— Как ты можешь не знать? — Ну, слушай, мам, Данте такой же, как и ты. Я имею в виду, иногда он витает в облаках. Она ничего не ответила. — Мне нравится находиться в одиночестве, мам. Я знаю, что ты этого не понимаешь, но это так. Она кивнула, и казалось, что она действительно меня слушает. — Прошлой ночью ты кричал его имя, — наконец говорит она. — А, это был просто сон. — Плохой? — Ага. — Ты хочешь поговорить об этом? — Не совсем. Она толкнула меня локтем, будто хотела сказать: «Ну же». — Мам? Тебе когда-нибудь снятся кошмары? — Не часто. — Не так как мне и папе. — Ты и твой отец, вы боритесь со своими собственными внутренними войнами. — Наверно. Я ненавижу свои сны. — Я чувствовал, что мама слушает меня. Она всегда была рядом со мной. И я ненавидел ее за это. И любил. — Я ехал на своем грузовике и на улице шел дождь. Я не видел, что он стоял на дороге. Я не мог остановиться. Не мог. — Данте? — Да. Она сжала мою руку. — Мам, иногда я хочу, чтобы я курил. — Тогда я заберу грузовик. — Ну, по крайней мере, теперь я знаю, что будет, если я нарушу правила. — Ты думаешь, что я жестокая? — Я думаю, что ты строгая. Иногда чересчур строгая. — Мне жаль. — Это не так. Однажды я нарушу твои правила, мама. — Я знаю, — сказала она. — Но постарайся сделать это за моей спиной, хорошо? — Не сомневайся в этом. Мы оба засмеялись. Засмеялись так сильно, как это было с Данте. — Мне жаль, что тебе снятся кошмары, Ари. — Папа слышал? — Да. — Мне жаль. — Ты не можешь управлять своими снами. — Я знаю. Я не хотел переехать его. — Ты не хотел. Это был просто сон. Я не сказал ей, что даже не смотрел на дорогу. Я смотрел на девочку. Именно поэтому я и переехал Данте. Я не сказал ей этого. ВОСЕМЬ Два письма от Данте за один день. Они лежали на моей кровати, когда я вернулся со школы. Мне не нравилось, что мама знает о письмах. Глупо. Почему? Потому что они личные. Вот почему. У меня нет ничего личного. Дорогой Ари, Ладно, на самом деле мне нравится Чикаго. Иногда я езжу по железной дороге и придумываю истории о людях. Тут больше черных людей, чем в Эль Пасо. И мне это нравится. Тут много ирландцев и европейцев, ну и конечно же мексиканцев. Мексиканцы везде. Мы как воробьи. Знаешь, я до сих пор не знаю мексиканец ли я. Я не думаю, что являюсь им. Кто же я, Ари? Мне не разрешают ездить по железной дороге ночью. Повторяю, мне не разрешают. Мама и папа думают, что со мной случится что-то плохое. Я не помню, чтобы они были такими до аварии. Так что я сказал папе: «Пап, машина не может переехать мою задницу на железной дороге». И мой папа, который спокойно относится к большинству вещей, посмотрел на меня очень строго и сказал: «Никогда езди по железной дороге ночью». Мой папа любит свою работу. Он должен преподавать всего один урок и подготавливать лекцию на определенную тему. Я думаю, что он пишет о модернизме или что-то типа того. Я уверен, что мы с мамой посетим его лекцию. Я люблю своего отца, но вся эта учебная ерунда не для меня. Слишком много анализа. Что случилось с чтением книг только для наслаждения? Мама хочет написать книгу о плохих привычках молодежи. Большинство ее клиентов, подростки с зависимостями. Не то чтобы она много говорила о своей работе. Большую часть времени она проводит в библиотеке, и я думаю, ей это нравится. Оба моих родителя умники. Мне нравится это. У меня появилось несколько друзей. Они хорошие. Но другие, я так думаю. Знаешь, они все готы. Я был на вечеринке и впервые выпил пива. Я немного напился. Не сильно, но все же. Я не знаю, нравится мне пиво или нет. Думаю, что, когда я стану старше, я буду пить вино. Дорогое вино. Думаю, я сноб. Но мама говорит, что у меня синдром «единственного ребенка». Думаю, она это придумала. И чья это вина? Кто останавливает их от того, чтобы завести еще одного ребенка? На вечеринке мне предложили косяк. Я сделал несколько затяжек. Ладно, я не хочу говорить об этом. Мама убила бы меня, если узнала, что я экспериментировал с веществом, меняющим настроение. Пиво и косяк. Не плохо. Но у моей мамы другое мнение на этот счет. Она говорила со мной о «дворовых наркотиках», как она их называет. Я только закатил на это глаза. Косяк и пиво — это обычные вещи для вечеринки. Это не такое уж и большое дело. И я не собираюсь обсуждать это с мамой. И с папой. Ты пил пиво? Пробовал косяк? Дай мне знать. Я подслушал разговор родителей. Они уже решили, что, если папе предложат постоянную работу, он отклонит ее. «Это плохое место для Данте». Они уже решили это. И, конечно же, они не просили меня. А что, если Данте сам сделает выводы? Данте любит говорить за себя сам. Да, так и есть. Я не хочу, чтобы мир моих родителей крутился вокруг меня. Однажды, я разочарую их. И что потом? На самом деле, Ари, я скучаю по Эль Пасо. Когда мы впервые переехали туда, мне там не нравилось. Но теперь я постоянно вспоминаю это место. И я вспоминаю тебя. Всегда, Данте P.S. Я хожу плавать почти каждый день после школы. Я подстригся. Очень коротко. Но это хорошо для плавания. Иметь длинные волосы отстойно, если ты плаваешь каждый день. Даже не знаю, почему я никогда не стригся. Дорогой Ари, Тут постоянно вечеринки. Папа думает, что это хорошо, потому что меня всегда приглашают. А мама, ну, мне сложно сказать, что она думает. Думаю, она следит за мной. Она сказала, что моя одежда пахнет сигаретами после последней вечеринки. — Некоторые люди курят, — сказал я. — Я не могу ничего с этим поделать. В ответ она строго посмотрела на меня. Так вот, в пятницу я пошел на вечеринку. И, конечно же, там был алкоголь. Я пил пиво, и решил, что это не для меня. Мне нравится водка и апельсиновый сок. Ари, там было так много людей. Невероятно. Мы были как муравьи! Нельзя было пошевелиться, не врезавшись в кого-то. Я просто ходил и общался со всеми. Мне было очень хорошо. Каким-то образом, я понял, что разговариваю с этой девочкой. Ее зовут Эмма. Она умная, милая и красивая. Мы разговаривали на кухне, и она сказала, что ей нравится мое имя. А потом она наклонилась и поцеловала меня. Думаю, я поцеловал ее в ответ. На вкус она как мята и сигареты. Мне понравилось, Ари. Мы много целовались. Потом мы выкурили сигарету, и продолжили целоваться.