Когда он увидел Риардена, ощущение это исчезло. В поведении Риардена ничто даже не намекало на то, что он – жертва. За окнами гостиничного номера по утреннему городу разливался солнечный свет, бледное голубое небо казалось юным, конторы были закрыты, и город выглядел не зловещим, но радостным, полным надежды и готовым приступить к делу, как и Риарден, которого явно освежил безмятежный сон. На нем был домашний халат, он словно не желал тратить времени на одевание, чтобы поскорее приступить к этой увлекательной игре – своим деловым обязанностям. – Доброе утро, Эдди. Прости, если я поднял тебя слишком рано. Но другого времени у меня нет. Прямо после завтрака улетаю назад в Филадельфию. Мы можем поговорить за едой. Его халат был сшит из темно-синей фланели, на нагрудном кармане вышиты белые инициалы «Г.Р.». Он казался молодым и свободным – на своем месте и в этом номере, и в окружающем мире. Эдди проводил взглядом официанта, вкатившего в комнату столик с завтраком столь ловко и быстро, что это заставило гостя невольно подтянуться. Он понял, что радуется свежей, жестко накрахмаленной белой скатерти, солнечным лучам, искрившимся на серебре, двум чашам с колотым льдом, вмещавшим бокалы с апельсиновым соком. Он и не подозревал, что подобные вещи могут придать сил, доставить удовольствие. – Я не хотел разговаривать с Дагни на эту тему по телефону, – проговорил Риарден. – У нее и так достаточно дел. А мы можем все уладить за несколько минут. – Если у меня есть на то полномочия. Улыбнувшись, Риарден склонился над столом. – Есть… Эдди, каково в настоящий момент материальное положение «Таггерт Трансконтинентал»? Отчаянное? – Хуже того, мистер Риарден. – Вы способны оплачивать счета? – Не полностью. От газет это пока скрывается, но, по-моему, всем известно. Мы в долгах по всей сети дорог, и Джим уже исчерпал любые возможные извинения. – Тебе известно, что первый платеж за рельсы из риарден-металла должен быть произведен на следующей неделе? – Да, я это знаю. – Хорошо, тогда предлагаю вам мораторий. Я намереваюсь предоставить вам отсрочку – вы заплатите мне только через шесть месяцев после открытия ветки компании «Линия Джона Голта». Эдди Уиллерс звякнул своей чашкой кофе о блюдце. Он не мог произнести ни слова. Риарден усмехнулся: – В чем дело? Надеюсь, у тебя есть полномочия принять мое предложение? – Мистер Риарден… просто не знаю… что и сказать. – Ограничимся простым «о-кей», ничего больше не нужно. – О-кей, мистер Риарден. – Голос Эдди был едва слышен. – Я составлю бумаги и перешлю вам. Расскажи Джиму, и пусть он подпишет. – Да, мистер Риарден. – Я не люблю вести дела с Джимом. Он потратит два часа, стараясь заставить себя поверить в то, что смог убедить меня, будто своим согласием оказал мне честь. Эдди сидел, не шевелясь, глядя в свою тарелку. – В чем дело? – Мистер Риарден, мне бы хотелось… поблагодарить вас… но я не вижу способа, адекватного тому, что… – Вот что, Эдди. У тебя есть задатки хорошего бизнесмена, поэтому слушай. Честно и откровенно: в ситуациях подобного рода нет места благодарности. Я делаю это не ради «Таггерт Трансконтинентал». Я имею здесь свой простой, эгоистичный, практический интерес. Зачем мне тянуть с вас деньги сейчас, когда платеж может оказаться смертельным ударом для вашей компании? Если бы от вас не было никакого толку, я бы взял свое без колебаний. Я не занимаюсь благотворительностью и не имею дел с некомпетентными людьми. Но пока вы остаетесь лучшей железной дорогой в стране. Когда «Линия Джона Голта» пустит свой первый состав, вы станете и самым надежным финансовым партнером. Поэтому у меня есть все причины не торопиться. К тому же у вас есть неприятности с моими рельсами. Я намереваюсь дождаться вашей победы. – И все же я благодарю вас, мистер Риарден… за нечто большее, чем милосердие. – Нет. Разве ты не понимаешь? Я только что получил большие деньги… которых не хотел. Мне некуда вложить их. Они для меня бесполезны… И поэтому мне в известном смысле приятно обратить эти деньги против тех же людей в той же битве. Они предоставили мне