Некоторые из них лениво повернули головы на звук мотоциклетного двигателя. Часовой вышел из будки и оперся рукой на полосатый брус, перекрывавший дорогу. – Держись! – крикнул Лунд, сбавляя газ, чтобы раньше времени не пугать врага. Часового, видимо, насторожило, что мотоцикл был без коляски. Хотя и таких в немецкой армии было достаточно. Но приближающийся мотоцикл не сбавлял скорость. Немец поднял предупреждающе руку и сделал шаг в сторону. Пока он еще не видел опасности, возможно, думал, что за рулем пьяный или лихач, любящий быструю езду. Но тут Лунд выкрутил ручку газа, мотоцикл заревел и мгновенно набрал скорость. Часовой едва успел отскочить в сторону, как переднее колесо и руль ударились в брус шлагбаума. Древесина сразу раскололась и разлетелась в разные стороны. Сжав ногами мотоцикл, Коган отвел левую руку в сторону и дал короткую очередь по часовому, вторая рука развернулась в правую сторону, к костру, возле которого толпились солдаты… Еще одна очередь – крики и стоны. Один немец, видимо, раненый, свалился прямо в костер и теперь истошно орал. Коган успел заметить, что, кроме часового, которого он свалил наверняка насмерть, у костра он убил или ранил еще четверых. Лунд сделал несколько ловких движений, мотоцикл вильнул влево, потом вправо и снова влево. Было ясно, что норвежец пытается не дать немцам прицелиться. Двухколесная машина резко накренилась и вошла в поворот. Справа уже замелькали деревья и заснеженные кустарники. Лунд не поехал дальше по дороге, он снова повернул, и теперь мотоцикл летел в гору, объезжая большие камни и глубокий снег. Еще минута – и дорога стала петлять по сосновому лесу. Судя по всему, здесь не ездили много дней. Несколько минут езды по лесу, потом открытое пространство – и дорога пошла вниз. Лунд сбавил скорость и стал лавировать, удерживая машину, когда ее заносило то в одну, то в другую сторону. Не нужно было ничего говорить: немецкую колонну Коган увидел сразу. Два грузовика и две легковых машины. Он даже обрадовался, что на дороге нет немецких мотоциклов. Погони он совсем не хотел. Понимал, что стрелять вперед, когда кого-то догоняешь, проще, чем стрелять назад. Только бы избежать погони. И еще – шальной пули. «Хорошо, что это не стационарный пост, а обычная колонна, остановившаяся на дороге, – подумал Борис. – По рации с поста уже могли передать, что прорвался мотоцикл с партизанами. Хотя откуда у них рация на посту? Может, полевой телефон?» Нет, провода Коган не заметил. А стрельба – это еще не основание поднимать гарнизон «в ружье»! Офицер в фуражке с высокой тульей и меховыми наушниками и два солдата с винтовками вышли на дорогу. Наверное, старший начальник в колонне принял одинокий мотоцикл за связиста или посыльного. Никто даже не стал поднимать оружие, настолько невероятным казалось, что на одиноком мотоцикле может вот так нагло приближаться враг. Коган приготовил две гранаты, выдернул у каждой чеку и повернул оба автомата в сторону немцев. Они поравнялись, один из солдат жестом приказал остановиться. Коган бросил гранату под мотор первого грузовика, потом вторую между машинами и тут же взялся за автоматы. Его очереди били по бортам, по брезенту, косили разбегающихся солдат. Один за другим грохнули два взрыва, раздались крики, по снегу полыхнуло ярким красным отсветом. «Отлично, – подумал Борис, – значит, загорелась машина. А может, и две». Один автомат замолчал. Коган повернул ствол второго назад и, не глядя, опустошил магазин. Лунд снова сделал несколько обманных движений, сбивая прицел возможным преследователям. И действительно, сзади защелкали выстрелы немецких карабинов. Пара пуль прошла довольно близко, пропев в воздухе. Потом мотоцикл нырнул в низинку, сплошь занесенную снегом, едва не забуксовал в наметенном снегу, но выбрался и ушел за лес. Теперь выстрелы не опасны. Там, на дороге, им есть чем заняться. Вряд ли на легковой машине немцы кинутся в погоню. Лунд повернул голову и, оскалившись в улыбке на ледяном ветру, крикнул: – Молодец, Борис! – Понравилось? – засмеялся Коган, меняя на ходу автоматные магазины. – Можем повторить! – К озеру подъедем через лес! Там снега может