Клаудиа вскинула брови и обе руки, словно подчеркивая безграничное количество смыслов этой фразы. Брунетти всмотрелся в ее лицо. Сильно ли оно изменилось с тех пор, как Клаудиа и синьорина Элеттра подружились? И это едва уловимое лукавство во взгляде, раньше он его не замечал… Вопрос сам сорвался с его губ: – Это она все сделала? – Да. – А что сказали ему? – поинтересовался Брунетти. – Что, пока идет разбирательство, его переведут на другую работу. – Клаудиа отвела взгляд, но ее смущение длилось недолго. – Сейчас Альвизе помогает в архиве. – Как именно? – По мере своих возможностей, – последовал короткий ответ. Брунетти посмотрел на дома на другой стороне канала. Ставни на окнах самого большого здания выгорели на солнце, некоторые из них скособочились. Водосточная труба была плохо закреплена, и на фасаде темнели следы от дождевой воды. – Сможешь сказать Альвизе, чтобы он отправлялся в больницу и несколько раз в день проверял, как там пострадавшая? – спросил комиссар. – Разумеется, он должен быть в штатском. Ему это понравится. Вот, сам не заметишь, как станешь соучастником! – А когда синьорину Сантелло выпишут? – поинтересовалась Гриффони. – Что тогда? – Если она останется в городе, пусть он все равно за ней присматривает, – сказал Брунетти. Конечно, это не бог весть что. Помощь Альвизе – не бог весть что. Но все-таки хоть что-то. Комиссар зашагал вниз по набережной, к квестуре. Клаудиа поспешила за ним. – Послушать бы, как она поет! – Эта девушка? – спросил Брунетти с удивлением. – У нее красивый голос. Глядя на нее, этого не подумаешь – тоненькая как тростинка… Они уже вошли в здание, когда Клаудиа спросила: – Есть еще поручения для меня? После того как я поговорю с Альвизе? Нежелание Брунетти отправлять Гриффони в театр объяснялось тем обстоятельством, что она не венецианка: люди, которые там работают, вряд ли будут откровенничать с приезжей. «Не венецианка…» Брунетти мысленно взвесил эти два слова. Хотя… Шарм и красота Гриффони могут оказаться достойным контраргументом. – Узнай в театре, не заметил ли кто-нибудь кого-то или что-то, кого (чего) там быть не должно. Не уточняя, кого именно следует опросить, Клаудиа кивнула. На площадке верхнего этажа она, наклонив голову, попрощалась с Брунетти и направилась к себе в кабинет. Комиссар же прошел к синьорине Элеттре. Она по-прежнему сидела на рабочем месте – спина идеально ровная, – только вместо журнала у нее в руках была книга. – Почему бы не почитать, раз уж все равно бастуем? – заметил Брунетти. Молодая женщина и бровью не повела: то ли потому, что он тоже попал в число ее оппонентов, то ли потому, что очень увлеклась книгой. Брунетти подошел ближе и с трудом, потому что читать ему пришлось вверх тормашками, разобрал фамилию автора на корешке. – Шаша?[59] – переспросил комиссар. – За время работы в полиции вы недостаточно узнали о преступлениях? Этого вопроса оказалось достаточно, чтобы отвлечь синьорину Элеттру от чтения. – Я пытаюсь ограничить непосредственный контакт. – С преступниками? Она глянула на дверь кабинета начальника. – С полицией. – И, отвечая на театральный жест Брунетти, уточнила: – Но только со служащими определенного ранга. – Надеюсь, я не отношусь к их числу? Секретарша заложила страницу красной ленточкой, прикрепленной к переплету, и только потом закрыла книгу. – Едва ли. Чем могу быть вам полезна, комиссарио? Не было причин сообщать ей, что он в курсе того, что касается зарплаты Альвизе или его новой должностной категории: раз ты ничего не знаешь, то и предпринимать что-либо не обязан. – Девушка, которую мы сегодня видели на записи, – начал Брунетти, указывая на монитор, – говорит, что ее пение похвалила сама Флавия Петрелли. Брунетти думал, что синьорина Элеттра его о чем-нибудь спросит, но единственное, чего он дождался – она отложила книгу подальше на стол, не сводя с него внимательных глаз. – А у этой дамы – я говорю о синьоре Петрелли – есть поклонник, чье поведение… гм… слишком навязчиво, – продолжал комиссар. Его собеседница и тут промолчала. – Пока что он всего лишь шлет цветы, охапками, в костюмерную и