— Да, я думаю, так и есть. — Все дело в верности, — сказала она. — Да, наверно. — Но, Ари, у тебя могло быть множество неприятностей. — Это было неправильно. Я знаю, что это было неправильно. То, что я сделал. Я не могу это объяснить. Они ведь не накажут этих парней, правда? — Скорее всего, нет. — Да, — сказал я, — полиция даже не рассматривает это дело. — Я не забочусь о тех других мальчиках, Ари. — Сэм смотрел мне прямо в глаза. — Я забочусь о Данте. И я забочусь о тебе. — Я в порядке, — сказал я. — Ты уверен? — Я уверен. — И ты не собираешься искать других мальчиков? — Эта мысль приходила в мою голову. В этот раз миссис Кинтана не смеялась. — Обещаю. — Ты лучше, чем это, — сказала она. Мне так хотелось верить ей. — Но я не собираюсь платить за сломанный нос Джулиана. — Ты сказал это своему отцу? — Еще нет. Но я просто хочу сказать ему, что если эти уб… — Я остановился, так и не закончив произносить это слово. Были другие слова, которые я хотел сказать. — Если эти ребята не должны платить за пребывание Данте в больнице, то и я не должен платить за небольшое посещение врача Джулиана. Если папа хочет забрать мой грузовик, я не буду возражать. На лице миссис Кинтана появилась ухмылка. А это случалось не часто. — Дай знать, что скажет твой отец. — И еще кое-что. Если Джулиан захочет, он может обратиться в полицию. — На моем лице тоже появилась ухмылка. — Думаете, он сделает это? — Ты хорошо разбираешься в уличных проблемах, не так ли, Ари? — мне понравилось выражение лица Сэма. — Да, это правда. ДВЕНАДЦАТЬ Мой отец не спорил с моим решением не оплачивать больничный счет Джулиана. Он посмотрел на меня и сказал: — Я думаю, ты просто хочешь разобраться с этим без суда, — Он просто продолжал кивать. — Сэм говорил со старой леди. Она сказала, что не сможет распознать тех мальчиков. Отец Джулиана подошел и поговорил с моим. Он не выглядел очень счастливым, когда уходил. Папа не забрал мой грузовик. ТРИНАДЦАТЬ Казалось, что нам с Данте совершенно не о чем говорить. Я одолжил несколько книг со стихами у его отца, и читал их Данте. Иногда он просил прочитать какой-то стих еще раз. И я это делал. Я не знаю, что случилось между нами в эти последние дни лета. В некотором смысле я никогда не чувствовал себя ближе к нему. Но в это же время, я никогда не чувствовал себя более отдаленным. Ни один из нас не вернулся к работе. Я не знаю. Думаю, после того, что случилось, все это казалось таким бессмысленным. Однажды я решил пошутить, но вышло не совсем удачно. — Почему лето всегда заканчивается тем, что один из нас оказывается побитым? Ни один из нас не смеялся над шуткой. Я не приводил Легс, потому что она любила прыгать на Данте, и могла причинить ему боль. Данте скучал. Но он знал, что я не привожу ее из хороших побуждений. Однажды утром, я пришел к Данте и показал ему все фотографии моего брата. Я рассказал ему историю, которую собрал из газетных вырезок и того, что рассказал мне отец. — Так ты хочешь услышать всю историю? — спросил я. — Расскажи мне, — сказал он. Мы оба устали от поэзии, устали от того, что нам не о чем поговорить. — Хорошо. Моему брату было пятнадцать лет. Он был зол. Судя по тому, что я знаю о нем, он всегда был зол. Особенно часто об этом говорят мои сестры. Я предполагаю, что он был подлым, или просто, я не знаю, он просто родился злым. И так, однажды ночью он бродил по улицам города, в поисках неприятностей. Вот, что сказал мой отец. Он сказал: «Бернардо всегда искал неприятности. Он подобрал проститутку». — Где бы он взял деньги? — Я не знаю. А что? — Когда тебе было пятнадцать лет, у тебя были деньги на проститутку? — Когда мне было пятнадцать лет? Ты говоришь, так, будто это было давным-давно. Черт, у меня едва ли хватало денег на конфеты. — А я о чем. Я посмотрел на него. — Могу ли я закончить? — Прости. — Проституткой оказался парень. — Что? — Он был трансвеститом. — Вау. — Да. Мой брат был баллистическим. — Насколько баллистическим? — Он убил этого парня голыми руками. Данте не знал, что на это ответить. — Господи, — сказал он. — Да. Господи. Прошло много времени, прежде чем кто-либо из них заговорил. Наконец, я посмотрел на Данте. — Ты знаешь, кто такие трансвеститы?