Пусть только попробует прикоснуться ко мне. Теперь не он будет меня касаться, но я его, когда буду затягивать удавку вокруг мощной шеи. Спасибо трем ботам, кактусам на дне оврага и особенно капкану. К черту, пусть катится к черту! Ему в лицо я плюнула. Плевок получился мелким, рассыпчатым, как роса, потому что воды в организме не было, но важен был сам отторгающий жест. Ни единой эмоции на лице. Ни раздражения, ни злости, все тот же равнодушный взгляд. А вот фраза меня не порадовала: – Плюс день испытаний, в которых ты не сможешь выиграть. Да? Я плюнула еще раз, надеясь, что моя слюна прожжет если не кожу, то покорежит кислотой хромированный стальной бокс души. – Плюс еще день. Черт… Хотелось удариться затылком о стену. Слюну Арид вытер аккуратно, неторопливо, как будто она его не раздражала. И полились наружу мои злые слова: – А если я плюну тридцать раз? Добавишь мне тридцать дней и будешь сидеть тут со мной, подготавливая «тесты»? – У меня есть на это время. – Конечно, – вот теперь я была нутром чернее ворона, – ты же командир в отставке. В вынужденной отставке, выпнутый под зад! Чем еще тебе заниматься, кроме как издеваться над солдатами? Спаривать их с ботами, загонять в капканы… – Капкан стоял вне линии фарватера. Нужно было внимательнее смотреть на часы. – Те самые, которые дали мне разряд? Он был высечен из гранита, этот человек. И мне совсем не нравилась тьма в его глазах, она была как тучи, как непогода, которую он давно запер внутри. Но сейчас эти молнии могли зацепить меня не хуже электричества из гребаного браслета. – Я предупреждал, что за нападение на меня ты будешь получать по жопе. «Ты получила». Да. В очередной раз. Будто мне не хватило побегать по острию ножа с утра и до четырех. Мне надо было заткнуть себе пасть, но иногда почему-то важнее высказаться, чем сохранять благоразумие. – Жаль, не убила тебя. – Обшивку кресла испортила. Прозвучало осуждающе. – Заплачь. Вот теперь сталь против стали. Арид стал тем, кем встретился мне в самом начале, – непрошибаемым, монолитным и очень жестким. Беспредельно. – Плакать завтра будешь ты. На новых «тестах». Я попыталась не заметить свой страх, мелькнувший всего на секунду. Он поселился где-то в хребте, засел между позвонками. А сегодня я разве не «плакала» от схваток с киборгами? – Зачем тебе это нужно? Издеваться надо мной. Получаешь извращенное удовольствие, чувство «отмщенности», глядя на то, как машины расстреливают девочку? – А ты наконец вспомнила о том, что ты девочка? «Поздно». Сука. – Для тебя, мужика без яиц, предавшего своих, я никогда не буду «девочкой». Но отличным солдатом, который однажды вспорет тебе брюхо. Другой бы ударил меня за эти слова. Будь Арид психованным, жаждущим мести, эмоциональным, он бы избил меня до полусмерти, но этот Арид, сидящий напротив, молчал. Мои слова, кажется, отскакивали от него, как теннисные мячики от бронированной двери. И от этого только страшнее. – Пока ты так себе солдат. Но отличная развлекаловка. Шоу. Я лишь хмыкнула. Пусть за моим бешенством в глазах он не заметит, что мне обидно. Развлекаловка, значит? Собачка для хулигана, к лапе которой можно привязать банку? Можно вогнать ей в подушечку шип и смотреть, как она хромает, можно порезать бок и смотреть, сколько протянет, истекая кровью. – Хорошее шоу, значит… – Дерьмовая фраза. В шоу людей не ценят, в них ценят только зрелищность. – Плохим будет то шоу, где я сдохну. Арид поднялся. И я в который раз подумала о том, что не надо было его злить. Он дурной на голову, он «беспечный» в своих крайностях, он устроит мне теперь сияние фейерверков. За «без яиц», за «дезертир», за «пнутый своими же. Черт, Дэйзи, ты когда-нибудь заткнешься в нужный момент? – То шоу, где ты сдохнешь, будет отличным. Вот и ответ. Он еще раз провел пальцами по поврежденной обшивке кресла и ушел в другую комнату. Я сидела на матрасе, рядом тюбик мази от ожогов, а внутри прогоркло. Значит, шоу, где я сдохну, будет отличным? И неясно было, что именно я чувствую. С одной стороны, пусть он уже случится, этот выпуск. Потому что я устала в этой жизни с кем-то бороться, сражаться и доказывать. С другой стороны, восставал во мне колосс из красной ярости, обещавший, что я не доставлю сука-Ариду такого удовольствия – созерцать мою смерть. Ни