– За мной! Дверь была распахнута настежь. Максим, сунувшись в нее, мгновенно присел на корточки, чтобы не попасть под прицельный огонь, потом резко бросился вправо. Перевернувшись через голову, он успел отметить, что слева в коридоре никого нет и дверь в комнату открыта. Снова бросок, и тут же автоматная очередь прошила деревянный пол в том месте, где он только что стоял. Выстрелив дважды из пистолета, Максим вскочил на ноги и, воспользовавшись тем, что немец укрылся за стеной, бросился вперед. Под ноги подвернулся стул, Шелестов отбросил его от себя с сильным грохотом. Уловка сработала, немец высунулся и выстрелил короткой очередью в сторону, откуда раздался шум, Шелестов тут же влепил ему пулю в висок с расстояния пяти метров и обернулся. В дверь вкатилась и тут же встала на ноги Мэрит. Он показал ей вправо, а сам проверил комнату охраны. Никого! Справа ударили еще несколько очередей, потом все стихло. – Эй! – крикнул Шелестов в конец коридора. – Кто там? – Свои! – послышался голос Буторина. – Здесь все! Шелестов посмотрел в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Там могли быть немцы. Он показал рукой девушке в сторону другой лестницы, ведущей в подвал, а сам стал медленно подниматься. Наверху никого не оказалось. Проверив две комнаты, включая в каждой свет, он дошел до середины, прежде чем с другой стороны его позвал Буторин. – Это ты, командир? – Я! У тебя как? – Порядок, на втором этаже никого. И тут снизу в подвале ударили два выстрела. Потом, без паузы, один второй, третий и снова два выстрела подряд. Крикнув Буторину, чтобы закончили на втором этаже, Шелестов бросился вниз. С улицы опасности он не ждал, там их прикроет Сосновский с норвежцами. Но девушка… подвал. Он спустился до половины лестницы и позвал в темноту: – Мэрит! Неожиданно внизу включился свет, упал какой-то стул, и раздался женский голос: – Это я! Спускайтесь, теперь можно! Инженер здесь, только он ранен. Шелестов бросился вниз, не веря такой удаче. Лишь бы девушка не ошиблась, лишь бы ранение было не опасным. Он увидел, как Мэрит обыскивает убитого немца. У противоположной стены за перевернутым столом лежал еще один человек в гражданских брюках и коричневых ботинках. Он тоже не подавал признаков жизни. В комнате с решеткой вместо двери стоял во весь рост молодой мужчина. Правой рукой он зажимал рану на руке чуть выше локтя. Между пальцами сочилась кровь. – Вы Виттар Кнудсен? – спросил Шелестов. Норвежец согласно кивнул. – Это он, – подсказала девушка, извлекая из кармана немца связку ключей. – Андресен, предатель, стрелял в него, не хотел, чтобы тот выдал нам тайну его предательства. Шелестов бросился в угол комнаты, перевернул на спину убитого и узнал Нута Андресена. Норвежец лежал с открытыми глазами, все еще сжимая в руке пистолет. Пуля угодила ему в лоб, точно между глаз. Мэрит уже открывала замок на двери. Нагнувшись, она приподняла юбку и оторвала широкую полосу от нижней рубашки. Инженер со стоном, сжимая зубы, стягивал с руки рукав куртки. Он что-то резко говорил по-норвежски и смотрел на убитого. – Он говорит, что доверял человеку, а тот предал и его, и страну, и товарищей, – перевела девушка. – Это хорошо, что я успела. Еще секунда, и Андресен бы убил его. Сверху послышались торопливые шаги. В проеме появилась голова Буторина. Он быстро осмотрелся, оценил ситуацию и коротко спросил: – Он? – Да, нам повезло, – поднимаясь на ноги, ответил Шелестов. – Что там, на улице? – Шум моторов на дороге с запада. И фары нескольких машин. Надо срочно уходить. Забрав грузовик и одну из легковых машин гестапо, в баке которой было больше