возможность дать вам отсрочку и помочь в борьбе с ними. Эдди вздрогнул, будто слова Риардена угодили прямо в открытую рану. – Вот это и есть самое ужасное! – Что именно? – То, как они поступили с вами, и то, чем вы им отвечаете. Мне бы хотелось… – он умолк. – Простите меня, мистер Риарден. Я понимаю, о делах так не говорят… Риарден улыбнулся: – Спасибо, Эдди. Я знаю, что ты хочешь сказать. Но забудем об этом. Пошлем к черту. – Да. Только… мистер Риарден, могу я вам кое-что сказать? Я понимаю, что все это совершенно неуместно, и говорю сейчас не как вице-президент. – Слушаю. – Мне незачем говорить вам, что ваше предложение значит для Дагни, для меня, для всех честных работников «Таггерт Трансконтинентал». Вам это известно. И вы знаете, что можете рассчитывать на нас. Но… но мне кажется ужасным, что свою выгоду получит и Джим Таггерт, что вы будете спасать его и ему подобных после того, что они… Риарден рассмеялся. – Эдди, что нам до подобных ему людей? Мы ведем вперед экспресс, a они едут на крыше, вопя при этом, что они-то и есть здесь самые главные. Ну и что нам с того? Нам ведь хватит сил везти их с собой – разве не так? * * * «Ничего у них не выйдет». Летнее солнце зажигало огнем городские окна, рассыпало искры по уличной пыли. Столбы раскаленного воздуха поднимались над крышами к белой странице календаря. Моторчик его медленно вращался, отсчитывая последние дни июня. – Ничего у них не выйдет, – говорили люди. – Первый же поезд, пущенный «Линией Джона Голта», раздавит рельсы. Он не доедет до моста. А если доедет, мост рухнет уже под тепловозом. Товарные поезда катились вниз со склонов Колорадо по колее «Феникс-Дуранго» на север, к Вайомингу, и дальше, к основной линии «Таггерт Трансконтинентал» – на юг, к Нью-Мексико, и главной линии «Атлантик Саусерн». Вереницы цистерн разбегались во все стороны от месторождений Уайэтта к предприятиям, находящимся в далеких штатах. О них не говорили. С точки зрения публики, составы цистерн передвигались столь же бесшумно, как и лучи, и их можно было заметить только после того, как содержимое их преобразовывалось в свет электроламп, жар печей, вращение двигателей. Но и в этом качестве они оставались незаметными, их принимали за неизменную данность. Железная дорога «Феникс-Дуранго» должна была закончить свое существование 25 июля. – Хэнк Риарден – просто жадное чудовище, – говорили люди. – Только посмотрите, какое состояние он сколотил. А что дал народу взамен? Проявлял ли он хоть раз социальную совесть? Деньги, вот что ему нужно. Ради денег он сделает все, что угодно. Что ему до тех людей, которые погибнут, когда рухнет его мост? – Таггерты поколение за поколением были стаей стервятников, – говорили люди. – Это у них в крови. Достаточно вспомнить, что первым в этой семейке был Нат Таггерт, самый отвратительный и антиобщественный негодяй на всем белом свете, всласть попивший народной кровушки, чтобы выжать из нас свое состояние. Нечего и сомневаться, что любой из Таггертов без колебаний рискнет чужими жизнями, чтобы получить свой доход. Они накупили дрянных рельсов, потому что те оказались дешевле стальных, – что для них катастрофы, искалеченные человеческие тела, раз они уже взяли плату за проезд? Люди говорили так, потому что слышали это от других. Никто не знал, почему об этом судачат буквально повсюду. Они ни от кого не требовали разумных объяснений. – Разум, – вещал доктор Притчетт, – представляет собой самый наивный из всех предрассудков. – Что служит источником общественного мнения? – вторил ему Клод Слагенхоп по радио. – Не существует никакого источника общественного мнения. Оно возникает само собой. Как реакция коллективного инстинкта, коллективного разума. Оррен Бойль дал интервью «Глоб», крупнейшему журналу новостей. Темой интервью являлась серьезная социальная ответственность металлургов; особо подчеркивался тот факт, что металл выполняет в жизни общества множество критически важных функций, и люди физически зависят от его качества. – На мой взгляд, не следует использовать человеческие жизни в качестве