— Боже духов и всякия плоти, смерть поправый и диавола... — Следующее слово вдруг застряло у пожилого священника в горле. Он испуганно таращится куда-то за плечо Николая Точкина в парадной форме. Николай сам оборачивается и замечает на заброшенной могиле без ограды бородатого мужчину невысокого роста с зонтом, на который он опирается как на трость. Встретившись глазами с Точкиным, профессор Эхт по-приятельски отвешивает ему поклон и отступает за толстый ствол клена с мертвенно-зеленой коростой лишайника. — ...упразднивый, — вырывается у певца надтреснутым полушепотом, — и живот миру Твоему даровавый: Сам, Господи, упокой душу усопшего раба Твоего Иоанна, в месте светле, в месте злачне, в месте покойне, отнюдуже отбеже болезнь, печаль и воздыхание, — святой отец послюнил палец и перевернул страницу требника. Точкин больше не слушает службу и долго не сводит глаз с дерева, за которым скрылся бородатый незнакомец. Он делает несколько шагов из толпы наружу, осторожно отодвинув при этом ветхонькую женщину-декана и чуть не подпалив свечкой бороду доценту Велесову. За стволом дерева никого нет. Когда Николай понимает это, его и без того бледное лицо становится совершенно белым. С зажженной свечой в руке он обследует заброшенную могилу и при этом странно принюхивается. На плечо его ложится рука: — Человека ищешь? — К могиле следом за товарищем подошел капитан Андрей Любимов. — Привиделось кое-что, — отвечает Точкин наигранно безразличным тоном и вместе с Андреем возвращается к людям. — Покой, Спасе наш, с праведными рабы Твоя, и сия всели во дворы Твоя, якоже есть писано, презирая, яко благ, прегрешения их вольная и невольная, и вся яже в ведении и не в ведении, Человеколюбче, — продолжает певец, у которого наконец прорезался голос. В пухлых пальцах пляшет золотое кадило. Закрытый гроб стоит на нестроганых ко́злах. Фигурные гво́здики из желтого металла, которыми прикручена крышка, похожи на четыре золотых ключика. Никто не думал, что второе место на участке на Богословском будет востребовано так скоро. Народу собралось прийти столько, что побоялись, что в маленькую церковь все не поместятся и договорились с настоятелем провести отпевание на кладбище. Священник закончил службу и прощается с паствой. Площадку у гроба вместо него занимает русистка Петрова: — Что главное в человеке? Ответ на этот вопрос можно найти в языке. Есть такое слово — «гуманность», или по-русски «человечность»... Пока Петрова говорит свою длинную речь, доцент Велесов разливает остальным коллегам водку и не замечает, как собственный его стакан, оставленный без присмотра, подхватывает ветер. Он пытается с запозданием поймать его, поскальзывается в луже грязи и чуть не падает на ораторшу, но Любимов в последний момент подставляет плечо. Поковырявшись в груде мусора за оградой, Точкин достает стакан и с выражением гордости на лице вручает владельцу. — Не слышала, заключения никакого не дали? — Не слышала, — отвечает Оля Викуше, заедая кагор бутербродом с колбасой и кружочком безвкусного огурца. Ей хотят подлить еще, но она категорично мотает головой. — Много у вас там алкоголя было? — Бутылка шампанского. — Ему же вроде нельзя пить. Из-за здоровья. Он лекарство какое-то с детства принимает. Принимал, то есть, — говорит Лера, которая стоит рядом с Олей и Викушей в новой курточке с опушкой, джинсах и сапожках (всё — из Гамбурга). — О́труби ему бабушка заваривала каждое утро. Их назначают, когда желудок больной, или печень. В разговор вмешалась пухленькая Аня, у которой от слез на ветру щеки стали малинового цвета: — Ваня не из-за желудка, а из-за бабушки не пил. Его родители пьяными в Острове утонули. Она очень боялась, что и с ним что-то может случиться. Ваня ее жалел. Он сам про это рассказывал. Могильщики на двух тросах опускают гроб в яму, на дне которой собралось немного воды. Попытавшись зачерпнуть из кучи мокрого грунта, старушка-декан застывает в радикулитном полупоклоне и отступает крохотными шажками, отмахиваясь от мужской помощи с разных сторон. На гроб падают горсти влажной земли. Доцент Велесов отходит от разверстой могилы, тактично отворачивается и вытирает белым платком из кармана сначала руки, потом запотевшие стекла очков. В обратной процессии Точкин и Любимов плетутся за тетей Зиной. Она всё плачет, не может успокоиться. Внучки Уля и Юля пытаются подстроиться под ее медленный шаг. — Ты молитву какую-то собиралась заказать, — напоминает ей Юля. — Сорокоуст, Господи! Всё забыла! — Не переставая плакать, тетя Зина протискивается назад через толпу. — Что за сорокоуст? — Спрашивает кто-то из девочек