бензина, партизаны двинулись на восток. Кроме погибшего водителя, еще двое партизан были легко ранены, их предстояло срочно доставить на базу. Шелестов сидел на переднем сиденье легковой машины. Сзади Мэрит переводила их разговор с Кнудсеном. Инженер держался хорошо, хотя рана его заметно беспокоила. Пуля прошла навылет, девушка умело перевязала его, остановив кровь, но врач был все равно нужен. – Вы знаете, что мы специально прибыли из Советского Союза, чтобы встретиться с Клаусом Венге? – спросил Шелестов. – Нет, не знал этого. А зачем он вам? – Послушайте, Виттар. – Шелестов повернулся к норвежцам. – Нам хорошо известно, что вы давно дружите с ученым, встречались с ним еще до войны, он бывал здесь у вас, в Норвегии. Из Германии, когда его хотели арестовать и заставить работать на гитлеровцев, он бежал именно сюда. И вы, как хороший друг, помогли ему. – Вы спасли мне жизнь, вы сражались с нацистами вместе с норвежцами. И не только сегодня. Я верю вам, но поймите и вы меня: это не моя тайна. Захочет ли Венге с вами встречаться? – А что я вам должен объяснять? – резко бросил Шелестов. – Вас выследили и арестовали. Во время ареста погибли ваши товарищи. Сегодня еще и Джорджа Гилберта арестовали. Гестаповцы вышли на ваш след. Под угрозой почти все ваши планы и готовящиеся операции. Вы хоть понимаете, что происходит? Сегодня мы успели вмешаться и помочь вам, а что будет завтра? Они вышли на ваш след и наверняка на след Венге. Его надо спасать. Выбора у Клауса нет. Его или заставят работать на нацистов, или сгноят в лагере. Третьего не дано. Мы должны спасти для мира его голову, он замечательный ученый, талантливый физик. Он должен жить и приносить пользу цивилизованному миру. Вот вам мой ответ, Виттар. Надеюсь, он убедительный. – Вы правы, – помолчав, ответил норвежец. – Я отвезу вас к Венге, но сначала надо предупредить «Ласточку». На базе должны знать, что происходит. Операция вот-вот сорвется. – Как Клаус сбежал с завода? Ведь завод находится на скале, он хорошо охраняется. – Никто не знает, – рассмеялся Кнудсен. – Никто до сих пор не понял, даже нацисты. Он спустился оттуда по кабельному каналу. – Кабельный канал? Что это? – удивился Шелестов. – Завод – это энергоемкое производство. У него даже своя гидроэлектростанция есть. Кабели под землей здесь не протянешь. Сплошные скалы. И по воздуху нельзя, потому что надо укреплять опоры на скалах. При строительстве завода и электростанции проложили кирпичные и бетонные каналы, в которых провели электрические кабели. Они довольно просторные. Это специально сделано для удобства эксплуатации и для возможной замены или прокладки дополнительных кабелей. Там почти свободно проползет человек. Клаус прополз. – Вы сможете нарисовать схему? – Конечно. Главное, не пропустить поворот, кабели ведь расходятся и сходятся. Вам ведь нужно попасть в цех по производству дейтерия. Альвисс Баккен слушал, поглаживая свою седую бороду. Выдержка у старого моряка была просто феноменальной. А вот Улаф Хольмен не находил себе места. Он метался по комнате как дикой зверь и только что не пинал ногами стулья и не молотил руками в стены. – Теперь вы понимаете, как глубоко гестапо запустило свои лапы в норвежское подполье? – закончил Шелестов. – По крайней мере, гестапо знает о большинстве наших явок, конспиративных квартир и о структуре подполья в целом, – заговорил англичанин. – То, что они схватили меня, не так важно. Да, гестапо прекрасно осведомлено о той помощи, которую оказывает движению Сопротивления Великобритания. Они хотели прервать связь нашей разведки и вашего подполья. Это не новость. А вот то, что они