– Думаю, термин «сталкер»[60] будет уместнее. – Вы имеете в виду?.. – Синьору Петрелли. – А девушка? – спросил комиссар, заранее угадав ответ. – Она просто ему помешала. – Помешала… – повторил Брунетти. Приятно было слышать, что синьорина Элеттра думает так же, как и он. – Навести справки о бывшем муже синьоры Петрелли? – спросила секретарша. – Да. Интересно, что вам удастся найти. А у желтой прессы есть онлайн-версии? – Понятия не имею, – мягко ответила синьорина Элеттра. – Такие журналы я читаю исключительно в парикмахерской. – Если сайты все-таки есть, поищите, пожалуйста, информацию о любовных связях синьоры Петрелли за последние два-три года. – Вы думаете о том же, что и я? – Может быть, – сказал Брунетти. – И все-таки проверьте эти журналы. Сколько времени можно было бы сэкономить, спроси он об этом у Флавии напрямую! Пусть даже для забастовки синьорины Элеттры. Штрейкбрехер из нее получился просто очаровательный. 15 В своем кабинете Брунетти включил компьютер, говоря себе, что он человек, а не мартышка, и вполне способен осуществить хотя бы базовый поиск: к примеру, посмотреть статистику преступлений с участием сталкеров и серийных убийц – еще один термин, пришедший в итальянский язык из английского. Privacy[61] – тоже их словечко. «Так что придется любить и черненькое, и беленькое», – подумал комиссар. Какое-то время он изучал внутреннюю документацию квестуры и статистику, потом обратился к более широкому архиву данных министерства внутренних дел. Чем больше Брунетти читал, тем интереснее – и ужаснее – все это ему казалось, и через час он воскликнул: – Вот вам и латинские любовники! По полицейским сводкам, плюс-минус две женщины в неделю умирали насильственной смертью, и убийцей обычно оказывался кто-то из их «бывших» – муж, любовник, ухажер. Еще было много случайных смертей и различных злонамеренных нападений. И когда это стало модным – плескать в лицо женщинам кислоту? Много лет назад Брунетти был на семинаре в Римини и патологоанатом в костюме с галстуком, с виду типичный аптекарь из провинциального городка, рассказывал о том, сколько убийств ежегодно остается незамеченными. Подумаешь, упала или приняла слишком много таблеток, особенно если это было совмещено с алкоголем… Еще женщины ударялись головой и захлебывались в ванне. Так, однажды ему пришлось вскрывать покойницу, чей муж, явившись домой с работы, увидел ее, мертвую, в воде. Полицейских он заверил, что утром оставил жену в кровати целой и невредимой. Очень богатый гражданин, и очень небрежный: забыл, что у них в доме есть камеры наблюдения. Они зафиксировали, как его жена прошла в ванную, а он – следом за ней через восемь минут, голый и с большим куском воздушно-пузырчатой пленки в руке, частички которой и обнаружились потом у его супруги под ногтями. «Молодые здоровые люди не падают в ванну. Пожалуйста, запомните это, леди и джентльмены!» – сказал лектор, переходя к следующей теме. – А юные девицы не спотыкаются и не падают с мостов, – вслух поддакнул доктору Брунетти, хотя слушать его было некому. По статистике последних лет, количество нападений на женщин напрямую соотносилось с темпом падения экономики: чем он стремительнее, тем больше пострадавших. Некоторые мужчины, претерпевавшие финансовый крах, выбирали самоубийство, но куда большее их число обрушивало свой гнев или отчаяние – или другие, обуревавшие их эмоции, – на женщин, самых близких, убивая и калеча их с просто-таки устрашающей частотой. «И ведь речь идет о женщинах, которых они хорошо знали и, по собственным заверениям, любили сейчас или прежде, с которыми растили детей. Это не какая-то далекая, недостижимая дива на сцене, поющая для тысяч зрителей, а не для тебя одного!» Брунетти закрыл программу и какое-то время таращился на экранную заставку с зеленеющими холмами – ту, что была на компьютере с того момента, когда он (компьютер) вошел в кабинет комиссара и в его жизнь. Зеленые холмы: один – полого спускающийся справа налево, другой, на заднем плане, – слева направо, выстроились словно нарочно, чтобы угодить фотографу… Брунетти наклонился, открыл Google и вбил в строку поиска имя и фамилию. Нажал клавишу «Ввод», и через секунду Флавия Петрелли уже улыбалась ему с экрана, как будто благодаря за попытку ей помочь. Фотографий было много. Флавия – в сценических костюмах, красивая, радостная. Брунетти присмотрелся, пытаясь определить, что это за роли. Узнал графиню в Свадьбе Фигаро и Тоску, которую недавно видел своими глазами. Так, тут она в ковбойской шляпе и с пистолетом – Минни, хотя Девушку с Запада Пуччини он не видел. На следующем фото Флавия была в платье с глубоким декольте и кринолином, с высоко взбитыми волосами (или в парике). Брунетти