— Так же, как и Соледад. — Я так не думаю. Тебе бы понравилось, если бы тебя звали Изоляция? — А еще оно может означать одиночество, — сказал я. — Понимаешь? Какое печальное имя. — А я так не думаю. Мне кажется, что это красивое имя. И оно очень идет твоей маме, — сказал я. — Может быть и так. Зато имя Сэм прекрасно подходит моему отцу. — Ага. — А как зовут твоего отца? — Джейми. — Мне нравится это имя. — Его настоящее имя Сантьяго. Данте заулыбался. — Теперь ты понял, что я имел в виду, говоря о прозвищах? — Тебя волнует то, что ты мексиканец, разве нет? — Нет. Я посмотрел на него. — Ну да, да, меня это беспокоит. Я предложил ему батончик. Он немного откусил. — Я не знаю, — сказал он. — Конечно, это тебя беспокоит, — сказал я. — Знаешь, что я думаю, Ари? Мне кажется, я не нравлюсь мексиканцам. — Это звучит очень странно, — сказал я. — Странно, — сказал Данте. — Странно, — повторил я. ДЕСЯТЬ Однажды безлунной ночью, мы с родителями Данте отправились в пустыню полюбоваться звездным небом в новый телескоп. По дороге Данте и его отец вместе подпевали группе «Битлз». И то, что это у них не совсем хорошо получалось, их совсем не волновало. Они часто обнимали друг друга. Это была семья поцелуев и объятий. Каждый раз, когда Данте возвращался домой, он целовал в щечку своих родителей, или они целовали его, словно это было совершенно нормально. Интересно, а что бы сделал мой отец, если бы я вдруг подошел и поцеловал его в щечку. Не думаю, что он наорал бы на меня. Но… я не знаю. Мы заехали подальше в пустыню. Оказывается, мистер Кинтана знал прекрасное место, где бы мы могли полюбоваться звездами. Где-то подальше от городских огней. Городские огни. Так называл их Данте. Казалось, он был хорошо знаком с городскими огнями. Мистер Кинтана и Данте установили телескоп. Я наблюдал за ними, и слушал радио. Мистер Кинтана предложил мне Колу. Я взял её, хотя и не люблю это напиток. — Данте говорит, что ты очень умный. Комплементы заставляли меня нервничать. — Я не такой умный, как Данте, — ответил я. Тут я услышал голос Данте, который решил вмешаться в наш разговор. — Я думал, что мы с тобой уже это обсудили, Ари, — сказал он. — Что? — поинтересовалась его мама. — Ничего. Просто умные люди обычно оказываются настоящим дерьмом. — Данте! — одернула его мама. — Да, мам, я знаю, надо следить за языком. — Данте, почему тебе так нравиться материться? — Это весело, — ответил он. Мистер Кинтана рассмеялся и сказал: — Весело значит. Только давай ты будешь веселиться, когда мамы нет рядом. Миссис Кинтана не понравился совет мистера Кинтана: — Чему ты его учишь, Сэм? — Соледад, я думаю что… Но дискуссию прервал возглас Данте, наблюдающего в телескоп: — Вау, пап! Только посмотри на это! Посмотри! Долгое время никто не произносил ни слова. Мы все хотели увидеть, что ж так впечатлило Данте. Мы молча стояли посреди пустыни возле телескопа, ожидая своей очереди взглянуть на звездное небо. Когда я посмотрел в телескоп, Данте начал объяснять, что я вижу. Но я не слышал его. Когда я взглянул на необъятную вселенную, внутри меня что-то перевернулось. Через телескоп мир казался ближе и больше, чем я мог себе представить. И это все так красиво и всепоглощающе, что я осознал, что и внутри меня есть что-то стоящее. Данте, наблюдая как я смотрю в телескоп, прошептал мне: — Однажды я открою все секреты вселенной. Это меня насмешило. — Что ты будешь делать со всеми этими секретами? — спросил я его. — Я решу, что мне делать, — сказал он. — Может быть, изменю мир. Я поверил ему. Данте Кинтана был единственным человеком из всех, кого я знал, кто мог сказать что-то подобное. Я знаю, что, повзрослев, он никогда не скажет такой глупости как «девушки словно деревья». Этой ночью мы спали у него на заднем дворе. Мы могли слышать, как разговаривают его родители, потому что окно на кухне было открыто. Его мама говорила на испанском, а его отец на английском. — Они всегда так делают, — сказал Данте. — Мои тоже, — ответил я.