взяли Кнудсена, подтверждает выводы нашего русского друга. Немцы знают о предстоящей высадке парашютистов на озеро Скрукен, они знают о нашем плане взрыва цеха на заводе в Веморке. Это полный провал. Сейчас необходимо сохранить те силы, что у нас остались. – Сохранить? – бешено выкатив глаза, крикнул Хольмен. – А что будет с нашей группой, которая сейчас находится на озере и готовится зажечь костры для самолета с десантниками? – Спокойно, товарищи! – поднял руку Шелестов. – Не все так плохо. Одновременно с нами, когда мы отправились выручать Кнудсена и господина Гилберта, на озеро отправились наши друзья. Хевард Лунд с несколькими бойцами и один из моих товарищей уже на озере. Они предупредят вашу группу о возможной засаде немцев, о том, что нельзя зажигать костры по старой схеме. Они зажгут костры в другом месте и примут парашютистов. А ваши ребята прикроют высадку и задержат гестаповцев. – Когда вы это все успели организовать? – удивился невозмутимый Баккен. – Просто мы оказались в самой гуще событий, и нам пришлось принимать решение, – развел руками Шелестов. – Мы пришли вам на помощь и надеемся, что наше участие в боях с немцами убедило вас, что мы хорошие бойцы и честные люди, ненавидящие фашизм. А еще, что нам можно доверять, можно слушать наши советы. Я предлагаю… Норвежцы зашумели. Максим не понимал, что говорили и выкрикивали партизаны, но он не видел на их лицах страха, раздражения или настороженности. Если они с одобрением отнесутся к его предложению, то ситуацию еще можно спасти. И Максим повысил голос, чтобы привлечь к себе внимание: – Товарищи! Немцы готовятся вам помешать, они знают, что вы только собираетесь заняться взрывом в Веморке. Но они и не предполагают даже, что вы можете сделать это сегодня. Я пойду с вами, я проведу вас на завод, и мы вместе взорвем этот проклятый цех! – Как мы пройдем туда, когда там сильная охрана? – зашумели норвежцы. – Немцы нас ждут. Да мы не пробьемся дальше ворот первого яруса! – Есть возможность все сделать без боя, – уверенно заявил Шелестов и вытащил из кармана несколько листов бумаги. Теперь интерес появился даже в глазах англичанина. Все склонились над столом, где Шелестов объяснял рисунки Кнудсена. Он рассказал, что именно этим путем бежал с завода немецкий ученый, которого фашисты пытались принудить сотрудничать с ними. – Поверьте мне, поверьте Виттару Кнудсену. Ведь он инженер, он знает этот завод не первый год. Он и нарисовал эти схемы. Мне нужно три человека. – Шелестов решительно поднялся на ноги и осмотрелся по сторонам. Норвежцы притихли. – Кто из вас хорошо знает взрывное дело, у кого есть хоть небольшой опыт обращения со взрывчаткой? Двое молодых парней вышли вперед. Один оказался строителем и несколько раз участвовал в подрывных работах, когда пробивали русло для сброса воды. Второй был геологом и тоже участвовал в подготовке шурфов, где использовалась взрывчатка. Еще одного мужчину Максим выбрал себе в помощники. Это был опытный боец, хорошо умевший стрелять, сильный и ловкий. Его задача вместе с Максимом была прикрыть подрывников, когда они будут закладывать взрывчатку. Остальные партизаны должны будут занять круговую оборону в том месте, где выходит наружу кабельный канал. Они будут прикрывать работу основной группы. – Максим, – Мэрит подошла к Шелестову, – Максим, зачем вам все это? Вы узнали, где Венге, вы могли поехать и забрать его. И вернуться к себе на Родину. Зачем вам это? – Понимаешь, Маша, – Шелестов улыбнулся, хотя на душе у него скребли кошки. – Можно я так тебя буду называть? – Можно. – Взгляд девушки потеплел. – Так меня называет