – Ты циник! – в шутку толкает его кулаком в бок женщина. – Как ты можешь?! – Такова действительность. Потом шах так расстроился, говорят, что поседел за одну ночь и потратил на ее необычный склеп около шестидесяти миллионов долларов. Его украшают пятьсот килограммов золота, драгоценные и полудрагоценные камни, а количество белого, самого дорогого, мрамора, пожалуй, никто и не считал. – Вот видишь, как он ее любил! – теперь она тоже развеселилась. – Созвал строителей со всей Индии и Средней Азии, а главным архитектором был перс, – снова сообщает Хамид факты, о которых Марыся и не подозревала. – Склеп возведен руками двухсот тысяч рабочих и художников, которые, говорят, работали даром, то есть за еду и крышу над головой. Ты думаешь, они делали это добровольно?