быть много, так что готовься толкать меня. Надеюсь на немцев не нарваться. Если только они не оцепили озеро плотным кольцом. Лишь бы ваши люди не успели костры развести, а то немцы все поймут. – Еще есть время! Костры будут зажигать в последний момент. Там бензин приготовлен, быстро разгорится, когда самолет будет на подходе. – Ты, главное, гони сразу к командиру, кто за костры и охрану площадки отвечает, – посоветовал Коган. – Если зажгут костры, то ты их не потушишь быстро. Тогда все будет бесполезно! Немцев в городе не было видно. Грузовичок свободно катил по камням городской улицы. Где-то здесь, возле рыбного рынка, группу Шелестова должны ждать. Максим положил руку на локоть водителя и кивнул на сигаретный киоск. Возле него, засунув руки в рукава пальто, в большом платке, покрывавшем голову, стояла Мэрит. Шелестов высунулся, поставив ногу на подножку, девушка кивнула. Она сделал жест рукой, что можно останавливаться. Из кузова почти на ходу спрыгнул Буторин, пряча автомат под полой длинной брезентовой куртки. – Ну что, удалось? – спросил он. Девушка бросила на Виктора теплый взгляд, улыбнулась и снова стала серьезной. В кабине Шелестов расстелил на коленях карту, Мэрит повела пальцем по бумаге и остановилась на полоске соседней улицы. – Вот здесь. Это небольшой отель. До войны в нем останавливались инженеры и начальство из столицы, которые приезжали на завод. Там два этажа и по шесть комнат на каждом этаже. На первом дополнительно еще комната персонала и холл, где сидел портье. Охрана небольшая – человек десять автоматчиков. Двое постоянно дежурят у входа. Задняя стена отеля глухая, без окон. Она граничит с ограждением завода. Один парень из рабочих сказал, что прохода на территорию завода там нет. Завод не действует. – А здесь что – справа и слева? – Слева бывший мебельный салон. Сейчас это пустое и заколоченное здание. А справа жилой дом, но он пустует после пожара в прошлом году. Там только стены остались и территория запущенная, захламленная. Когда пожар тушили, половину крыши стащили на землю. Так и лежит все. – Улица там освещена? – Да, напротив гостиницы три фонаря. Сгоревший дом совсем не освещен. Еще несколько фонарей ближе к морю. И перекресток освещен. В окнах домов света мало. Люди почти не пользуются электричеством. У многих проводка повреждена. Только свечи или керосиновые лампы. – Нам надо точно знать, здесь они держат Кнудсена или нет, – сказал Буторин. – Второй попытки атаковать здание гестапо у нас не будет. – Мы наблюдаем за домом несколько часов, – ответила девушка. – Шторы плотно задернуты, но видно, что в одной комнате на втором этаже и в двух комнатах на первом этаже есть движение. Слева от двери окно – видимо, комната охраны, там отдыхают солдаты, которые не несут караульную службу. Но сейчас в доме меньше всего людей. Час назад куда-то уехали пятеро на двух машинах. Высокий рыжий офицер, двое солдат и двое в штатском. Наверное, переодетые немцы. – Напасть сейчас – и у нас есть шанс, – с сомнением сказал Сосновский. – А еще есть шанс, что немцы неожиданно вернутся, и мы окажемся между двух огней. Черт, и времени нет совсем. Если начнется стрельба еще и на озере, то немцы поднимут на ноги все свои силы в этом районе. – Значит, так, – Шелестов повернул голову к своим товарищам, – ты, Виктор, берешь двоих норвежцев и пробираешься в сгоревший дом, осматриваешься, прикидываешь возможность атаки справа через окна первого этажа. Там нет решеток. Михаил, возьми с собой партизана и притаись в бывшем мебельном салоне. Твоя задача – прикрывать нас и оказать помощь, если нас зажмут немцы, если мы не сможем уйти. Особенно если будем выводить Кнудсена. Я на машине подъезжаю прямо ко входу, это будет сигналом к подготовке атаки. Я убираю часовых у входа, и вы начинаете действовать. Прорываемся в дом с двух сторон. Я прочесываю первый этаж, убираю охрану. Ты, Виктор, берешь на себя второй этаж. – А я? – строгим решительным голосом потребовала Мэрит. – Ты будешь нас ждать на перекрестке и подашь сигнал опасности, если покажутся немцы, – улыбнулся Буторин. – Я умею стрелять не хуже вас, – нахмурилась девушка. Я участвовала