Виктор. – Понимаешь, Маша. – Шелестов положил ей руку на плечо. – Если ты солдат, то не важно, где ты сражаешься с врагом. Куда меня Родина послала, там я с ним и сражаюсь. Ведь убитый в Норвегии враг никогда не ступит на советскую землю. Победа куется всюду, и даже в тылу, когда женщины и подростки стоят у станков, заменив отцов и старших братьев, ушедших на фронт. Вся Европа страдает от гитлеровского нашествия, и какая разница, где мы с ним воюем. Родину можно защищать и находясь вдали от нее. А тем более что вы наши друзья! Сосновский предложил в последний раз воспользоваться трофейным «Мерседесом», который они угнали от здания гестапо. Обойти немецкие гарнизоны и патрули не составит труда, а завтра машину можно будет бросить в горах, и пусть немцы ее ищут. Буторин согласился, тем более что Виттар Кнудсен хоть и ранен легко, но долгого перехода пешком не выдержит. – Клаус после своего побега с завода жил первое время у моего школьного учителя, – рассказал Кнудсен. – Старик ненавидит войну и насилие. Он считает, что мир переделать можно только усилием воли, интеллекта, но никак не принуждением. Это касается и управления людьми, и построения справедливого общества. Типичный утопист! Я давно хотел забрать Клауса оттуда и перевезти в более безопасное место, теперь придется сделать это с вами. – А почему ты говоришь, что у твоего учителя стало опасно? – удивился Буторин. – Немцы дважды приходили к нему. Думаю, кто-то сказал им, что в доме прячется человек. Но Клаус жил не у учителя, а в подвале соседнего брошенного старинного дома. Это пивной подвал, он давно разграблен и заброшен. В сотне метров от дома Буторин велел норвежцу-водителю остановить машину. Вокруг было удивительно тихо. Заснеженные ели, искрились под луной сугробы. Не верилось, что где-то идет война, гибнут люди, рушится привычный мир. И этот ужас войны сможет прийти сюда, и этот снег обагрится кровью невинных мирных людей. Буторин кивнул водителю, тот развернул машину и погнал ее в обратную сторону. Они договорились, что километрах в пятидесяти от этого места норвежец сбросит машину со скалы. Там ее скоро заметет снегом, и немцы ее вообще никогда не найдут. Главное, чтобы след не привел сюда, к старому учителю. Старик стоял возле дома, накинув на плечи старое пальто. Его длинные седые волосы спадали на плечи. Сгорбленный, он смотрел на гостей, чуть наклонив голову, но взгляд его был открытым, даже гордым и вызывающим. Глаза этого человека не были старческими и мутными, в них горела жизнь. Он стоял и ждал людей, которые медленно приближались к его дому с оружием. Люди шли осторожно, озираясь и прислушиваясь. И только когда трое незнакомцев приблизились и учитель узнал Виттара Кнудсена, голова его опустилась на грудь. Стало ясно, в каком напряжении находился этот человек и какое облегчение испытал он сейчас. – Здравствуй, мой мальчик, – тихо произнес учитель и обнял Кнудсена. – Я не ждал тебя сегодня и очень беспокоился. Кто твои друзья, с которыми ты пришел ко мне? – Познакомьтесь, учитель. – Виттар обернулся и подозвал своих спутников. – Это русские – Виктор и Михаил. – Ну что же, если это твои друзья, тогда они желанные гости в моем доме. – А что вам не спится? – улыбнулся Сосновский. – В вашем возрасте надо много отдыхать. – Старики всегда плохо спят, – усмехнулся учитель. – Им слишком много приходится носить на душе. Трапеза была скудной, да и больше сейчас хотелось не есть, а спать. Просто упасть, где стоишь, и уснуть. Понимая, что Кнудсена и его товарищей к нему привели дела, учитель удалился к себе, оставив гостей вместе с немцем, который прятался здесь, в винном погребе.