– Может, он пытался изменить голос? – спросил Брунетти. Взгляд светло-голубых глаз переместился на верхушки далеких деревьев и надолго задержался на них. Брунетти слышал, что у многих певцов потрясающая память. Профессиональная необходимость. Он подумал, что Франческа вспоминает происшествие на мосту, и тут она снова заговорила: – Да, может быть. Это был ненастоящий голос. Я хочу сказать, что люди обычно так не разговаривают. – Вы уверены, что не ослышались? – спросил комиссар. – Он сказал, что вы принадлежите ему. – Да. Ответ последовал сразу же, без колебаний. Брунетти покосился на коллегу, не зная, как она отнесется к его следующему вопросу, но все равно решил его задать: – Он действительно говорил о вас? – Конечно! – запальчиво ответила девушка. – Говорю же вам, он сказал: É mia. И обращался он ко мне. Гриффони тихо ахнула, но Франческа успела спросить первой: – Что? Было ясно, что Клаудиа угадала мысли Брунетти, потому что уже через секунду окинула пытливым взглядом юное лицо пострадавшей и ее хрупкое тело под одеялом. – Он сказал не Sei mia? – спросила она, даже не пытаясь скрыть недоверия. – Девушке, которую собрался столкнуть с моста? Если верить Франческе (в разговоре с Брунетти она повторила это дважды), злоумышленник обратился к ней на «вы», и оба раза это его, а теперь и Гриффони, мягко говоря, удивило. То, что Франческа очень молода, видно невооруженным глазом. Преступник, конечно, мог быть и зрелого возраста, но обращаться к ней на «вы»?.. Это абсурд! Если все действительно было так, эта фраза приобретает совсем другой смысл: Lei е́ mia!: «Она – моя!» 14 – Думаю, он сказал, что я – его! – Франческа не соглашалась даже предположить, что могла и не быть главной целью злоумышленника. – Это самое ужасное – он решает, кто ему, видите ли, принадлежит! Такое гневное высказывание навело Брунетти на мысль о том, что эта девушка оправится от потрясения быстрее, чем могло бы показаться на первый взгляд. Гнев – куда более здоровая реакция, нежели страх или настороженность. – Вы говорили, что не заметили, шел за вами кто-то следом или нет, – напомнил ей комиссар. Франческа Сантелло помедлила с ответом. – На мосту я это почувствовала. Брунетти обратил внимание на то, что после этой фразы девушка стала бледнеть на глазах – как ребенок, который носился целый день и теперь засыпает на ходу. Комиссар посмотрел на Гриффони и произнес: – Полагаю, этой информации нам пока что достаточно. Ты согласна со мной, Клаудиа? Она закрыла блокнот и взяла с пола сумочку. Набросила ремешок на плечо и подошла к кровати. – Спасибо, что поговорили с нами, синьорина Сантелло. Клаудиа наклонилась, взяла девушку за руку, легонько пожала ее и отошла, освобождая место для Брунетти. – Ваш отец в курсе происшедшего? – спохватился комиссар. – Он ненадолго уехал во Флоренцию, – проговорила Франческа голосом, медленно соскальзывающим в сон. – По работе. Там скоро фестиваль, и он аккомпанирует на прослушиваниях. – Вы рассказали ему, что случилось? – спросил Брунетти. – Я упала и сломала руку, – проговорила девушка в полудреме и нашла в себе силы добавить: – Мне не хотелось его пугать. Она улыбнулась уголками губ – при мысли то ли об отце, то ли о том, что уберегла его от тревоги, – и уснула. С полминуты постояв у ее кровати, полицейские ушли. У сидящей на посту медсестры Брунетти поинтересовался, навещает ли кто-нибудь девушку. Да, сегодня утром была ее тетя. Она придет и завтра, а послезавтра заберет синьорину Франческу домой. – Она рассказала, что родители девочки развелись и ее мать теперь живет во Франции, – сказала медсестра, пожимая плечами. – В какие времена мы живем, комиссарио! Брунетти поблагодарил женщину за помощь. Полицейские вышли на улицу и направились в квестуру. Они были уже на середине