Комиссар, которому не раз приходилось корпеть над этой папкой, вскинул руки, словно отгоняя злобное привидение. – Что, маркиза опять за свое? – Не дает нам соскучиться, – отозвался Вианелло. – На этот раз она обвиняет соседа: мол, он держит во внутреннем дворе диких кошек. – Львов? – уточнил Брунетти. Вианелло постучал пальцами по странице, которую как раз читал: – Нет, просто кошек. Говорит, что сосед впускает их по ночам и кормит. – Сосед, который живет в Лондоне? – Она говорит, что видела, как кошек кормит его дворецкий, – объяснил Вианелло. – Дворецкий тоже живет в Лондоне? – предположил Брунетти. – Она совсем спятила, – сказал Вианелло. – Это уже семнадцатая жалоба от нее. – И все их нам нужно расследовать? – спросил Брунетти. Вианелло закрыл папку и с вожделением посмотрел на корзину для бумаг, стоявшую в другом конце комнаты. Борясь с искушением, он отодвинул папку в сторону и произнес: – Как думаете, не будь она крестной члена кабинета министров, мы тратили бы на это время? Не отвечая на вопрос, Брунетти сообщил: – У меня есть кое-что поинтереснее! * * * Синьорину Элеттру они застали на рабочем месте. Она сидела, отвернувшись от компьютера, и, ничуть не скрываясь, читала журнал. Выглядело это так же странно, как Ева без Адама на картине или статуя святого Космы без святого же Дамиана. Увидев, что на мониторе пусто, Брунетти еще больше изумился и попробовал обратить это в шутку: – Уж не бастуете ли вы, синьорина? Элеттра удивленно вскинула на него глаза, потом быстро перевела взгляд на Вианелло. – Ты рассказал ему? – Ни слова, – ответил тот. – О чем вообще идет речь? – поинтересовался Брунетти, адресуя вопрос им обоим. – Так вы не знаете? – спросила синьорина Элеттра, закрывая журнал и с наигранным простодушием хлопая ресницами. – Никто ничего мне не говорил, – сказал Брунетти, хотя это было не совсем правдой: девушка в больнице рассказала ему, что ее столкнули со ступенек моста. Вианелло скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что он к этому непричастен. – О, это такая безделица! – воскликнула синьорина Элеттра, глядя на журнал. Брунетти подошел к ее столу. Vogue. Мог бы и догадаться… Перехватив его взгляд, синьорина Элеттра пояснила: – Это французское издание. – Итальянское вы не читаете? Она выразительно закатила глаза – мимолетное движение, в котором было и презрение к содержимому итальянской версии журнала, и сомнение в том, что человек, который задает такие дурацкие вопросы, обладает хорошим вкусом. – Что я сегодня могу сделать для вас, господа? – спросила синьорина Элеттра, поворачиваясь к Вианелло, как будто только что его заметила. – Для начала – сказать мне, что тут происходит, – произнес Брунетти, глянув на по-прежнему безмолвствующего Вианелло, так, чтобы тот понял – упрек адресован и ему тоже. Сержант и синьорина Элеттра переглянулись, и молодая женщина сказала: – Хочу получить голову лейтенанта Ска́рпы! За последние пару-тройку лет жестокая вражда между синьориной Элеттрой, секретаршей ви́че-квесто́ре[53] Джузеппе Патты, и лейтенантом Скарпой, его любимчиком и доверенным лицом, лишь усилилась. Не жалея усилий, они подавляли инициативу друг друга: Скарпа – даже не задумываясь о том, как сильно это вредит его коллегам в квестуре, синьорина Элеттра – напротив, ни на минуту не забывая об общем деле. Если она предлагала составить список рецидивистов и указать там не только их имена и обвинения, но и частоту и степень тяжести совершенных ими преступлений, Скарпа, конечно же, усматривал в этом попытку опозорить и дискриминировать исправившихся преступников. А когда лейтенант рекомендовал кого-то повысить, его рапорт неизменно попадал на стол к начальству в сопровождении записки от синьорины Элеттры – с перечнем выговоров, которые этот офицер когда-либо получал. – В качестве офисного украшения? – спросил Брунетти, глядя по сторонам с таким видом, будто подыскивает наиболее подходящее место для головы лейтенанта Скарпы. Может, поставить ее на подоконнике, рядышком с молчаливым Вианелло? – Дивная мысль, комиссарио! – отозвалась молодая женщина. – И почему она не пришла мне в голову? Разумеется, я выразилась фигурально. Мне всего лишь хочется, чтобы он отсюда исчез! Брунетти знал ее достаточно хорошо, чтобы за этими шутливыми словами услышать лязг обоюдоострой стали. И, выбрав верную интонацию, поинтересовался: – Что он натворил? – Вы знаете, что он ненавидит Альвизе? – спросила синьорина