к ней домой. После долгой паузы синьорина Элеттра спросила: – Пока что? Брунетти передернул плечами, демонстрируя замешательство. – У меня нет ни единой веской причины считать, будто это как-то связано с нападением на мосту. Это только предположение. Секретарша задумалась, но по ее лицу невозможно было понять, о чем ее мысли. – Есть догадки, кто этот поклонник? – Никаких, – ответил комиссар, запоздало сообразив, что прежде почти не думал об этом. – Кто-то, у кого достаточно денег, для того чтобы ездить туда, где выступает синьора Петрелли, и покупать ей охапки цветов. И предприимчивости, чтобы организовывать доставку цветов, куда он захочет, в буквальном смысле слова. – Брунетти попытался представить, что еще этому человеку нужно знать и какими возможностями ему следует обладать. – Еще он должен хорошо ориентироваться в городе – чтобы следить за жертвой, не выдавая себя и не теряя ее в толпе. – И чтобы она его не заметила. Вы считаете, что он венецианец? – Возможно. – Разузнать насчет цветов? – спросила синьорина Элеттра с энтузиазмом охотника, выпущенного наконец в леса. – Желтые розы. Их было столько, что это наверняка был спецзаказ. Флористу, возможно, пришлось завозить их с материка. Синьорина Элеттра потянулась, чтобы включить компьютер. – Соскучились? – рискнул спросить Брунетти, кивая на монитор. – Не больше, чем мои друзья – по детям, которые разъехались в свои университеты, – сказала она, ожидая, пока включится экран. Брунетти поразился тому, как плохо, несмотря на столько лет сотрудничества, он ее знает. Надо же, у синьорины Элеттры имеются друзья, у которых есть дети-студенты, хотя сама она слишком молода, чтобы иметь даже ребенка-старшеклассника. А сколько ей, собственно, лет? Можно заглянуть в досье, там есть и дата рождения, и сведения о дипломах. Однако Брунетти никогда этого не делал – как мы не заглядываем в письма, написанные не нам и не нами. Вернее, так было в те времена, когда люди еще слали друг другу письма… От матери, которая обожала читать, Паола унаследовала этические принципы благородных книжных героев девятнадцатого века. Но и сам Брунетти, как ни странно, был научен тому же женщиной, окончившей четыре класса средней школы, и безработным мечтателем, чье здоровье и мировосприятие были подорваны многолетним пребыванием в плену во время войны. – Простите, задумался. Можно еще раз? – проговорил Брунетти, давая понять, что пропустил последнюю ремарку синьорины Элеттры. – Я сказала, что позволяю себе пользоваться ПК избирательно. – Она указала на экран компьютера. – Работаю в обычном режиме; есть пара человек, ради которых я и пальцем не шевельну! В ее устах это прозвучало настолько убедительно, что Брунетти невольно восхитился. – Раз уж я в числе тех, для кого вы еще работаете, – сказал он с показной серьезностью, демонстрируя, как высоко ценит эту свою прерогативу, – пожалуйста, найдите все, что только можно, о девушке на мосту. Ее зовут Франческа Сантелло. Родители в разводе, мать живет во Франции. Когда Франческа приезжает в Венецию, она живет с отцом где-то недалеко от церкви Санта-Кроче. Эта девушка учится в Парижской консерватории. Он сбавил темп, увидев, что секретарша записывает. – Я попросил Гриффони разузнать, не случалось ли чего-нибудь странного в театре. Хотя она и не венецианка. Синьорина Элеттра кивнула, как сделала бы, упомяни он о каком-нибудь физическом недостатке. – У вас есть знакомства среди тамошнего персонала? – спросил он и добавил: – Единственный театральный работник, которого я знал, уже пять лет на пенсии и перебрался в Мантую. После секундного раздумья секретарша ответила: – Мой школьный приятель работает в баре, расположенном напротив театра. Могу спросить у него, не слышал ли он чего-нибудь интересного. Технический персонал театра, и не только, часто заглядывает к нему на кофе, поэтому он может что-то знать. – Она сделала пометку и посмотрела на Брунетти. – Еще что-нибудь? – Было бы очень любезно с вашей стороны поискать информацию о театральных поклонниках, – сказал он. Синьорина Элеттра подняла карандаш, привлекая внимание комиссара.