поленился читать сопроводительный текст. Он перешел к Википедии, которая напомнила ему о том, что родилась Флавия в Альто-Адидже сорок с лишним лет назад и там же начала учиться музыке. Комиссар пролистнул перечень карьерных успехов, перейдя к разделу «Личная жизнь». Муж-испанец, что соответствует действительности, и двое детей, имена которых не указаны… В настоящее время разведена… Далее следовали обычные сентенции вроде: «рано проявившийся талант», «ошеломляющий дебют» и «блестящая техника», а также список исполненных ролей. Кроме этого – ничего. Вернувшись к поисковику, Брунетти открыл другую статью, состоявшую преимущественно из фотографий, и очень скоро устал от всех этих париков и бальных платьев. В памяти его телефонино хранился ее номер, и комиссар набрал его. – Sı́! – ответила певица после четвертого гудка. – Флавия, – начал он, – это Гвидо. Мне хотелось бы с тобой поговорить. Если можно, сегодня вечером. После очень долгой паузы последовал ответ: – Сколько времени это займет и о чем пойдет речь? – О девушке, с которой ты разговаривала. Понятия не имею, сколько на это понадобится времени, – ответил Брунетти. – О девушке? – переспросила Флавия. – О какой девушке? – Ее зовут Франческа Сантелло, – произнес он, однако это имя было встречено молчанием. – Вы разговаривали в театре несколько дней назад. – Контральто? – спросила Флавия. – Думаю, да. – А при чем тут она? – Можно я приду и мы поговорим? – Гвидо, я сейчас в театре. Вечером у меня выступление. Если то, о чем ты хочешь говорить, меня расстроит, я не желаю это слышать за пару часов до спектакля! И кроме того, мне нечего о ней рассказывать. Мы встретились в театре, я сделала этой девочке комплимент, и все. В трубке послышался шум: это было похоже на звук закрывающейся двери. Потом – женский голос, но не Флавии, – и тишина. – Можно я приду после спектакля? – спросил Брунетти. – С этой девушкой что-то случилось? – поинтересовалась певица. – Да. Но теперь она в порядке. – Тогда зачем ты мне звонишь? – Потому что хочу, чтобы ты рассказала мне о вашей встрече все, что помнишь. – Я могу сделать это прямо сейчас, – сказала Флавия куда менее дружелюбно, чем вначале. – Нет, я предпочел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. – Желаешь увидеть виноватое выражение на моем лице? – спросила она – шутки ради, а может, и нет. – Не поэтому. Просто я не хочу спешить. У тебя будет время на то, чтобы вспомнить детали и что именно ты ей сказала. Последовала еще одна продолжительная пауза. Брунетти снова услышал голос какой-то женщины, а потом – скрежет перемещаемых по полу предметов. – Ладно, – сказала Флавия резко. Таким тоном обычно отвечают надоедливым торговцам. – Ты знаешь, в котором часу мы заканчиваем. Я тебя подожду. – Спасибо… Флавия положила трубку, не дав комиссару закончить. Конечно, следовало заранее узнать, есть ли у нее сегодня спектакль, но Брунетти был встревожен: обычное его состояние, когда речь шла о необъяснимой жестокости. Если его интерпретация событий верна, следом за Франческой может прийти черед Флавии. Дома за обедом Брунетти рассказал о том, что ему предстоит побеседовать с синьорой Петрелли – после ее вечернего представления. Дети интереса не проявили, Паола же внимательно выслушала его опасения и догадки, после чего сказала: – Нам свойственно зацикливаться на других. Она склонила голову набок, и взгляд ее затуманился, как всегда, когда ей в голову приходила новая идея. – Думаю, именно поэтому я всегда испытывала неловкость, читая Петрарку. – Что? – искренне изумился Брунетти. – Эта его история с Лаурой… – отвечала жена. Услышать такое из уст самого серьезного читателя, которого ему доводилось встречать, да еще о человеке, научившего эту страну слагать стихи, – невероятно! Эта его история с Лаурой? – Я всегда думала: что, если он нарочно накручивал себя с этой своей недостижимой любовью, хотя бы потому, что так гораздо легче писать стихи? – Прекрасные стихи, Паола, – не удержался от уточнения Брунетти. – Разумеется, они прекрасны. Но вся эта безответная любовь так утомляет… – И его жена стала собирать со стола тарелки, чтобы затем поставить их в мойку. Дети давно уже выскользнули из-за стола и разбежались по своим комнатам, чтобы заняться чем-нибудь интересным и бесполезным, оставив грязную работу матери. – Кстати о Лауре. Вполне возможно, что она находила Петрарку назойливым, боялась его и даже считала, будто он ее преследует. Именно поэтому я и вспомнила о нем во время нашего разговора. Паола включила горячую воду, поставила посуду в мойку, посмотрела на мужа и сказала: – Как думаешь, живи они в наше время, держал бы Петрарка Лауру в погребе, на цепи, и имел бы от нее двух незаконнорожденных детей?