И я получил желанный ответ: – Ты стоишь на них… Все всосала земля… Все, что не растащили люди… все ушло в землю и растворилось… стало Эльфийской тоской… мертво-жизнью… Иди, Торнхелл… убирайся… Прочь, прочь! – Где мои друзья? Я хочу, чтобы они выжили! – Мы позаботимся о них. Уходи… уходи! Позади меня образовался коридор. И снова раздался младенческий плач – капризный, злой. Я понял, что он выведет меня из леса. Так и случилось. Глава 32 Плач смолк, когда в просветах деревьев замаячил голубой простор. Я надеялся, что роевое сознание эльфов вывело меня на опушку со стороны Норатора. В какое бы безумие оно ни впало, соображения насчет того, куда меня вести, у него хватало. Интересно, почему оно не убило сразу дворянку-садистку? Хотело посмотреть, кажется… Роевое сознание находило извращенное удовольствие в том, чтобы наблюдать, как она надо мной издевалась. Ужасно хотелось пить. Рассветные облака-улитки солнце окрасило в пурпур. Над мертвым пространством у опушки курился легкий туман. Я двинулся прочь, наступая на Эльфийскую тоску, впечатывая в нее украшенные гвоздями подметки с силой и злобой, словно мог раздавить эти слепые белые стебли, уничтожить своими шагами. Отошел туда, где начиналась живая, человеческая трава, где начиналась длинная холмистая гряда, поросшая метелками каких-то цветов; оглянулся. Где Амара, Литон, Бернхотт? Где вечно неугомонный Шутейник? Лес Костей застыл в сотне метров от меня, напоминая сторожевую стену. Мне почудилось, что я различил затихающий вопль младенца. В длину лес под сотню миль, но значительно у?же – в ширину. Но с какой стороны Лес Костей мог выпустить моих товарищей, как далеко от меня – остается только гадать. И вообще выражение «Мы позаботимся о них» можно толковать двояко. Может, лес умертвил всех моих спутников, чтобы придать мне дополнительную мотивацию – а какая мотивация сильнее, чем жажда мести?.. От этой мысли я скрипнул зубами. Буду надеяться, что все спаслись, никто не остался в лесу, иначе месть моя вам… Да черт его дери – иначе я оставлю вас в мертво-жизни, вот что я сделаю – и это будет для вас худшим наказанием! Я провел ладонью по шершавой щеке. М-да-а… Выгляжу как обормот, пахну наверняка как обормот в квадрате – и в таком виде заявлюсь в Норатор. Есть опасение, что добрые горожане не станут меня уважать. Один плюс в посещении эльфийского леса все же есть: меня не захватили дворяне. Ну и еще маленький плюс – магия леса излечила мои раны. Под пальцами чувствуются только крохотные полоски свежих шрамов. Я пошел вдоль кромки Эльфийской тоски, придерживая ножны. – Амара! Шутейник! Бернхотт! Брат Литон! Нет ответа. – Амара-а-а! Никогда бы не подумал, что буду страстно желать присутствия рябой проводницы рядом с собой. Одна ночь? Да я подарю тебе тысячу ночей, только явись передо мной в целости и сохранности. Я разгуливал вдоль кромки с полчаса, стараясь не отходить далеко от места своего выхода из леса. Вдруг роевой разум пригонит моих товарищей сюда же, ко мне? Может, хватит у него соображалки? Ну а если все они умерли? Если лес убил их? Свел с ума, бросил на землю, приспал в ледяном безмолвии, и теперь они – окоченевшие трупы, которые скоро уйдут под землю, сольются с мертво-жизнью?.. Страх одиночества в этом мире вдруг накрыл с силой, какой прежде не бывало. Так-то я волк-одиночка, но именно Санкструм научил меня ценить дружбу и чувство локтя. Дружба и товарищество здесь проявлялись острее и не были связаны бесчисленным количеством эгоистических нитей и взаимовыгодных условий, как на Земле. Дружба тут сродни боевому товариществу, когда ты начисто забываешь о своем эгоизме и готов спасти товарища даже ценой собственной жизни. Потому что иначе уже не можешь. И ты знаешь, что он готов спасти тебя. – Бернхо-о-о-тт! – Ма… олк!.. Ко мне наискосок через мертвую белесую пустошь бежала маленькая фигурка. – Шутейник? Хогг подбежал ко мне, тяжело пыхтя. Красные сапожки в грязи, на рукавах куртки – обрывки ткани. Видно, что мчался, как и я – процарапываясь сквозь колючий кустарник мертвого леса. Повязка со лба исчезла, виден багровый, наполовину затянувшийся шрам от осколка пивной кружки. – Мастер Волк! – Он остановился, глядя на меня желтыми глазами. – Ох, вижу, вас здорово потрепало… – Всё позади. Где Амара? Бернхотт? Брат Литон? Он беспомощно развел руками, оглянулся на лес. – А не ведаю… Мы все разбежались, порскнули в стороны, как те куропатки, которые в меду так сладки… Очнулся я не помню где, не помню как, девочку свою потерял-посеял… Только какая-то сила словно заставила меня идти снова, перебирать ножками… Шел как в бреду, не помню, как до опушки добрался… И вдруг – слышу ваш голос: меня зовете. Сразу проснулся! Вы представляете? Ох, ладушки-воробушки, какое поганое место – этот Лес Костей! – Может быть, остальные так же… ждут нас у опушки? – предположил я. – Давай разойдемся в разные стороны… Ненадолго – на полчаса, может, и будем их звать. Потом снова сойдемся… – Сделаю, мастер Волк. Когда мы вновь сошлись, Шутейник покачал вихрастой головой. Ни я, ни он никого не нашли. – Ждать здесь не резон, – промолвил хогг, щурясь на солнце. – Охотятся-то за вами, а не за Амарой да Бернхоттом… Они люди тертые, даже брат Литон – тертый хрен без масла; выберутся откуда надо и куда надо доберутся. Это за вами, мастер Волк, потребен надежный присмотр. Кажись, мы на верной дорожке. Тут смыкаются земли графа Мортура Сегвена и графа же Дельбадо Роуриха. А дальше, миль через десять, снова коронные земли Санкструма – ну и до Норатора оттуда рукой подать. – И карантинные заставы… – проговорил я, сумрачно глядя на лес. – Это мелочи, мастер Волк, через заставы мы проскользнем, не одна госпожа Амара это умеет… Вам в Норатор надо, время истекает. – А за какие фракции стоят граф Сегвен и граф Роурих? Маленький гаер беспокойно повертел головой: – Вот уж не ведаю… Ведаю только, что отсюда нам лучше побыстрее уйти. Запах тут какой-то нехороший… Плохо тут… очень… Я снова воскресил в памяти записку: «Коронный совет: Трастилл Маорай – глава фракции Умеренных. Выбрали Торнхелла подло. Дремлин Крау – глава фракции Великих. Выбрали Торнхелла подло. Таренкс Аджи – глава фракции Простых. Воздержались от выбора Торнхелла благородно…» Таренкс Аджи – моя последняя надежда, он один из Спасителей Санкструма. Проникнуть в Норатор – полдела. Основная задача – взять мандат в охраняемом, как я узнал от Ренквиста, храме Ашара, а для этого понадобятся средства и люди. Так что помощь благородного Аджи и не менее благородных Простых мне очень пригодится. Да и потом, это ведь с подачи Аджи, как полагаю, санкционировали мое вселение в Торнхелла. И, как уже говорил, мое исчезновение из Выселок дает мне дополнительный козырь при торговле – Простые и Аджи, эти Спасители, должны понять, что я не буду слепо плясать под их дудку. Мы прошли еще метров пятьсот и начали подниматься на холмистую гряду. Я оглядывался на лес, затем стиснул зубы и повторил слова Шутейника: Амара, Бернхотт и Литон – люди тертые. Если живы – выберутся. – Тут есть неподалеку деревенька, – сказал гаер. – Если карантин вокруг нее не сладили, мы туда заявимся, трактир там – «Полная луна», здоровецкий! Денег нет, а есть хочется… Я спою несколько песен, а вы мне будете подпевать. Там на самом деле просто. Я буду петь комические куплеты и жалобные песни – то и другое лучше всего подходит крестьянам подле Норатора, о нынешней политике лучше не особо тут… И чем проще песни – тем лучше. А вы – подхватывайте и повторяйте последнюю строку. Вот так: Пошел я в город без порток, Поскольку отдал их в залог. Теперь боюсь, что без порток В трактир не пустят на порог. – Ну, подпевайте! А вот философическая: Когда-то был я королем, Теперь же – стал золотарем. Дерьмо таскаю из сортира, И вижу в нем основу мира! – Очень ее крестьяне любят. А жалобная – вот такая: Устал, несчастный, я пахать, Хочу уж лечь я на кровать