в десятках операций, я стреляла и убивала нацистов. Я буду мстить за своего брата и за своих товарищей, я смогу. Не смотрите, что я женщина. Я не слабая! – Ну, тут трудно не согласиться, – пожал Буторин плечами. – Кое в чем я сам убедился. – Я беру на себя подвал, – предложила Мэрит. – А еще с охраной у входа начинать разговор лучше мне. Женщина не вызовет такого подозрения, как мужчины. Это поможет выиграть пару секунд, в таком деле это очень много. – Ладно. – Шелестов поморщился, но согласился. Не признать правоты этой храброй девушки было нельзя. В его положении сейчас каждый человек на счету. – Все по местам. Час на то, чтобы занять места и осмотреться. Через час я выезжаю и двигаюсь ко входу в отель. Максим остался в машине с водителем-норвежцем и с Мэрит. По предложению девушки, она села за руль грузовика. Норвежец забрался в кузов и пригнулся, держа наготове оружие. Сам Шелестов решил сесть на подножку снаружи, со стороны пассажирской двери. За высоким передним крылом машины, да еще при плохом освещении его будет не видно. Это даст возможность атаковать незамедлительно, как только Мэрит выйдет из машины и отвлечет двух охранников у входа. Поглядывая на часы, Шелестов размышлял о том, что сейчас придется идти на большой риск. Не факт, что Кнудсен в этом здании, не факт, что он знает, где найти Венге, не факт, что он захочет помогать нам, несмотря на то что нам, может быть, удастся вытащить его из гестапо. Сплошные условности, сплошные «не факт». Платов нам головы поотрывает за такие решения. Но с другой стороны, все оправдано усложнением ситуации. Немцы явно внедрили своих агентов и уже многое знают о норвежском Сопротивлении. Под угрозой срыва десантирование подготовленных взрывников, под угрозой операция по взрыву цеха по производству тяжелой воды. Совершенно очевидно, что Венге, как бы хорошо он ни прятался, может через это частое сито не проскочить. И на него гестапо тоже выйдет. Или уже вышло, если он хоть как-то связан с Виттаром Кнудсеном. «Все, – остановил себя Шелестов. – Решение обоснованно и принято. Теперь никаких посторонних мыслей, кроме относящихся к предстоящему делу». Неплохо бы и Мэрит при себе иметь оружие, когда он выйдет отвлекать часовых. Максим перевел взгляд на девушку и увидел, что та засовывает за пояс куртки концы большого платка, наброшенного на плечи. А под платок прячет пистолет. «Молодец, соображает, – одобрил Шелестов и снова посмотрел на часы. – Еще пятнадцать минут. Черт, как же надоела эта полярная ночь. Время – одиннадцать часов дня, а темень – хоть глаз коли. Хорошо еще, что со снегом немного светлее. Среди бела дня нападать на немцев все же опаснее, чем в темноте». На улицах было практически безлюдно. Прошел старик с большой сумкой, две женщины торопливо пробежали по улице и свернули за угол. Проехала конная повозка, за ней легковая машина и снова три человека, кативших большую тачку, нагруженную хворостом. Еще одна машина, теперь грузовая. «Все, пора!» – Мэрит, заводи мотор, – сказал Максим и посмотрел на девушку. – Запомни, подъехала и остановилась не возле тротуара, а точно посреди улицы. И чтобы твоя дверь в кабине была точно перед охранниками. Иначе они увидят меня, или мне придется обегать машину, чтобы попасть к двери. Потом выходишь и улыбаешься, машешь им рукой и громко спрашиваешь. Поняла? – А потом? – спокойно осведомилась девушка. – Потом мы стреляем в охранников и бежим к дому. Если что-то не получится или кто-то из нас промахнется, стреляешь ты. Запомни, мы первыми врываемся в дом, ты за нами, ищешь подвал, если он есть. Мы работаем на первом этаже, Виктор на втором. Все доделываем до конца, что бы ни произошло снаружи. Михаил нас прикрывает. Уходим по обстоятельствам. Все поняла? – Да! – кивнула Мэрит и как-то особенно, хищно улыбнулась. «Ну, держитесь, гады, – мысленно усмехнулся Максим. – Месть женщины – это страшно. Женщина, которая идет мстить, беспощадна и изобретательна!» Ровно заработал мотор грузовика. Навстречу прошли двое мужчин в рабочей одежде. Они даже не посмотрели на машину. Шелестов бросил взгляд в обе стороны вдоль улицы и вышел из кабины. Он уселся на