Пять минут тихо. Десять минут. Ни звука. Арид не шевелился, не шуршал, не скрипел половицами, не нажимал на кнопки клавиатуры. И, свесившись в сторону, заглянув в его кабинет-спальню, дверь в которую осталась приоткрыта, я обнаружила, что он лежит на постели. Спит? Его наконец срубило? Мозг устает от нейроксина, от вспышек, от напряжения нейронов. И, когда организм начинает перебарывать наркотик, человека рубит «насмерть». Настигает глубокий сон. «Мой шанс?» Солдат остается солдатом. Если предоставляется возможность выжить, нужно её использовать. К тому же три пули, отправленные почти в голову, отрезвили мне разум. Он растерял сантименты и лишние эмоции, он сделался ровным и чистым, как стекло. Как очень острое стекло. И в первую очередь следовало снять веревки. Хорошо, что не наручники. С ними бы я не справилась, а вот путы всегда можно взрезать. Как-нибудь, обо что-нибудь. Вставать и скакать со связанными ногами я не решилась – побоялась наделать шума. Да и вряд ли в столовых ящиках вот так просто обнаружатся ножи. А вот стальной лист, стоящий у входа в коридор, вполне подойдет. Узкая полоса жести, которой, вероятно, что-то чинили, зазубренный край. То, что нужно. Мне не связали руки за спиной – еще одна удача. Выбрав место, я двигала запястьями осторожно и равномерно. Любая веревка, даже канат, состоит из волокон. И эти самые волокна сейчас – одно за другим – лопались, перетертые о сталь. Минута собственного тяжелого дыхания, нервов и пота, вторая, третья. И свобода. Относительная, конечно. Узел на щиколотках развязать не составило труда, этому мы обучались тоже. Размяв затекшие конечности, я поднялась на ноги как пантера, как готовая к броску кобра. Если не сейчас, то уже никогда. Передвигаясь тихо, первым делом проверила ящики стола – ножей, конечно, не нашла. А вилкой его не заколоть… Захватила с собой часть веревки, буду использовать любые возможности. А после еще раз заглянула в логово врага, то есть в спальню. Рядом со спящим Аридом (а в том, что командир спал, сомнений не возникало) лежал пистолет. Тот самый, из которого стреляли в стену позади меня. Лежал, сука его раздери, не под правой рукой, что явилось бы настоящим спасением, потому что для того, чтобы схватить его и сделать выстрел, мне понадобилась бы секунда. Но лежал слева, у стены. И это означало, что над мужчиной на кровати придется наклониться. Очень тихо и очень осторожно. И только после схватить пистолет, в магазине которого должно было остаться достаточно патронов, сделать контрольный в голову. На этот раз я не буду думать – размышления подводят эмоциональную систему. Они сеют сомнения и тревогу (это мы уже проходили), а мне банально хотелось завершить миссию и свалить отсюда. Сегодняшний день показал, что я слишком давно и долго хожу по краю, что очень скоро могу оступиться. Возможно, моя жизнь не стоит многого, но я все еще хочу её дожить. К постели я приблизилась, стараясь не скрипеть. Бешеный стук сердца, просто бешеный. Это ведь несложно, просто наклониться, просто дотянуться до ствола. Я только сейчас на автомате заметила, что левой рукой все еще держу кусок веревки, подумала о том, что он мне, наверное, не понадобится, но бросить его не решилась. Звуки ни к чему. Начала наклоняться над телом. В комнате полумрак; шторы задернуты, за окном сгущаются сумерки. Вытянула руку – мой корпус все ниже, еще чуть ниже. Почти коснулась пальцами рукояти «ПМ» – большого пистолета, мужского. С огромной убойной силой. Уже чувствовала, как схватила ребристый метал, как вот-вот напрягутся мышцы, когда я начну молниеносный разворот, уже мысленно заболела надавившая на спусковой крючок подушечка… И в этот момент Арид открыл глаза. (J2 (feat. StarGzrLilly) – Crazy) Это была борьба, состоящая из двух-трех секунд. Невероятная по своей быстроте и точности. Пистолет был заброшен под мужскую ногу, я оказалась закинутой и сидящей сверху на командире, а на моей шее затянута веревка. Моя же веревка! Я знала, насколько сильны руки Арида, я уже ощутила это часом ранее. Стальные бицепсы, стальные предплечья… Если он сделает резкое движение, стянет концы, этот канат вопьется в меня по самые позвонки. Как… Как он смог все провернуть так быстро? Мне бы пересмотреть этот момент в замедленной съемке как обучающий. Как он смог за мгновение закинуть врага на себя, выхватить «шнур», убрать огнестрельное оружие, обмотать чужую шею? Его глаза. Мои глаза. И стало ясно, что проваливается под моими ногами последняя гнилая доска. Еще один провал. Последний. В глазах Арида ничего. Нет, равнодушие и совсем чуть-чуть сожаления. Тень упрека, осуждения. Усталости? Больше я для него не капрал Джейн, я утомившая его помеха, заставляющая постоянно быть начеку. Я фактор, который пришло время устранить. – Я просил тебя, – раздался тихий голос без эмоций, – не злить меня сегодня. Но ты напала дважды. Я никогда не ощущала свою шею каждой мышцей, каждой клеткой. Когда ее перетянет канат, она посинеет. Веревка сомнет, прорежет ее, как прорезает бечевка упитанную колбасу. И будет тело со свесившейся башкой – уже не Дэйзи, уже никто. Будет еще один зарытый на заднем дворе труп. Через паузу Арид произнес то, чего я боялась больше всего. – Моё терпение закончилось. Прокрутилась где-то на задворках жизнь – солнечная, яркая. Такая, какой она могла бы быть. Хотелось воздуха, хотелось дышать. И я прошептала. – Не надо… «Пожалуйста, не надо». Он мог это сделать. Я проигрывала, проигрывала прямо сейчас главный бой своей жизни, я сдавалась. Если умру, то умру поверженной. Но пока есть шанс что-то сказать… – Я больше не буду… – прошептала обреченно. Тишина. Концы веревки в его руках. Тяжелое молчание судьи, которого сложно убедить, который не уверен, что желает быть убежденным. И только я знала, чего мне стоили эти мои слова. И следующие, которые я собиралась произнести. Это будет предательство самой себя. Как человека, как солдата. Но Создатель свидетель, я не хотела умирать. – Не будешь… что? Неужели я скажу это? Это изменит весь ход событий. Это будет не отменить. Да, я скажу. – Нападать на тебя. Он смотрел очень долго, и взгляд его легче не становился. – Сегодня? Вот так отдают свою победу. Так её теряют, так передают в чужие руки. – Никогда. Если что-то и может меня спасти, то только это. Отступление. Полная капитуляция. Гадко на душе, пусто, почему-то грустно. Веревка все еще держалась на шее, руки Арида на последней стадии готовности. А я понимала: если уж проиграл, то проигрывай до конца. Честность должна оставаться хоть в чем-то. – Я даю тебе клятву Дриады. О ней знали только квадроновцы. Однажды двое наших спорили, спорили не на жизнь, а на смерть, а один из них произнес эти слова. Тогда застыли все окружающие, кто-то покачал головой: мол, ну и дурак, не стоило. Я после спросила Чечу, что означают эти слова. Он ответил: «Они значат, что ты быстрее выпустишь себе кишки, чем нарушишь слово». Арид не мог о Дриаде не знать. Конечно, он знал. Ничем более ценным, нежели свои кишки, я поклясться все равно не могла. И такое слово уже не нарушить. Даже если командир даст мне в руки нож или пистолет, даже если закует для убедительности «несопротивления» свои запястья браслетами, я не выстрелю в него и не нанесу рану. Прошло несколько секунд – меня сканировали светлые глаза, сканировали предельно внимательно, – чуть ослаб на шее узел. Но легче мне уже не стало. Я разом предала все свои будущие возможности завершить задание, возможно, предала возможности спасти саму себя. Нарушила обет квадроновца не ставить собственную жизнь превыше миссии. Мужики бы так не поступили, Арид был прав, я слаба… Я на какой-то момент забыла, что сижу на нём, для меня потерялось пространство, эта комната, пошатнулись внутренние балки самоуважения. – Теперь я дезертир, – прошептала. Наверное, даже не ему, а просто так. Веревка болталась на моей шее, как поводок у козы, когда Арид вдруг поднял руку, когда осторожно коснулся моего лица. Обвел скулу легко, но я вдруг ощутила, как сильно мне нужна чья-нибудь поддержка. Любая, хоть от кого. – Я так не думаю, – послышались слова. – Это не дезертирство, это рационализм. Навряд ли. Я могу присыпать свою совесть сахарной пудрой, но слаще она месиво моей души не сделает. – Ты просто понимаешь, – продолжал Арид, – что, когда враг сильнее, лучше остаться живой, чем мертвой. Это было так странно – говорить с ним об этом. С ним. Кто только что был готов сжать концы каната, как удавку, кого ты только что пытался застрелить. «А может, к черту “Квадрон”? К черту все подразделения мира?» Я устала быть за них, я хотела быть за себя. Меня подкосило что-то. Может, вина, может, вековая нагрузка, смешанная с постоянным перенапряжением. Я устала ходить рядом со смертью, ощущать её слишком близко. Я просто легла ему на грудь. Уперлась в неё лбом и застыла. Плевать на чужие мысли, на то, что это «неэтично», на то, что Арид – враг. Так хорошо было лежать на нём, слушать биение его сердца, так спокойно. И чуть дальше стали все заботы, тревоги, все осуждающие взгляды, звук будущей печати «дезертир» на моем личном деле. Я очень давно просто не лежала. Не отдыхала. Он не гладил меня, но и не гнал, он молчал – я была ему за это благодарна. Он позволял эту странную близость, не прерывал её, словно понимал, что тому, кто давно смертельно устал, нужно иногда чуть-чуть погреться. Пока мой лоб касался его груди под тканью футболки, собственное решение не казалось таким фатальным, необратимым. Все еще накатит позже, все вернется. Я многократно упрекну себя, пожалею о содеянном, подумаю о том, что меня, возможно, не убили бы, что я дала слабину. Но не сейчас, не в эту минуту. Спустя какое-то время я подняла голову. – У меня вопрос. Почти стемнело в комнате. – Задавай. Но я хорошо видела его глаза. И знала, что веревку он больше не держит. – Ты позволишь мне спать без наручников? Я поклялась не нападать. И теперь я не боец, а досадное недоразумение. – Ты обещала не атаковать. Но не обещала, что не сбежишь. Логично. Но все же. – А это имеет смысл? Сбегать от тебя? Ты ведь найдешь… Он даже отвечать не стал. Знал, что это стопроцентная правда и обсуждать тут нечего.