Мериам выругалась. – Ты заставил нас думать, что ни один опытный проводник не станет помогать ковчеговедам, – сказала она Хакану, – и что у тебя все под контролем! Хакан подошел к Фейизу и оттолкнул его локтем. Затем встал на колени, расстегнул рюкзак и стал заново перекладывать его содержимое, как бы молчаливо утверждая свое превосходство. Он лучше знает, что сто?ит им говорить, а что нет. Фейиз, возможно, хороший проводник, но не он здесь главный. – Ну вот, опять молчание, – сказал Адам. – Здо?рово! Вдруг поднялся холодный горный ветер, Адам поежился и засунул руки в карманы куртки. – Значит, Барис помогает Оливьери. И если они доберутся до пещеры раньше нас… – Не только ваш дружок профессор туда стремится, – ответил Хакан. – Семья считает, что мой двоюродный брат способнее меня, и собирается назначить его старшим проводником. Но мы решили, что старшим станет тот, кто дойдет туда первым. Барис не страдает горной болезнью. Даже если все ковчеговеды заболеют, он возьмет одного помощника и спустится с ним в пещеру. Мериам протянула Адаму свой термос с кофе. – Из горячего ничего больше нет. Возьми хлеба с медом и ешь быстрее. Адаму не хотелось есть, но он понимал, что с пустым желудком идти нельзя. Он посмотрел на Фейиза, приступившего к разборке второй палатки. – Погодите! – сказал Хакан, затем вынул пластиковую колбочку из внутреннего кармана куртки, открутил колпачок и вытряс на ладонь в перчатке несколько таблеток. – Съешьте таблетки. По одной каждого вида. Сначала одну, потом вторую – раздельно. Не мешкая, Мериам взяла таблетки из ладони Хакана. Сдвинув брови, Адам внимательно осмотрел медикаменты. – Одна, скорее всего, диамокс. А вторая? – Нифедипин, – ответил Хакан. – От кровяного давления. Он предотвратит… Он повернулся к Фейизу и сказал что-то на родном языке. – Отек, – перевел Фейиз. – Эти лекарства ничего не гарантируют, – продолжил Хакан, – но принять их сто?ит. Запейте большим количеством воды. Если повезет, то нам не придется тащить вас с горы на себе. Адам взял таблетки, глядя в лицо Хакана. – Этот двоюродный брат, о котором ты нам не рассказал… Полагаю, он выдал своей группе точно такие же? Хакан закрутил колбочку, сунул ее обратно в куртку и затоптал остатки костра. Мериам подошла к Адаму и прижала свою руку к его грязной небритой щеке. Затем проглотила таблетки не запивая и усмехнулась. – Пошли, любимый, – сказала она. – Придется поднажать. – У Оливьери лошади и мулы, – тихо ответил Адам, все еще сжимая таблетки в руке. – А у тебя есть я. Приготовься, скоро начнем снимать. – Ты что задумала? Мериам рассмеялась. – Есть только один способ их обогнать. Они захотят как можно дольше не расставаться с животными. А значит, дойдут до Второго Лагеря, а оттуда устремятся на юго-восточный склон, чтобы подобраться к пещере сверху. Как мы планировали с самого начала. Адам подумал о разбитой скале ниже пещеры и о тысячах тонн грунта, которые могут съехать вниз по склону в любой момент. И о том, что за ночь к ним прибавилось два-три сантиметра снега. – А мы останемся западнее камнепада, – сказал он. – Пойдем прямо к пещере, но не пересекая зону лавины. Еще не самоубийственно, но уже чертовски опасно. Горячий диск солнца выглянул из-за восточного горизонта. Глаза Мериам светились. – Правда, здо?рово? В следующий раз Мериам увидела Оливьери только через девять часов. Обеими руками она держалась за ледоруб, воткнутый в ледяную скалу, зубьями альпинистских кошек пыталась зацепиться за лед. Голова пульсировала болью, живот невыносимо крутило, а глотку жгло поднимающейся изнутри желчью. Но Мериам заставила себя не блевать. С приступом горной болезни можно было справиться. Она уже приняла повышенную дозу лекарств и теперь молилась и проклинала как своего Бога, так и всех прочих. Она говорила себе, что все будет хорошо, и, скорее всего, это было так. Если легкие не заполнятся жидкостью и не опухнет мозг (в результате отека легких или мозга), то другие симптомы постепенно утихнут. Но если у нее действительно разовьется отек и она не спустится сразу, то все закончится плохо. Она умрет. Глубоко вдохнув разреженный воздух, Мериам зацепилась носком ботинка за лед и подтянулась вверх, затем выдернула ледоруб и воткнула его в скалу как можно выше. Оказалось, что пренебрегать акклиматизацией – это очень-очень глупо. А отправляться вдвоем – пусть даже с проводниками, которые знали гору лучше, чем интимные места своих жен, – было верхом идиотизма. Одна сторона неба окрасилась в яркий цвет индиго, в то время как с другой солнце закатывалось в свое ночное укрытие. Чья-то рука прикоснулась к ее спине. Она оглянулась и с удивлением увидела догнавшего ее Адама. Ветер хлестал его по лицу, заставляя щуриться. – Я тебя звал. Ты не слышала? – Ветер… – ответила Мериам, отдыхая на склоне горы. – А что случилось? – Фейиз был прав. Надо было остаться на уступе, через который мы прошли полчаса назад. Думаю, нам лучше туда вернуться. Покрепче схватившись за рукоятку ледоруба, Мериам повернулась к Адаму. Страдающая от тошноты и головной боли, она была вынуждена повторить его слова про себя, чтобы убедиться, что поняла их правильно. – Хакан