кампо, когда Гриффони заговорила: – É mia! Конечно, он имел в виду другую женщину. Франческе он бы выкать не стал. Она еще совсем юная, и к тому же, черт побери, он пытался ее убить! Тут не до формальностей! – И кто же эта другая женщина? – спросил Брунетти. – Со мной можешь не юлить, Гвидо, – сказала Клаудиа с нескрываемым раздражением. – Я считаю, что твое предположение может подтвердиться. – Всего лишь может? – уточнил он, изо всех сил стараясь «не юлить». Гриффони улыбнулась и ущипнула его за предплечье. – Ладно! Очень даже может. Немного не доходя до моста дел’Оспедалетто, они повернули налево и зашагали вдоль канала. Брунетти даже не заметил, что сам выбирает дорогу, а Гриффони послушно следует за ним, как рыба-лоцман за акулой. Возле следующего моста они остановились, и Клаудиа спросила: – Что ты намерен предпринять? – Отправлю Вианелло по месту жительства синьорины Сантелло. Пусть расспросит соседей. Может, неподалеку околачивался кто-то подозрительный? – ответил Брунетти и добавил: – Было бы хорошо, если бы девушка находилась под присмотром, но Альвизе отстранили от работы, людей не хватает, и я ума не приложу, как это организовать. – Почему бы не попросить его? – предложила Клаудиа. – Кого? Альвизе? Гриффони кивнула. – Я не очень хорошо его знаю, но он надежный человек и может исполнять простые приказы. И будет только рад поработать. Так что если сказать, что это особое поручение – следить за тем, чтобы с пострадавшей в больнице ничего не случилось, – Альвизе бегом туда побежит! – Но его же отстранили, и, насколько я понимаю, он не получает жалованья, – произнес Брунетти. – Я не могу рисковать, выводя его на задание, и уж точно не заставлю делать это бесплатно. Гриффони ненадолго задумалась, потом сказала: – Гвидо, я не думаю, что это проблема. – Конечно, проблема! Как мы заплатим Альвизе? Пройдемся по отделам с предложением сброситься? Брунетти поймал себя на мысли, что их разговор становится все более нелепым. Может, попросить денежку и у лейтенанта Скарпы, чтобы виче-квесторе наверняка узнал об их проделках? Гриффони скользнула по комиссару взглядом, хотела что-то сказать, но передумала и стала смотреть на воду в канале. Не найдя там ответов, женщина снова сосредоточилась на своем спутнике. – А что, если синьорина Элеттра не успела подать докладную об отстранении Альвизе? Ну, до того, как перестала работать? – Она не перестала работать, – с нажимом произнес Брунетти, пытаясь внести в разговор хоть немного здравого смысла. – Синьорина Элеттра бастует. Интересно, так ли чувствовала себя кэрролловская Алиса в лесу из слов, из которого она не знала дороги? Гриффони спорить не стала, поэтому комиссар решил усилить аргументацию. – Тем более что платят ему из Рима, а не из Венеции, – пояснил Брунетти. – Как и всем нам. Ну, это она и сама знает! – Но приказ о прекращении выплат на счет Альвизе должен поступить из Венеции, разве нет? – спросила Гриффони. – За подписью лейтенанта Скарпы, завизированной виче-квесторе. – И, истолковав молчание комиссара как согласие, добавила: – Есть способы это обойти! Правой рукой Брунетти поскреб подбородок: после утреннего бритья под нижней губой уже наметилась щетина. Комиссар легонько прошелся по ней ногтем, и ему показалось, что он слышит, как отдельные щетинки распрямляются, стоит их зацепить. – Обойти? – повторил он. Лицо Гриффони оставалось подозрительно бесстрастным, когда она сказала: – Если бы приказ так и не передали в Рим, а Альвизе перевели в другую должностную категорию, никакого перерыва в выплатах не было бы. – Если бы его перевели? – Брунетти сохранил сослагательное наклонение, к которому так часто прибегали в разговоре между собой эти две дамы – комиссар Гриффони и синьорина Элеттра. – В другую должностную категорию?