на выходе с кладбища. — Сорок дней душа сохраняет связь с телом, а после воплощается в Боге. Весь этот срок читается специальная молитва в церкви, — объясняет с серьезным видом верующая Ира. — А если труп раньше уничтожить: сжечь, или распилить там, например? — Походя интересуется Светка. Вместо ответа Ира поджимает губы. Снаружи она оборачивается к кладбищенским воротам, которые украшает железное распятие, и осеняет себя крестом. — Фридрих Карлович! — Окликает Светка профессора, который теперь неожиданно материализовался на парковке. Она что-то спрашивает у него про экзамен в субботу. Эхт односложно отвечает ей и карабкается в институтский «пазик», при этом помогая себе черным зонтом-тростью, пластмассовая рукоять которого отлита в форме головы черного кота. Петрова и Абакумова пошли в церковь поставить свечи. Остальные коллеги-преподаватели дожидаются их перед автобусом. Старушка-декан заводит разговор с доцентом Велесовым: — У вас сегодня экзаменационная консультация будет? — Во вторник, — поправляет ее доцент. — Сегодня — дипломница. Никитина. — У нее какой-то фольклор? — «Маскирующая функция морока в русской быличке». Это о том, как колдун или колдунья, чтобы замести следы мора, или так называемой собачьей свадьбы, или еще какого-то злодеяния, насылают массовую амнезию или когнитивное искажение. Таких сюжетов очень много, даже больше, чем… — Разрешите представиться, лейтенант Точкин. Не договоривший фразы доцент вздрагивает и оборачивается. Ему успели шепнуть, что чудаковатый офицер в парадном мундире приходился погибшему студенту соседом по лестничной клетке. — Доцент Велесов. К вашим услугам, — в том же духе отвечает ему Андрей Валентинович. Луково-чесночная вонь за неделю чуть подвыветрилась, но доцент всё равно машинально отпрянул, когда Николай предъявил ему газетный ком с завернутой внутри ладанкой. — Это оберег. Точнее, наоборот, — начал, теряясь, объяснять Точкин. — Магический предмет, одним словом. Не могли бы вы его изучить? Это связано со смертью Ивана. Доцент принял у него из рук вонючий сверток и оглядел собеседника с нарастающей подозрительностью: — У нас на кафедре есть «полевики». Я могу попросить посмотреть, в принципе. Вы думаете, что этим амулетом кто-то погубил Ваню? — Им его спасти пытались, но получилось наоборот, — не стал вдаваться в подробности Точкин. — А погубили его ведьмы, которые во сне являлись. Те двенадцать. Их псковичи в церкви Василия на Горке сожгли, а потом поверх каменный храм построили. Физиономия Велесова, продолговатую форму которой подчеркивает длинная борода, вытягивается еще сильней: — Вы знакомы с записями Малиновского? Точкин покачал головой: — Не знаком. В это время Любимов сзади дергает его за рукав шинели: — Коль, поехали уже! Что ты к людям пристал? — Постойте! — Спохватившись, Велесов просит Точкина записать телефон и тянется за свертком, который за время разговора перекочевал к нему в карман пальто. Ручка Николая отказывается писать на холоде. Доцент протягивает свой карандаш. На обрывке газеты Николай аккуратным почерком выводит свой номер и снизу под цифрами подписывает: «Л-т Точкин». Он прощается с ученым собеседником и нагоняет Любимова, который уже стоит у машины. Сам Николай собирался ехать на кладбище на автобусе, но товарищ, когда узнал про похороны, сам предложил отвезти его. Урчание двигателя в салоне навевает сон. Половину дороги они проезжают молча, пока на Октябрьском проспекте напротив детского парка Николай вдруг не командует: — Останови! Андрей давит по тормозам: — Что?! — В церковь хочу зайти. — На кладбище почему не зашел? — Мне в эту надо, — Точкин указывает рукой на храм Василия на Горке на краю детского парка. — Погляди, машин сколько. Я на кольцо с парковки потом хрен выеду. Николай покорно вздыхает. Какой-то торопливый «Форд» на обгоне обдает Андрееву «БМВ» грязью. Изрыгнув проклятие, Любимов включает «дворники». Точкин на кожаном сиденье рядом с водителем молча наблюдает за тем, как автоматика бестолково размазывает коричневую жижу по ветровому стеклу. Книга 2. Глава 2. Храм БОГОСЛУЖЕНИЯ В ХРАМЕ СВЯТИТЕЛЯ ВАСИЛИЯ ВЕЛИКОГО ОТМЕНЯЮТСЯ ПО АДМИНИСТРАТИВНЫМ ПРИЧИНАМ информация о возобновлении служб будет размещена на сайте епархиального управления: www.еparchy-psk.ru. Три «w» в интернет-адресе сайта, написанном от руки, слились в одну сплошную волнистую линию. Молодой священник прикрепил объявление к двери канцелярскими кнопками, сошел по крутым каменным ступеням на асфальтовую площадку перед храмом и окинул взглядом стену с единственным окошком-бойницей за зеленой, в тон куполу, фигурной решеткой.