Через несколько часов Арсен Люпен со своим компаньоном разобрали ценные бумаги в папках. Результат их не разочаровал, поскольку Арсен Люпен предвидел его заранее: состояние Эмберов сильно отличалось от ходивших о нем слухов. Миллионы не исчислялись сотнями, да и десятками тоже. Но в целом цифра выглядела весьма внушительной, а облигации – надежными: железная дорога, государственные фонды, хозяйство города Парижа, Суэцкий канал, северные шахты и так далее. Люпен был удовлетворен. – Конечно, – заметил он, – когда придет время их продавать, мы много потеряем. Учитывая обстоятельства, придется спускать их по жалким ценам. Но не это важно. Стартовый капитал позволит мне жить на достойном уровне, и я осуществлю кое-какие милые мне мечты. – А остальные бумаги? – Можешь их сжечь, приятель. Вся эта кипа должна была произвести впечатление, когда откроют сейф. Нам она ни к чему. Мы спокойно уберем облигации в шкаф и дождемся удобного момента. На следующий день Арсен Люпен рассудил: ничто ему не мешает вернуться в особняк Эмберов. Однако газеты принесли неожиданную новость. Людовик и Жервеза исчезли. Сейф открыли весьма торжественно. Правосудие обнаружило в нем лишь то, что оставил Арсен Люпен, то есть пустоту! Таковы были факты, а точнее некоторая их часть, в изложении Арсена Люпена. Рассказ я слышал из его собственных уст, когда на него нашел стих откровения. В этот день он прохаживался взад и вперед по моему кабинету и в глазах у него горел огонек, какого я никогда прежде не видел. – В конечном счете, – заметил я ему, – разве это дело не стало вашей самой большой удачей? Он не ответил на мой вопрос и заговорил снова. – В этом деле хватает нерешенных загадок. Даже после моих объяснений многое осталось непонятным. Например, бегство Эмберов. К чему им было скрываться? Они могли бы воспользоваться моей невольной помощью. Что может быть проще, чем сказать: «Сто миллионов находились в этом сейфе, но их украли». – Они потеряли голову. – Да, конечно потеряли… Хотя с другой стороны… – С другой стороны – что? – Да нет, ничего. Что означала сдержанность Люпена? Очевидно, он о чем-то умолчал, чего-то не сказал и не хотел говорить. Я был заинтригован. Соображение должно быть очень серьезным, если его не пожелал произнести вслух такой человек, как Арсен Люпен. Я задал вопрос наугад. – Вы больше не виделись с Эмберами? – Нет. – А не случалось ли вам сочувствовать этим двум несчастным? – Мне?! – воскликнул он чуть ли не с возмущением. Его реакция меня удивила. Я понял, что задел его, а значит, двигаюсь в правильном направлении, и прибавил: – Разумеется, вам. Без вас они, возможно, справились бы с препятствиями. Или, по крайней мере, уехали бы с полными карманами. – Значит, вы ждете от меня угрызений совести? – Почему бы и нет? Люпен яростно хлопнул ладонью по столу. – Значит, по-вашему, у меня должны быть угрызения совести? – Называйте как хотите, угрызения или сожаления, но какие-то чувства. – Какие-то чувства по отношению к людям… – К людям, которые наделили вас богатством. – Каким еще богатством? – Ну-у, двумя-тремя пачками ценных бумаг. – Двумя-тремя пачками облигаций? Я украл у них ценные бумаги! Их наследство! Я перед ними виноват! Но, черт побери, мой дражайший друг, а вам не пришло в голову, что все эти бумаги были фальшивыми? Сплошь фальшивыми! Я смотрел на Люпена в полной растерянности. – Фальшивыми? На четыре или пять миллионов? – Да, фальшивыми! – гневно повысил он голос. – Все до одной, и парижские, и государственные, и железнодорожные – одни фальшивки. Я не выручил за них ни единого су! А вы требуете от меня угрызений! Угрызаться должны они! Они ощипали меня, как желторотого цыпленка! Обошли, как последнего дурачка! Арсен Люпен в самом деле кипел от гнева, его самолюбие было уязвлено, и рана не зажила до сих пор. – Меня использовали с первой и до последней минуты! Знаете, какую роль я играл в этом деле? Вернее, на какую роль меня взяли? Я играл