Мы с Легс подобрали Данте около восьми часов. Солнце все еще светило, но оно быстро садилось и было жарко. Я посигналил и Данте тут же оказался возле двери. — Это твой грузовик! Невероятно! Он превосходный, Ари. Да, я это знал. Должно быть, на моем лице появилась глупая ухмылка. Парень, который обожает свой грузовик, нуждается в том, чтобы другие люди одобряли его машину. Да. Вот в чем правда. Не знаю почему, но все парни с грузовиками такие. — Мам! Пап! Посмотрите на грузовик Ари! — крикнул он в сторону дома. Он спрыгнул со ступенек прям как маленький ребенок. Всегда такой открытый. Мы с Легс вылезли из грузовика, и наблюдали, как Данте ходит вокруг него и одобрительно кивает. — Ни царапинки, — сказал он. — Это потому, что я не езжу на нем в школу. — И желтая краска, — улыбнулся Данте. — Ты настоящий мексиканец. Я рассмеялся. — Так же, как и ты, придурок. — Неа, я никогда не буду настоящим мексиканцем. Почему для него это было так важно? Но для меня это тоже было важно. Он собирался что-то сказать, но заметил родителей, выходящих из дома. — Отличный грузовик, Ари! Классика. Мистер Кинтана отреагировал прямо как Данте, с неподдельным энтузиазмом. Миссис Кинтана просто улыбнулась. Они обошли вокруг грузовика, внимательно осматривая, и улыбаясь ему, будто встретили старого друга. — Прекрасный грузовик, Ари. Я не ожидал услышать это из уст миссис Кинтана. Данте уже переключил свое внимание на Легс, которая облизывала его лицо. Не знаю, чем я руководствовался, но я протянул ключи мистеру Кинтана. — Если хотите, вы можете прокатить свою девушку, — сказал я. В его улыбке не было никакого колебания. А миссис Кинтана со всех сил старалась удержать девочку, которая все еще жила в ней. Но даже без улыбки ее мужа, то, что она держала в себе, казалось мне очень глубоким. У меня появилось такое чувство, что я понимаю маму Данте. И это много значило. Мне стало интересно почему. Мне нравилось наблюдать за ними. За всеми троими. Я хотел, чтобы время остановилось, потому что все казалось таким простым: Данте и Легс влюбляются друг в друга, родители Данте вспоминают что-то из своей молодости, осматривая мой грузовик, а я являюсь гордым хозяином. Мне было чем дорожить, даже если это был всего лишь грузовик, который пробуждал в людях ностальгию. Мои глаза будто бы были камерой, и я фотографировал моменты, зная, что сохраню эти фотографии на всю жизнь. Мы с Данте сели на ступеньки и наблюдали за его родителями. — Купи ей молочный коктейль! — крикнул Данте. — Девушкам нравится, когда им что-то покупают! Когда они отъезжали, мы увидели, что они смеются. — Твои родители, — сказал я. — Иногда они ведут себя прям как дети. — Они счастливы, — ответил он. — А твои родители? Они счастливы? — Мои родители не похожи на твоих. Но моя мама обожает папу. Я это знаю. И думаю, что мой папа тоже обожает маму. Просто он не любит демонстрировать свои чувства. — Демонстрировать. Это совсем не твое слово. — Не смейся. Я расширяю свой словарный запас, — я легонько толкнул его. — Я готовлюсь к колледжу. — Как много новых слов в день? — Знаешь, несколько. Старые слова мне нравится больше. Они как старые друзья. Данте толкнул меня в ответ. — Демонстрирует. Будет ли это слово старым другом? — Скорее всего нет. — Ты прям как твой отец, не так ли? — Да, думаю, так и есть. — Знаешь, моя мама тоже с этим борется. Она не любит показывать свои чувства. Вот почему она вышла замуж за отца. Я так думаю. Он вытягивает наружу все ее чувства. — Тогда, они подходят друг другу. — Да. Но самое смешное в том, что иногда мне кажется, что мама любит папу больше, чем он ее. В этом есть какой-то смысл? — Да, думаю есть. Возможно, их любовь соперничает? — И что это значит? — Может все любят по-разному. Может, именно в этом дело. — Ты понимаешь, что ты говоришь? Я имею в виду, ты действительно говоришь. — Я говорю, Данте. Не будь придурком. — Иногда ты говоришь. А иногда ты просто, я не знаю, ты просто избегаешь всего. — Я справляюсь так, как могу. — Я знаю. Будут ли у нас новые правила, Ари? — Правила? — Ты знаешь, о чем я. — Да, думаю я знаю. — Итак, какие правила? — Я не целуюсь с парнями. — Ладно, значит первое правило: Никаких попыток поцеловать Ари. — Да, именно так. — А у меня есть правило для тебя. — Хорошо, это справедливо. — Не убегать от Данте. — И что это значит? — Думаю, ты сам это понимаешь. Однажды, кто-то подойдет к тебе, и скажет: «Почему ты проводишь время с этим чудаком?» И если не сможешь назвать меня своим другом… Если ты не сделаешь этого, то это просто… Это убьет меня. Ты же это знаешь… — Это вопрос верности. — Да. — Ну, мне приходится следовать более сложным правилам, — рассмеялся я. Данте тоже рассмеялся. Он дотронулся до моего плеча, и улыбнулся. — Бред, Ари. Тебе приходится следовать более сложным правилам? Полный бред. Бред. Все, что тебе нужно, так это быть верным самому замечательному парню, которого ты когда-либо встречал. Это просто. Прям как ходить босиком по парку. А мне придется воздержаться от поцелуев с самым лучшим парнем во Вселенной. А это можно сравнить с ходьбой босиком по раскаленным углям. — Вижу, ты все еще помешан на ходьбе босиком. — Я никогда не полюблю обувь. — Нам надо сыграть в игру, — сказал я. — В игру, которую ты придумал, чтобы избавиться от кроссовок. — Было весело, не так ли? То, как он сказал это. Будто он знал, что мы больше никогда не сыграем в это игру. Теперь мы были слишком взрослыми. Мы что-то потеряли, и оба это понимаем. Очень долго мы не проронили ни слова.