Элеттра, удивив комиссара своим прямодушием. Лейтенант Скарпа, после того как несколько лет назад его назначили в квестуру, сперва обхаживал Альвизе – именно так это выглядело, – но вскоре понял, что любезность этого офицера распространяется равно на всех и нового коллегу он ничем не выделяет. Тогда ситуация резко изменилась: лейтенант не упускал возможности указать начальству на многочисленные промахи офицера Альвизе. И это при том, что не блещущего сообразительностью Альвизе все ценили за порядочность, лояльность и смелость – качества, которых недоставало некоторым его более смекалистым коллегам. Но ненависть, как и любовь, приходит без спроса, и для нее все средства хороши… – Знаю, – ответил Брунетти после паузы. – Так вот: Скарпа настрочил на него официальную жалобу. – Ему? – спросил Брунетти, усугубляя это вопиющее нарушение протокола кивком в сторону кабинета виче-квесторе Джузеппе Патты. – Хуже! Префекту и квесторе, – назвала синьорина Элеттра двух главнейших полицейских начальников Венеции. – И что было в этой жалобе? – Скарпа обвинил Альвизе в применении насилия. Не веря своим ушам, Брунетти обернулся к Вианелло, и тот воскликнул: «Альвизе – и применение насилия!», тоном умудрившись подчеркнуть, какой это абсурд, после чего посмотрел на синьорину Элеттру, привлекая к ней и внимание шефа. – Лейтенант обвиняет его в нападении на участника уличного протеста, состоявшегося на прошлой неделе, – сказала молодая женщина. – Когда Скарпа это сделал? – спросил Брунетти. Он своими глазами видел протестующих на Пьяццале-Рома. Это была наскоро организованная акция с участием примерно сотни безработных мужчин, которым удалось перекрыть движение в город и обратно. Ни предупреждений, ни заявок на мероприятие от протестующих не поступало, поэтому полицейские явились с опозданием. К их приезду водители уже яростно переругивались с демонстрантами и отличить одних от других было трудно, исключение – те, кто остался сидеть в своих авто. Приезд полицейских в масках и шлемах, придававших им сходство со страшными жуками, и внезапный дождь умерили пыл протестующих, и те потихоньку разошлись. Правда, один все-таки упал или был сбит с ног, ударился головой о бордюр, и его на скорой увезли в больницу. Свидетель происшествия там, на площади, заявил, что бедняга споткнулся о флаг, брошенный демонстрантами. Через два дня четверо бастовавших явились в квестуру с заявлением, что их товарища повалил ударами дубинки офицер Альвизе, – они и имя знали! – причем это произошло у них на глазах. Оказывается, эти четверо были членами того же профсоюза, что и пострадавший от предполагаемого нападения. Полицейские связались по телефону с виче-квесторе, который и поручил расследование лейтенанту Скарпе. Тот для начала отстранил офицера Альвизе от обязанностей без сохранения заработной платы – до выяснения обстоятельств. Брунетти слушал с возрастающим удивлением. Такого у них в квестуре еще не бывало. И как, бога ради, Альвизе теперь будет платить за аренду жилья? – Альвизе известили об этом, – продолжала синьорина Элеттра, – и уже через час нам трижды позвонили газетчики – два национальных издания и Il Gazzettino. – Она глянула на Вианелло, потом – на Брунетти. – Никто из репортеров не признался, откуда у них эта информация. Лишь один спросил: правда ли, что Альвизе уже не первый раз так отличился? Брунетти оглянулся, услышав глуховатый смешок Вианелло. – Альвизе не стал бы применять насилие, даже если бы от этого зависела его жизнь, – сказал тот. Комиссар, который думал так же, промолчал. – Когда я поняла, каким образом репортеры узнали о мнимых бесчинствах офицера Альвизе, я объявила забастовку. – И, выждав пару мгновений, синьорина Эллетра добавила: – На работу я, конечно, хожу, но берусь не за все поручения! – Ясно, – ответил Брунетти. – И каковы же требования бастующих? – Не далее как сегодня утром я дала виче-квесторе понять, что пальцем не пошевелю ради лейтенанта Скарпы: не буду распространять его письменные распоряжения, переводить на него звонки и разговаривать с ним – впрочем, это наверняка его обрадует! – и главное: не буду ни искать для него информацию, ни передавать ему что-либо. Заканчивая этот перечень, синьорина Элеттра улыбалась. Выражение ее лица стало совсем уж благостным, когда она добавила: – Я уже сообщила трем звонившим, что понятия не имею, кто такой лейтенант Скарпа, и порекомендовала им обратиться в Corpo Forestale[54].