сейчас, ни завтра, ни когда-либо. 4.2 Арид (NicholasGunnfeat. AlinaRenae – ThePromise) Он умел не реагировать на острые слова, иначе был бы плохим командиром. Но иногда не реагировать давалось сложно. Почти невозможно. Из общей комнаты, где находилась пленница, не доносилось ни звука; Арид, сидя на стуле перед мониторами, смотрел перед собой. Он радел за каждого из них. Когда журил, когда обучал, когда ставил в невозможные для выживания условия. Заставлял выживать, иначе никак. Он знал все сильные и слабые стороны своих бойцов, их привычки, их ценности, их забавы в нерабочее время. Знал, где надавить, где попустить. Он, черт возьми, шесть пуль за них словил… И никогда ни одного не оставил бы раненым, вытащил бы ценой собственной жизни. А после на него наставили стволы, и пришлось убивать, защищаясь. Тех, кого считал нечужими, с кем делил еду, одну на всех крышу, с кем шутил, кого лечил. Как так вышло? Деньги не должны влиять на моральные принципы, не настолько. Предатель. Так она его называла… Знала бы, что он не предавал никогда, что на него, как ни на кого другого, можно было положиться. Но её так настроили. Или же Джейн подначивала его специально. Дура, если так. Он заставит её пройти через очень сложные тесты не потому, что он жесток, но потому что это пойдет ей на пользу. Будет множество раз ставить на грань, потому что именно в критических ситуациях бойцы раскрывают потенциал, обнаруживают в себе то, что помогает побеждать любой ценой. Хочет быть отменным солдатом? Он поможет. Вот только тренировать новых уже не будет никогда – так для себя решил. Однажды завершит миссию, выяснит имена тех, кто стоял за дерьмовыми приказами, и тех, кто их исполнял. После скроется с горизонта. Чем займется, не решил, придумает, когда выдохнет, наконец, из себя злость. Когда перестанет саднить внутри, когда отпустит гнев. Хотя саднить уже не перестанет никогда. Очень сложно заживают раны, нанесенные не телу, но душе. Арид зачем-то посмотрел на монитор, который показывал Дэйзи. Конечно, камеры имелись и в доме, в каждой комнате, в коридорах, в туалете, на крыше. Она сидела, опустив голову. Снова потерянная, полагающая, что он не видит. И, наверное, ей было плохо. Он знал, каково это – быть прикованным, быть рабом. В своем первом плену – он тогда был молодым, зеленым – у него было множество переломов. Но запомнилась не боль от ран, а жажда. Его тогда держали без воды двое суток. Жажда убивала психику быстрее боли. Джейн подняла голову, уперлась затылком в стену – взгляд усталый, с тенью досады. Арид в который раз подметил, что Дэйзи немстительна. Она не горела злостью и сейчас, она её не любила. Психанутые люди даже в период спокойствия выглядят не так, у них кипит внутри. У этой девчонки что-то давно выкипело. Почему? Ей, с утра не получавшей воды, наверняка хотелось пить, есть, ей хотелось в душ. Арид с первого своего плена понял, что жестокость ради жестокости – это гнило. Кем бы его пленница ни оказалась – шпионкой Лардена или же честным капралом, случайно получившим фатальный приказ, – Арид как урод вести себя не собирался. Поэтому поднялся, подошел к шкафу, достал одну из своих чистых маек и штаны, которые когда-то забыл у него друг, приезжавший вместе поохотиться. Грей Двинд был куда меньше и уже Арида в бедрах, к тому же ниже ростом. Возможно, его штаны не будут сидеть на Дэйзи мешком. После вышел в общую комнату, опустился на корточки возле матраса. Спросил: – Ну что, война войной, а обед по расписанию? На него взглянули недоверчиво и устало. Джейн Он принес воду. И еще одежду. Мне не верилось. За воду я сейчас была готова отдать «полцарства», но просить бы её не стала. Просить о чем-то врага означает давать ему преимущество, еще раз подчеркивать его власть над тобой. На злость сил уже не хватало; чесалось бедро. Я догадывалась, что Арид сделал туда укол, иначе с чего бы мне полегчало? Я полагала, что, очнувшись после разряда током, я буду чувствовать себя ужасно, но оказалось наоборот – сердечный пульс стал ровным, отеки спали. Вопрос про «обед по расписанию» и вовсе намекал на некое подобие перемирия. А перемирия хотелось. Если не его, то хотя бы тишины, несколько минут, если повезет часов, без напряжения. – Ты ввел мне что-то? Лекарство? – Да. Против яда бадьяна бурого.