сказал, мы сможем дойти. Мы почти у цели! На лице Адама застыло недовольное выражение. – Он сказал это час назад, и что толку? Ты видишь эту чертову пещеру? И даже если мы туда дойдем, ты прекрасно знаешь, что там нет и не может быть никакого Ковчега. Допустим, мы снимем отличные кадры, но, чтобы потоп достиг такой высоты… это совершенно невозможно! – Что я слышу? – саркастически спросила Мериам. – Ты точно не мой Адам. Из нас я атеистка, ты не забыл? Если веришь в Бога, то как ты можешь думать, что для него есть что-то невозможное? Родители и брат отказались не только общаться с Мериам, но даже признать, что живут с ней на одной планете. Разрыв с семьей одновременно разбил ей сердце и придал сил для того, чтобы осуществить мечты. Но она по-прежнему ощущала боль от одиночества. Когда она встретилась с ними в последний раз – в Лондоне в жаркий июльский день шесть лет назад, – то увидела тоску в глазах матери, но от отца и брата исходили лишь волны ненависти и презрения. Если у матери хватит смелости пойти против воли отца, то однажды они смогут поговорить. Но Мериам сомневалась, что такой день наступит. Объявить себя атеисткой было все равно что плюнуть в лицо отцу. И она понимала это, когда произносила те роковые слова. Но она не могла поступить иначе, решив, что больше никогда не будет скрывать свою истинную сущность. Теперь она была здесь и отчаянно желала получить то, что могло находиться в пещере. Какая-то часть ее хотела, чтобы пещера оказалась пустой – чтобы потом бросить этот факт в лицо самодовольным ублюдкам, вне зависимости от той религии, которую они представляют. Но другая часть хотела найти… хоть что-то, во что можно было поверить. Хоть что-то, что зажжет в ней искру веры и приведет – если не домой, то туда, где она снова сможет общаться с семьей. – Может, поговорим об этом позже? – предложил Адам. – Сейчас надо что-то решать. Мы не сможем добраться до пещеры до заката, это очень опасно и… Она уперлась коленями в снежный наст и отпустила ледоруб, удерживаясь на склоне только привязанными к ботинкам кошками. – Да брось! Здесь не такой уж крутой уклон. Я, конечно, попаду в ад, если разобьюсь, но это будет не сегодня. Он смерил ее холодным взглядом. – Прекрати уже. Мериам вздохнула и снова взялась за ледоруб. Пожалуй, следовало прихватить с собой скальные крюки и веревки и подниматься с подстраховкой. Ведь если она начнет соскальзывать вниз и не сможет замедлиться, то запросто напорется на скалу или угодит в трещину. С другой стороны, маршрут на востоке куда круче. Отвесная зазубренная поверхность – даже под снегом. Пока они поднимаются… – Не надо, – сказал Адам, внимательно изучая ее лицо. – В любой момент может случиться обвал. Ты не знаешь, как скоро. Даже Хакан не знает. Мы сейчас повернем назад, спустимся до уступа и там заночуем. Мериам покрепче сжала ледоруб, почувствовав, что теряет силы. – Если остановимся, то я не уверена, что смогу потом продолжить. Адам поднялся повыше и уперся в гору рядом с ней. – Говори громче. Снизу что-то крикнул Хакан. Внутри Мериам стал расти гнев. Она уже готова была огрызнуться, подумав, что он их торопит, но встревоженный тон Хакана заставил ее еще раз прокрутить в голове услышанное. Из слогов сложилось имя. Оливьери. Мериам взглянула вниз и увидела Хакана, указывающего рукой вверх и на запад. Она перевела взгляд туда и прищурилась от пылающих золотистых лучей заходящего солнца. Выше на горе, примерно в восьмистах метрах от пика, через покрытый снегом хребет пробиралась линия черных силуэтов. – Вот блин! – Мериам… – начал было Адам. Она резко повернула голову и посмотрела на него. Кровь прилила к ее лицу от невозможности объяснить всю срочность и жизненную необходимость этого открытия. Она выглядела одержимой, но у одержимости была своя причина. Грубый и прекрасный в своей неопрятности, Адам обладал душевной теплотой и интеллектом, которые всегда ее поддерживали и позволяли осуществлять все эти путешествия. Но кое-что она не могла ему рассказать. По крайней мере, не сейчас. А пока для человека, которого она любила, у Мериам нашлось одно только слово: – Лезь! – Что… – Адам, просто лезь! – рявкнула она и выдернула ледоруб. Затем воткнула его в лед над головой, яростно пнула гору левым ботинком, зацепившись зубцами кошки, и полезла вверх. Поднявшись выше Адама, Мериам услышала, как он выругался. Адам заметил наконец-то, что уже видели она и Хакан. Вновь посмотрев вверх и на запад, Мериам разглядела цепочку из полудюжины силуэтов, движущихся вдоль хребта, – всего лишь темные контуры в золотистых лучах садящегося солнца; фигуры, хорошо заметные в час длинных теней. Больше слов не требовалось. Адам полез вслед за ней, тихо ворча. Мериам хорошо понимала, что он сейчас чувствует. Прошло уже девять долгих напряженных часов, во время которых они много раз останавливались и спорили о том, где устроить ночевку, но неистовая страсть Мериам и решимость Хакана победить двоюродного брата неизменно гнали их вперед. Порой ее одолевало сомнение. Начинало казаться, что это смешно… что команда Оливьери давно разбила лагерь и встала на отдых или попросту страдает от горной болезни.