подножку, прижавшись грудью к горбатому высокому крылу автомобиля. Машина тронулась. Вот и перекресток. Дорогу перешла пожилая пара и скрылась в доме. На следующем перекрестке им попались две машины. Больше никого. Улица освещена слабо, большая часть фонарей на столбах не горит. Видны фигуры двух солдат с автоматами на груди перед входом в дом. Мэрит не спешит, держит ровные обороты. Молодец, девочка! Если бы она начала нервничать, Максим не смог бы ей помочь, лежа на крыле движущейся машины. И тут случилось непредвиденное! До цели оставалось всего метров пятьдесят, когда навстречу из-за поворота выскочили с включенными фарами две легковушки и понеслись навстречу грузовику. Шелестов вжался в подножку, чтобы его не было видно. Нельзя останавливаться, нельзя свернуть. Просто некуда свернуть! Машины резко затормозили у здания гестапо. Пальцы затекли на рукояти автомата, Максим чуть ослабил хватку и пошевелил пальцами. «Молодец, девочка. Ты только спокойно проезжай мимо, – мысленно просил он, – не привлеки внимания». Всего несколько метров осталось до дверей гестапо, когда из двух легковых автомашин быстро вышли люди в немецкой форме и гражданской одежде. Из первой машины грубо выволокли человека, руки которого были сцеплены за спиной наручниками. Рыжеволосый немецкий офицер повернулся в сторону приближавшегося грузовика. Охранники у дверей посторонились, люди в штатском взяли арестованного под локти и повели к двери. Двое в форме последовали за ними. Арестованный обернулся в сторону машины, свет уличного фонаря упал на его лицо. Шелестов его узнал – англичанин! Гилберт! Мэрит не оставила ему выбора. Она самостоятельно приняла решение и остановила машину там, где и предполагалось вначале. Шелестов выругался такими словами, которыми в обычной ситуации постеснялся бы говорить в адрес женщины. «Видят или не видят, какая ситуация возле гестапо», – подумал Максим. Девушка остановила машину, выпрыгнула на проезжую часть и что-то весело крикнула по-норвежски немцам. Она стала что-то спрашивать, офицер махнул рукой, чтобы поскорее увели арестованного, охранники насторожились, глядя на незнакомку и пустой грузовик. И тут Мэрит с поразительной быстротой выхватила пистолет. Немецкий офицер был прямо перед ней, он все понял, но выхватить свое оружие не успевал. Злясь на себя, что не предвидел такого развития событий, Шелестов бросился через капот грузовика, когда прозвучали два пистолетных выстрела и короткая автоматная очередь, потом еще очередь и снова два выстрела. Он боялся увидеть страшную картину полного провала, но увидел другое. Рыжий офицер лежал на боку, нелепо вытянув в сторону руку с пистолетом. У двери, откинувшись на стену, лежал охранник, второй метнулся за машину, но был сражен автоматной очередью. Англичанин ударил своего конвоира локтем и отпрыгнул в сторону. Максим не стал ждать и дважды выстрелил в немцев, одетых в гражданское. В одного он попал, второй бросился к двери. Охранник с автоматом увидел нового противника, но немец не успел повернуться в сторону Шелестова. Тот ударом ноги отбил в сторону ствол его автомата и выстрелил немцу в голову. Хлопнула дверь, за которой скрылся последний немец. Упав рядом с англичанином на тротуар, Шелестов прикрыл его своим телом и осмотрелся. Несколько трупов перед дверями, водитель-норвежец свесился с борта грузовика. Убит! Мэрит жива и невредима, держит пистолет двумя руками, прижавшись к машине и выжидающе смотрит на русского. – Вы как, целы? – спросил Шелестов Гилберта. – Все хорошо, – проворчал англичанин по-русски. – Чудом не задело. – Попробуйте достать из кармана убитого офицера ключ от наручников, – посоветовал Шелестов. – А мы пойдем внутрь. – Какого черта? – возразил было бывший пленник, но сдержался. Шелестов и сам сомневался, что вдвоем с Мэрит они способны ворваться в здание, в котором полно охраны. Их сейчас прямо перед домом изрешетят автоматными очередями. Или бежать, или врываться внутрь. И тут в здании началась отчаянная стрельба. «Это Буторин, – понял Максим. – Молодец, Виктор, дал нам секунду передышки». Подхватив с тротуара автомат убитого немца, Шелестов скомандовал девушке: