Мы встретились глазами. Арид не врал, я знала: ему было сложно, чертовски сложно. И я бы соврала, если бы сказала, что прошедший день не добавил ему очков уважения на моем внутреннем счетчике. Если забыть о разминировании… – Кстати, об остальном, – генерал-майор затянулся, лениво выпустил дым, – я очень меткий стрелок. Я никогда не промахиваюсь, Джейн. «И это значит, хотел бы я тебя убить, уже убил бы. В этом я не сомневалась. Мог сделать второй выстрел в момент нашей встречи, и я бы полегла рядом с Прериком. – А насчет мин… Ты неплохо справилась. Сколько ты уже в «Квадроне»? Месяц? И официальный курс сапера еще, вероятно, не прошла… – Спасибо, что спросил. Я, конечно, зубоскалила, но Арид лишь хмыкнул. Жаль, что я обожала его улыбку, она меняла его чрезвычайно. Я могла смотреть на неё часами, но не должна была смотреть ни секунды. Некстати размягчалось сердце. – В любом случае твоя подготовка оказалась неплохой. Наверное, четыре звезды из пяти – это наивысший балл от того, кто выше по званию. Я доела ужин, отставила обратно тарелку. – Солдата солдатом делают не официальные курсы. – Согласен. Странно, что мы говорили с ним вот так. Запросто, что ли. Сидели у костра, делили ужин, приготовленный им на двоих, смотрели на огонь. Арид докурил, бросил окурок в очаг, о чем-то задумался. После поднялся, достал откуда-то из-за кресла бутылку пива и два стакана. Два… Налил полный себе, второй протянул мне. С пивом. Подобной щедрости я не ожидала и, наверное, поэтому взглянула на него удивленно. – Сейчас уже можно. Я ведь в безопасности – ты не нападаешь. «Можно выпить. Расслабиться». Он шутил, конечно. И я едва не ответила на его улыбку. Можно было и дальше корить себя за дезертирство, но, если исключить ненужную сложность, ситуация и правда была комичной. Один устал от нападений, второй устал нападать. И закончившийся пивом пакт об отсутствии агрессии с моей стороны. Идиотизм… И такой хороший вечер, когда на небе звезды. И вьется ввысь дым от костра. Арид больше не говорил. Я глотала пиво, как нектар, оно расслабляло уставшие от постоянной натянутости нервы. Дай мне волю, я выпила бы всю бутылку, возможно, не одну. И спала бы с безмятежностью психбольного, получившего убойную дозу транквилизатора. Я смотрела на него иногда, да, я не могла не смотреть. В его лице завлекала не только красота, но серьезное, чуть усталое выражение. Бывший командующий, теперь сидящий на задворках дома в лесу… Как так вышло? За последние двое суток он многократно мог проявить себя как сволочь, но не сделал этого ни разу. Даже дипломатично поинтересовался о том, не оскорбил ли меня как женщину. Ему это было важно? На этот вопрос я ответила сама же: ему это было важно. Странная смесь стали, жесткого характера и галантности. Некоей внутренней не мягкости даже, но честных принципов в отношении «слабого пола», пусть я и не любила эту формулировку. – Ты ведь не предатель… – Не вопрос, больше утверждение. Оно вырвалось из моего рта быстрее, чем я успела укорить себя за очередную невовремя поднятую тему. Мужчина напротив усмехнулся. Взгляд его был закрытым и веселым, как тот самый лист жести, за который не заглянуть. – С чего ты так решила? Все утверждают обратное. Теперь он смотрел на меня с интересом и сарказмом. С чего? Мне плевать было на то, о чем говорили все. Я верила этим всем, пока не увидела экс-командира лично. Да, он мог вести себя на грани фола по жесткости, но гнидой не являлся. – Ты много раз мог быть мудаком… – Теперь слова осторожно приходилось выбирать мне. – Но ты им не был. Кривоватая усмешка в ответ. – Может, у меня просто моральные принципы в отношении женщин? Я видела многих уродов, которые не различали, кто перед ними – мужчина, женщина. Тех, чью душу слепила ярость, корысть, гнев. Они поднимали кулаки на всех. Нет, командир одним из них не являлся, и дело не в «женщинах». – Тренируя кого-либо, ты вкладываешь душу. Я поняла это каким-то образом, спинным мозгом, не знаю. – Ты последняя, кого я тренирую. Странно душевно это прозвучало. Грустно, почти черство и в то же время сентиментально. Мне казалось, я сижу перед лучшим наставником, которого обстоятельства вынудили принять отставку. И он наплевал на что-то важное, отрекся от того, чему был предан, что любил. «Ты последняя…» Он меня тренировал, да. Говорил, что тестировал, но параллельно натаскивал, проводил между жизнью и смертью, учил выживать. – Ты сидел рядом на минах, зная, что у меня не хватает опыта… Мы смотрели друг на друга глубоко, и мне все очевиднее становилось, что у каждого из нас за плечами некая история, скрытая от посторонних глаз. От таблоидов, чужих ушей, мнений. Что-то очень личное, отличающееся от чужой правды. – И? Ему были интересны мои доводы, хотя ироничный вид Арид не терял. – Ты не боишься умереть. – Ты не боишься тоже. Почему? Ответный вопрос как очень меткий выстрел. – Я… боюсь. – Нет, Джейн, не боишься. Тебя чуть-чуть пугает боль перед смертью, но не сама смерть. Как так вышло? Удачно он сместил тему на меня. Но нет, сейчас мы не обо мне, мы о нем. – Гнилые и продажные люди цепляются за жизнь всеми руками и ногами. Ты не цепляешься… И мне кажется, что не всё в том, что я слышала, соответствует правде. Арид хлебнул пива. Его взгляд не раскрывал ни одной карты, кажется, он вообще стал бункером, в который не пробраться. – Просто верь тому, чему верят все, – посоветовали мне с оттенком отвращения в голосе. – Так будет проще. Проблема заключалась в том, что я больше не верила тому, чему верили все. – Так что за история случилась на самом деле? Наверное, это всё пиво. Оно пробуждает желание говорить, давить, докапываться. Пробивает дыру смелости совсем не в том месте, где она была бы нужна согласно логике. Но разговор уже завязался. Командир прищурил глаза. Он при любом освещении был красив, а уж в свете огня… И он однозначно умел вести диалог, в этом умении он не проигрывал тоже. – Меняю свою историю на твою, капрал. – На мою? Но у меня нет… особенной истории. – Есть. Какая? Позади лишь чернота от испытанного. Постепенно заметающаяся пеплом, пытающаяся зарасти растительностью. Чахлой пока, потому что на выжженном плато ничто не растет. Арид же смотрел придирчиво, внимательно. Вновь от его глаз взгляда ничто не урывалось. – У тебя за плечами травма. Откуда? Я сглотнула. Аккуратно, так, чтобы не видно. – У всех солдат за плечами травмы. – Не такие. Твои глубокие, Дэйзи, почти несовместимые с жизнью. Он не мог этого знать. Но продолжал давить на меня, как минуту назад я на него. – Физиологические? Психологические? Ты испытала боль… от чего? Мне не нравилось, что он копает внутрь меня. Туда было нельзя, никому нельзя. Но того, кто сидел напротив, не останавливало понимание о том, что мне некомфортно. – Агония от ранений? Болезненные отношения? Все вместе? Он подобрался слишком близко, слишком точно. И он был прав: желание жить во мне оставалось лишь номинально. Не столько желание, сколько надежда, что однажды, может быть, вновь появится в этом смысл. То, ради чего. – Так что? – Арид смотрел, прищурившись. И не поймешь, то ли дым в глаза, то ли предельная внимательность. – Меняем мою историю на твою? – В моей нет ничего… интересного. – Мне решать. Я даже рассказать её не смогу. – Ты ищешь не там и не то. За моими плечами… нет особенных… травм. Все можно пережить. Если очень хотеть. – Моя интуиция еще работает. Продолжал висеть в воздухе вопрос. «Меняем мою историю на твою?» На него надлежало ответить. Хотелось, конечно, узнать, что случилось в «Квадроне» некоторое время назад. Очень хотелось.