роль Эндрю Брейфорда! Чудесно, не правда ли? Оригинал с комнатой на третьем этаже, дикарь, на которого указывают издали, был одним из Брейфордов, и этим Брейфордом был я. Благодаря мне, благодаря доверию, которое я внушал под именем Брейфорда, банкиры давали им займы, а нотариусы позволяли своим подопечным одалживать им деньги. Какая школа для новичка! И, клянусь вам, я хорошо усвоил урок. Он замолчал, схватил меня за руку и с непередаваемой интонацией насмешки и восхищения сказал: – На сегодня, друг мой, Жервеза Эмбер должна мне полторы тысячи франков! Я невольно рассмеялся. Мне понравилась его шутка. Арсен Люпен тоже искренне рассмеялся. – Да, полторы тысячи! Я не только ни разу не получил своего жалованья, но еще и отдал Жервезе все мои тощие юношеские сбережения! Пожертвовал ей на бедных! Можете смеяться! Она помогала обездоленным втайне от мужа! Я попался и на эту удочку. Забавно, да? Арсена Люпена обдурили на полторы тысячи, и сделала это дама, которую он избавил от фальшивых облигаций на четыре миллиона франков. А сколько было приложено усилий, сколько хитроумных комбинаций, чтобы достичь этого удивительного результата. Меня обманули один-единственный раз в жизни. Но черт возьми! Действительно, ободрали как липку!.. Черный жемчуг Громкий звонок разбудил консьержку дома № 9 на авеню Фош. Недовольно ворча, она отправилась открывать дверь. – Я-то думала, все давно дома! Сколько сейчас времени? Часа три? – Наверное, к доктору, – предположил ее муж. И действительно, мужской голос спросил: – Доктор Арель… Какой этаж? – Четвертый налево. Но доктор по ночам не ездит. – Придется съездить! Мужчина вошел в вестибюль, поднялся на второй этаж, на третий, но не остановился на площадке доктора Ареля, а поднялся на пятый этаж. Там он испробовал два ключа: одним отомкнул нижний замок, другим – верхний. – Отлично, – обрадовался он, – дело упрощается. Но прежде чем атаковать, обеспечим себе отступление. Итак, прикинем, успел ли я позвонить доктору и получить от ворот поворот? Еще нет. Подождем еще немного. Минут через десять он спустился и снова постучался в привратницкую, ругая доктора. Ему отперли дверь, и он вышел, в сердцах хлопнув ею. Дверь бухнула, но не захлопнулась: он закрепил язычок замка. Незваный гость бесшумно вернулся, на этот раз незамеченный консьержами. Теперь, если поднимется тревога, он обеспечил себе выход. Он опять спокойно поднялся на пятый этаж. Вошел. В прихожей снял пальто и шляпу, положил их на стул, сел на другой и надел на ботинки толстые войлочные туфли. – Уф! Все в порядке! И так просто. Понять не могу, почему все не становятся взломщиками! Немного отваги, сообразительности – и столько удовольствия. Чудная профессия. В самый раз для почтенного отца семейства. Я бы даже сказал, слишком спокойная. Скучная. Он зажег фонарик, развернул подробный план квартиры и углубился в изучение. – Так, сейчас сориентируемся. Вот этот прямоугольник – прихожая, где я нахожусь. На улицу выходят гостиная, будуар и столовая. На них не стоит тратить время. У графини отвратительный вкус, ни одной красивой безделушки. Стало быть, прямо к цели. Вот коридор, он ведет к спальням. Через три метра дверь в гардеробную, через нее я попадаю в спальню графини. Он сложил план, погасил фонарь и вошел в коридор, считая: – Один метр, два… три. Вот и дверь. Господи, как же все просто. Замок, причем незатейливый, отделяет меня от спальни, расположен он на высоте метра сорока трех сантиметров от пола. Сейчас мы осторожненько его вырежем. Он достал из кармана необходимый инструмент, но тут ему пришла в голову одна здравая мысль. – А что, если дверь не заперта? Попробуем. Почему бы и нет? Он нажал на ручку. Дверь открылась. – Люпен, голубчик! Удача на твоей стороне! Итак, что теперь? Ты изучил топографию местности своей операции, знаешь, где графиня хранит черную жемчужину. Выходит, чтобы заполучить сокровище, тебе нужно стать тенью в темноте и тишью в тишине.