морских свинок при испытании нового продукта, – сказал он. Бойль не называл имен. – Нет-нет, я вовсе не хочу сказать, что этот мост рухнет, – сообщил главный металлург «Ассошиэйтед Стил», выступая в телевизионной программе. – Я ничего не утверждаю. Я просто готов заявить, что если бы у меня были дети, я не позволил бы им находиться в том поезде, который первым проедет по этому мосту. Таково мое личное мнение, ничего больше, поскольку я слишком люблю детей. – Не стану утверждать, что хитроумная выдумка Риардена и Таггертов рухнет, – писал Бертрам Скаддер в газете «Будущее». – Может быть, рухнет, а может, и нет. По сути, это неважно. Существенно здесь другое: какой защитой располагает общество против наглости, эгоизма и жадности двух необузданных индивидуалистов, чье прошлое подозрительным образом лишено поступков, направленных на коллективное благо? Эти двое, по всей видимости, собираются рискнуть жизнями наших собратьев по роду людскому ради собственных представлений об авторитетности своего суждения, вопреки убежденности подавляющего большинства признанных экспертов. Следует ли обществу допускать такое? Если этот мост рухнет, не слишком ли поздно будет принимать предохранительные меры? С тем же успехом можно запирать конюшню после того, как лошадь уже украли! Наша рубрика всегда придерживалась того мнения, что некоторых лошадей следует стреноживать и запирать ради общего общественного блага. Группа лиц, называвшая себя Комитетом бескорыстных граждан, собирала подписи под петицией, требующей годичной экспертизы дорог «Линии Джона Голта» правительственными экспертами, прежде чем пустить по ней первый поезд. В петиции утверждалось, что подписавшие ее не имеют другого мотива, кроме чувства долга перед обществом. Первые подписи поставили Бальф Юбэнк и Морт Лидди. Все газеты уделили петиции изрядное место на своих страницах и в комментариях. Тон обсуждения был сочувственным, поскольку петицию подписывали люди явно незаинтересованные… Ходу работ «Линии Джона Голта» газеты не уделяли внимания. На место строительства не послали ни одного репортера. Общую политику прессы сформулировал еще пять лет назад известный редактор: – Объективных фактов не существует. Каждое сообщение основано на чьем-либо мнении. Поэтому описывать факты бесполезно. Несколько бизнесменов решили обдумать вероятность того, что риарден-металл может обладать определенной коммерческой ценностью. Они принялись за изучение этого вопроса. Они не стали нанимать металлургов, чтобы те исследовали образцы металла, не попросили инженеров посетить место строительства. Они просто провели опрос общественного мнения. Десяти тысячам людей, явным образом представляющим все существующие разновидности человеческого интеллекта, задали единственный вопрос: – Согласны ли вы совершить поездку на поезде «Линии Джона Голта»? Подавляющее большинство ответили: – Ну уж нет, сэр! Голосов в поддержку риарден-металла слышно не было. И никто не придавал значения тому, что акции «Таггерт Трансконтинентал» пусть медленно и нерешительно, но ползли вверх на фондовом рынке. Были и такие люди, которые следили за ситуацией и подстраховывались. Мистер Mоуэн приобрел акции Таггертов на имя своей сестры. Бен Нили купил их, прикрывшись именем кузена. Пол Ларкин при покупке воспользовался псевдонимом. – Не верю я в эти противоречивые махинации, – высказался один из таких людей. – Ну да, конечно, сооружение ветки производится согласно графику, – пожимал плечами Джеймс Таггерт на собрании своего правления. – Ну да, вам совершенно незачем сомневаться. Моя дорогая сестрица не человек, а мыслящий двигатель внутреннего сгорания, поэтому можно не удивляться ее успехам. Уловив слушок о том, что несколько балок моста не выдержали нагрузки и переломились, причем погибли трое рабочих, Джеймс Таггерт всполошился и бросился к своему секретарю, велев ему связаться по телефону с Колорадо. Он ожидал звонка, припав к столу секретаря, словно бы рассчитывая найти у него защиту; глаза его наполняла неподдельная паника. И все же рот его кривило подобие улыбки.